– Тихо. Я другой. Смотри, – он выписал пируэт. – У меня нет пятен, и я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. На меня снизошла благодать. Есть горстка избранных, которых Бог щадит и которым суждено восстановить род человеческий. Я бард, моя миссия – рассказать о конце и возрождении. И ты будешь моим помощником.
Еда стала заканчиваться, и Патрицио решил её нормировать. Двое, как только темнело, ложились среди плюшевых игрушек в кроватке Пьетро. Патрицио, затаив дыхание, рассказывал ему истории об армиях хомяков, сражающихся с древнеегипетскими богами, или насвистывал ему "Мы – чемпионы" группы Queen.
Однажды утром Пьетро проснулся, Патрицио сидел напротив и смотрел на него. Он сменил рубашку и побрился. Дверь спальни была распахнута настежь.
– С добрым утром, помощник. Как спалось? Сегодня мы возвращаемся в мир. Бард не может вечно сидеть взаперти.
Пьетро побежал к матери. В спальне её не было, в гостиной тоже. Он вышел на лестницу и нашел её там. Она вся вздулась и покрылась мухами. Пьетро прижался к стене и прикрыл глаза руками.
Патрицио взял его на руки.
– Видишь, что происходит с телом, когда его покидает душа? Оно начинает вонять и становится пищей для червей и мух. Не надо плакать. Это не твоя мать. Твоя мать теперь свободна и летит мимо Альфы Центавра.
– А папа? Где папа? – всхлипнул малыш.
– Он тоже улетел. Его атомы слились с атомами матери в мире совершенства.
Аннарита была ещё жива и лежала на двуспальной кровати. Вирус высушил её и превратил в хриплый скелет. Пьетро подошёл к ней и погладил по волосам. Женщина с глазами, покрытыми серой пеленой, открывала и закрывала рот, как рыба.
Патрицио поднес ухо к её губам.
– Она просит нас помочь ей, – он отвёл мальчика в гостиную и усадил на диван. – Больное тело держит душу Аннариты. Мы должны освободить её. Рано или поздно она справится с этим сама, но будет сильно страдать. Нам же не нужно, чтобы она страдала, верно?
Пьетро молчал, склонив голову, потом посмотрел на Патрицио:
– Ты хочешь убить её?
Патрицио сел рядом.
– Ты когда-нибудь смотрел передачи о диких животных, когда их возвращают в дикую природу? Иногда случается, что лесники открывают клетки, но звери не выходят, и лесникам приходится выталкивать их палками. Знаешь, почему звери не выходят? Потому что они боятся свободы. То же самое и с душой, – Патрицио пошевелил короткими пальцами, словно перед ним была клавиатура. – Душа, та таинственная сущность, та частица Бога, которая заставляет плоть тёти жить, боится покинуть тело. Но если ей помочь, тётя испытает бесконечную радость. Мы будем как лесники. Понятно? Мы освободим её.
Мальчик кивнул.
Патрицио огляделся. Солнце разрезало гостиную надвое, и в спёртом воздухе комнаты всё золотилось от пыли.
– Где у вас полиэтиленовые пакеты?
– На кухне, под раковиной.
– Принеси парочку. Без дыр.
Патрицио встал у изголовья кровати над осунувшимся черепом Аннариты, держа в руках продетые один в другой пакеты. Он смотрел на маленького помощника, который, стоя рядом с матрасом, сжимал руку тёти.
– Сейчас я надену их ей на голову. Она будет ёрзать. Ты ляжешь на неё и будешь держать изо всех сил и не отпускать.
Малыш кивнул со всей серьёзностью.
– Когда душа тётушки покинет бренные останки, пройдет сквозь тебя и несколько мгновений будет жить в твоём теле. Ты почувствуешь, как она заползает внутрь, это похоже на ласку. Так она будет прощаться с тобой. Ты готов?
Пьетро забрался на кровать, лёг на умирающую и обнял её.
– Готов.
Аннарита почти не сопротивлялась.
Патрицио, весь вспотевший, вздохнул:
– Ты почувствовал?
– Да.
– И каково это было?
Пьетро поднялся с кровати:
– Приятно.
Аннарита была первой. В течение следующих нескольких дней два освободителя душ позаботились об умирающих на улице Алерамо, а затем обо всех живых. Они выходили рано утром и возвращались в сумерки. Они шли по порядку нумерации домов. Часто приходилось взламывать двери, лазить по фасадам зданий. Больные запирались изнутри, опасаясь ограблений. Многие боролись на грани жизни и смерти. Некоторые взрослые, которые ещё стояли на ногах, приводили их к умирающим родственникам. "Феррари 458" нотариуса Ботты, на которой ездил Патрицио, нарушая тишину городка, часто преследовали банды сирот.
Приспособа в виде двойного пакета работала безотказно, но проблема заключалась в том, что иногда освобождаемые, как они их называли, ёрзали в конвульсиях и сбрасывали Пьетро. Пришлось им усовершенствовать методы обездвижения – они привязывали больных к кровати эластичными жгутами, а потом мальчик ложился сверху.
Однажды Патрицио решил расширить их деятельность на дома вблизи Виты. Они припарковали "Феррари" перед баром и вышли, вооружённые мешками и жгутами. Два ряда двухэтажных домов выходили на прямую улицу. Ряд построек прерывался огороженными садами, в которых росли пальмы и лимоны. Стая бродячих собак, едва увидев их, исчезла среди домов.
– Этих падальщиков надо убивать. Они входят в дома и едят мёртвых, – Патрицио вернулся в "Феррари", взял дробовик и зарядил его. – Рано или поздно я научу тебя им пользоваться.
В квартирах вирус убил всех, там были только трупы. Патрицио растерянно развалился на диване:
– Скоро наша миссия будет выполнена.
– И что мы будем делать? – спросил его Пьетро, поигрывая остановившимися стрелками больших маятниковых часов.
– Поедем в Палермо, потом в Париж.
Патрицио повернулся и потянулся, чтобы взять с журнального столика коробку конфет. Футболка задралась, а брюки слезли с задницы, обнажив красное пятно. Хорошо, что Пьетро успел опереться о часы, иначе бы он упал. Он недоумевал: знает ли Патрицио, что у него пятна? Тот всегда говорил, что у него иммунитет, что он никогда не заболеет.
– Хочешь? – великан протянул ему коробочку, сам съев три конфеты.
Пьетро помотал головой.
– Что с тобой? Ты никогда не отказывался от сладкого.
С испачканными шоколадом зубами Патрицио развернул конфету с нугой.
Малыш закусил губу, сглотнул и, едва дыша, прошептал:
– У тебя пятна.
Патрицио, казалось, не слышал, а может, и не понимал.
– У тебя пятна, – повторил Пьетро, заикаясь.
Его глаза наполнились слезами.
Патрицио резко вскочил, схватил его за футболку и поднял в воздух, как тряпичную куклу.
– Повтори! – рот, слишком маленький для этого круглого лица, дрожал, а остроумные глазки прятались между тёмными кругами и взъерошенными бровями. – Ну-ка повтори! – он поднял кулак. Он впервые поднял руку на ребёнка. – Где?
– На спине, – Пьетро закрыл глаза.
Патрицио отпустил его и подошёл к большому туалетному столику в рамке из красного дерева, снял футболку, долго смотрел на себя, дыша носом, потом даже спустил штаны. Его белая и волосатая задница тоже покрылась красными пятнами.
Мальчик забился в угол гостиной. Патрицио долго смотрел на него, потом указал на дверь:
– Уходи.
– Куда?
– Давай, уходи.
Пьетро разрыдался и не пошевелился.
– Ты должен уйти. Сейчас же! – рявкнул здоровяк. Он взял со стола стеклянную лампу и разбил её о землю.
Пьетро скользнул спиной по стене и обнял колени руками.
– Я никуда не пойду, – сказал он.
Патрицио сел на диван, взял ружьё, сунул ствол в рот, поднес большой палец к спусковому крючку и посмотрел на мальчика.
Пьетро закрыл глаза коленями, а уши руками. Он попытался представить себе что-нибудь прекрасное: как отец катает его на мотоцикле. Иногда они останавливались рядом с плоской лагуной, похожей на доску, из которой появлялись соляные холмы. Вдали виднелись розовые птицы с изогнутыми шеями, клювами, похожими на банан, и тонкими ногами, похожими на бильярдные кии.
– Всё, вставай, – мощная, как клещи, рука подняла его на ноги.
– Куда мы едем?
– Я отвезу тебя домой.
Помощник последовал за учителем, который шёл на широких ногах с ружьём на плече.
В машине они не сказали друг другу ни слова. Патрицио ехал быстро, а Пьетро закрывал глаза на каждом повороте. Они подъехали к дому на улице Алерамо и рывком остановились.
Мужчина распахнул дверцу:
– Выходи.
– А ты?
– Выходи.
– Можно поехать с тобой?
– Я сказал, выходи.
"Феррари" взревела, распугав всех ворон.
Патрицио больше не возвращался.
Пьетро прибился к другим детям. Все они жили в школе. Их было около 30 мальчиков и девочек от 5 до 13 лет. Они играли в мяч на площадке, спали на больших матрасах в спортзале и рыскали по домам в поисках еды.
Однажды Пьетро и двое других решили отправиться в дискаунтер на шоссе, где, как оказалось, ещё осталась Кока-Кола. Это был бетонный ящик в центре пустынного асфальтового двора.
– Глянь туда, – один из детей ткнул пальцем.
"Феррари" врезался носом в ряд мусорных баков и стоял с распахнутой дверью.
– Идите, я вас догоню, – сказал Пьетро.
Патрицио сидел в машине на водительском сиденье, среди пустых пивных банок и отвратительной вони экскрементов. Его руки покрылись пятнами и синяками, а живот обвис, как спущенный воздушный шар. Двойной подбородок, который всегда был надутым, теперь висел жирным и желтоватым на опухшей шее. Глаза, тусклые, как два засахаренных каштана, смотрели на лобовое стекло с размазанной засохшей рвотой. Из широко раскрытого рта вырывались хрипы.
Мальчик удивился, что Патрицио ещё жив. Он тронул мужчину за плечо:
– Патрицио. Патрицио, ты меня слышишь? Это я, Пьетро.
Тот закрыл глаза, но на лишённой выражения маске ничего не изменилось:
– Как дела, помощник?
– Я в порядке… – Пьетро сглотнул слюну. – Ну... а ты?
Что-то похожее на улыбку прорезало тонкие губы, измученные порезами и корочками.
– У тебя есть два пакета?
12.
Анна и Астор 4 дня шли из Чефалу.
Перед уходом они вытащили труп Пьетро на дорогу веревками, погрузили его в тележку из супермаркета и покатили на пляж. Там они вырыли в песке яму, закопали труп и накрыли лодкой.