– Маша, ты что, ночь не спала?
Девушка пояснила, заматываясь большим платком:
– Я все вернула как было. Старалась осторожно, ничего не обрезала лишнего. Прощайте, барыня, и помоги вам Господь.
– Ты куда это? – только теперь сообразила Любовь Федоровна.
– До весны у сестры поработаю, им младшая горничная нужна, а там и Степан мой вернется. Мне у вас хорошо было, да только вот барышню рассердила слишком. Прощенья прошу…
– Маша, не уходи. Нюрочка просто расстроилась сильно и устала вчера, потому на тебя накричала. Ты прости ее.
– Я не в обиде, барыня, да только и кричать на себя не позволю. Прощайте.
Уговорить остаться не удалось, и даже денег не взяла за последний месяц, объясняя, что из-за нее теперь придется заново ленты к обуви покупать, значит, расход нести.
После ее ухода Любовь Федоровна присела к столу и принялась подшивать носки пуант уже как нужно. Чего проще – позавчера показать Маше, как правильно делать, все были бы довольны.
Аня отсутствию Маши не удивилась, на объяснение, что та все распорола и ушла, пожала плечами:
– Никто не заставлял ее вмешиваться. Каждому свое, мамочка, – мне танцевать, а Маше вон полы мести.
Маша не вернулась, осадок остался нехороший, а горничную долго найти не могли, хорошую прислугу вообще трудно найти.
Может, этот случай подтолкнул, может, что другое, но Аня вдруг решила переехать в другую квартиру.
Любовь Федоровна только руками всплеснула:
– Далеко-то как! К чему тебе?
Аня посмотрела на мать непонимающим взглядом.
– Это ближе к театру и потом…
Остальное Любовь Федоровна поняла без слов – Аня решилась жить с Дандре. Она давно ждала этого и была готова к такому решению дочери, но все равно едва сдержала слезы. Переезд Ани к барону означал, что в ее жизни для матери совсем не останется места. В роскошной квартире на Итальянской Любовь Федоровна могла сойти разве что за прислугу…
Но все оказалось не так.
Аня действительно решила переехать, но не на Итальянскую, а в большую квартиру на углу Английского и Офицерской.
За пару дней до того Виктор вдруг объявил ей:
– Аннушка, у меня есть для тебя подарок.
Хотелось сказать, что лучшим подарком было бы простое предложение выйти замуж, но что она могла?
Улыбнулась чуть лукаво:
– Готова принять… И отдарить в ответ.
– Ловлю на слове. Поехали.
Как романтично…
Когда стало ясно, что едут на Английский проспект, у Павловой мелькнула мысль, что Виктор везет ее к Кшесинской. Неужели что-то устраивает в своем доме? Или Дандре решил послужить примирителем? Павлова с Кшесинской больше не дружили, напротив, находились в разных лагерях Мариинки, возобновлять с ней приятельские отношения не хотелось совсем.
Но Виктор приказал остановиться на углу Английского проспекта и Офицерской. Показал на угловой дом:
– Нравится?
– Да, очень.
– Там есть одна замечательная квартира.
Дом как дом, но если это выбор Виктора, то для нее и флигелек на Обводном раем показался бы.
Дандре предложил выйти и повел к парадной.
Анна едва дышала, словно боясь спугнуть свое счастье. Виктор снял новую квартиру! Это означало… Ой, нет, лучше не думать о том, что это может означать, не думать, пока не увидит на своем пальце кольцо.
Квартира была огромной, хоть танцуй. Для этого и снял, намереваясь дать возможность репетировать прямо дома. Особенно потряс большой репетиционный зал, выкрашенный светлой краской, почти белый, с зеркалами, в которых отражалось неяркое питерское солнце. Во всю стену палка – для экзерсиса. И места для рояля достаточно, даже если посередине исполнять па-де-труа.
– Подходит?
Она задохнулась от восторга, только кивнула, но тут же с визгом бросилась ему на шею:
– Виктор!
После продолжительного поцелуя Дандре словно невзначай бросил:
– Остальное обставишь по своему усмотрению. Денег не жалей, все оплачу.
Анна бегала по просторным комнатам, попискивая от восторга.
– Сюда будет нужна прислуга. Горничная и кухарка. Остальных можно нанимать приходящих.
Павлова чуть смутилась, почему-то показалось, что под приходящими Виктор имел в виду няню для возможного ребенка. Он смущения не заметил, вернее, отнес к известной щепетильности Анны. Павлова терпеть не могла быть кому-то должной, зато свои средства и костюмы легко раздавала без возврата.
Повторил:
– Аннушка, я все оплачу. Займешься обустройством?
– А ты? – наконец опомнилась Анна.
– Я уезжаю по делам, вернусь через две недели, тогда и отпразднуем новоселье. Договорились?
– О да! Ты удивишься, как уютно здесь будет.
Дандре уехал, а Павлова занялась обустройством квартиры.
Любовь Федоровна понимала, что рано или поздно это произойдет – не Дандре, так кто-то другой предложит Анне хорошее жилье, у всех балерин есть уютное гнездышко, Анна давно в нем нуждалась. Но мать не любила Дандре, хотя тот никакого повода не давал. Наверное, любая мать, посвятившая жизнь своему дитяти, ревнует его к чужим, а уж мама девушки тем паче.
Сердце Любови Федоровны подсказывало, что не все так просто с Виктором Дандре. Анна мечтала, что барон сделает ей предложение, ведь она уже стала балериной Мариинского театра. Это была наивная мечта, и Любовь Федоровна, как могла, внушала дочери, что бароны не женятся на балеринах, даже самых талантливых. Дочь в ответ напоминала о судьбе Параши Жемчуговой, мол, если случилось один раз, может и повториться.
– Нюра, даже твоя Кшесинская не сумела женить на себе кого-то из князей.
– Она не моя. К тому же Матильда Феликсовна такой задачи не ставила, кажется, ей уютней жить так – пользуясь покровительством сразу нескольких.
Мать только вздыхала, стараясь не задумываться над тем, что скрывалось под словом «покровительство». Снятая Дандре квартира могла означать и хорошее, и плохое. Плохо, если Анна станет простой содержанкой, не сумев избежать всеобщей участи балерин. Хорошо, если Дандре задумал квартиру как их общее жилье с видом на будущее.
Размышляла об этом и Анна.
Обе пришли к выводу, что такая перемена к лучшему, даже если предложение не будет сделано в ближайшее время.
Любовь Федоровна решила, что совместная жизнь скорее подвигнет барона на брак с Нюрой. Не радовала только возможная беременность дочери, хотя балерины позволяли себе такое «упущение», но они рожали и снова выходили на сцену. Хотя Любовь Федоровна уже давно поняла, что Дандре нужна прежде всего Павлова-балерина, следовательно, он не станет торопиться с рождением ребенка, но предполагать одно, а в жизни всегда получается не так, как планируешь.
В конце концов, мать мысленно махнула рукой: что ни делается, все к лучшему. Как будет, так и будет. Лучше щедрый Виктор Дандре, чем необходимость на всем экономить. Не секрет, что на сцену идут не только ради аплодисментов, но и ради покровителей.
Анна тоже пришла к выводу, что мать должна пока жить отдельно, только квартиру нужно сменить, чтобы была поближе. Казалось, что, как только они останутся в квартире вдвоем, Виктор наконец решится на предложение. До самого рассвета Аннушка придумывала, как это произойдет. Она перебрала все балеты, всех принцев и графов сцены, все возможные варианты счастливых финалов и с неприятным удивлением обнаружила, что несчастливых куда больше. Прекрасные возлюбленные в балетах предавали своих любимых, губили их или погибали сами.
Нет, это ее категорически не устраивало! Они с Виктором непременно будут счастливы, просто невозможно быть несчастной с таким любимым. Дандре не просто щедр (мало ли кто делает какие подарки!), он умеет красиво ухаживать, красиво эти самые подарки дарить, даже цветы непременно со смыслом и очаровательной запиской, он твердит о ее таланте и неповторимости, внушает, что она единственная и лучшая во всем…
Виктор любит ее! Конечно, любит. Просто ему нужно сначала решить вопросы с родней, которая против женитьбы на балерине.
Может, он не может решиться потому, что боится ее отказа?
Анна вдруг впервые серьезно задумалась о том, каково Дандре.
– Ой, как же я раньше об этом не подумала?
Виктор Дандре барон из старинного обрусевшего французского рода. Конечно, это не князь и даже не граф, но все равно по сравнению с незаконнорожденной…
Он не мальчишка, чтобы спрашивать разрешения у родителей или просить у них денег на содержание семьи, у Дандре давно свой доход. Но не считаться с семьей и с мнением света он не может. Свет легко простил ему связь с балериной, даже не простил, а позавидовал, это нормально, это не вызывает протеста. Но вот жениться на актрисе, даже если та одна из лучших балерин, – совсем иное.
Кроме того, Анна столько твердила любимому, что балет для нее все, что она не сможет жить без танца, без сцены, без всех этих па, поддержек, что ему, наверное, трудно представить, что Павлову можно вырвать из балетного мира. Может, он боится отказа именно поэтому? Боится, что, предложив замужество, невольно вынужден будет поставить условие уйти со сцены, потому что жена Михаила Фокина может танцевать, дети Мариуса Петипа тоже, а вот баронесса Дандре едва ли. Да, замужество непременно будет означать отказ от сцены.
Анна почувствовала почти тоску. Готова ли она сама отказаться от балета, чтобы стать женой Виктора Дандре? Это еще вопрос. Что дороже – балет или любимый человек?
– Ну почему нельзя выйти замуж за Виктора и остаться в балете?!
Аня поняла, что не готова дать ответ на этот вопрос, любой ответ заставил бы ее потом пожалеть.
И она вдруг почувствовала благодарность к Дандре, пока не сделавшему предложение.
Утром она честно рассказала о своих размышлениях Любови Федоровне. Мать подивилась разумности дочери.
– Нюра, я тоже об этом думала. Поживите вместе, а там поймете. Все равно грешна. Я отмолю твои грехи, дочь, на себя возьму.
Анна меньше всего думала о греховности своего поведения. Близость с покровителями была настолько привычна для балерин, что никому не приходило в голову осуждать. Напротив, осуждали, если кочевряжилась или глупо отвергала более выгодного поклонника. Дандре относился к выгодным, потому осуждать Павлову, переехавшую в роскошную квартиру на углу Английского проспекта и Офицерской улицы, никому не пришло в голову. Даже Михаилу Фокину.