– Вы всё-таки пройдитесь ещё раз по подъезду. Найдите хозяина, поговорите по-человечески, попросите убрать машину. Но если он откажется – закон на его стороне.
Я положила трубку и задумалась. Посмотрела на себя в зеркало, оттянула веки. Может, я действительно впала в острую стадию паранойи? Вон, соседи, по которым я пробежалась, вели себя вполне адекватно. Даже когда я подводила их к окну, тыкала пальцем вниз, махала руками и красочно описывала, что со всеми нами произойдёт, если, не дай Бог…
Они спокойно выслушивали, с интересом выглядывали в окно, пожимали плечами, отводили туманные взоры… Мне кажется, они все как-то странно на меня посматривали. Не исключено, когда за мной закрывалась дверь, в квартире происходил следующий диалог:
– Кто это ненормальная?
– Да жиличка из 53-й. Раньше за ней такое не замечала.
Машину густо припорошило ранним снегом, и она ещё больше приобрела подозрительный диверсионный, замаскированный вид. А самое главное – к ней вели свежие следы! Кто-то подходил, топтался вокруг. Возможно, проверял целостность упаковки, не отсырела ли взрывчатая начинка, не перекрутились ли провода, не заело ли часовой механизм.
– Поздравляю, – сказал муж. – Ты начала сходить с ума.
Когда ложились спать, я замялась и предложила мужу разложить в гостиной большой диван и лечь всем вместе: если что, так уж всем сразу. Муж тяжело вздохнул:
– Да почему ты решила, что именно в нашем городе, в нашем доме?! По теории вероятности…
– В Волгодонске тоже, наверно, рассчитывали на теорию вероятности.
С умалишёнными не стоит спорить: от этого они опасно возбуждаются и способны на непредсказуемые поступки. Легли спать втроём – к неописуемой радости сынишки.
Всю ночь я не сомкнула глаз и последними словами ругала себя, что не ушли спать к родственникам. В половине третьего ночи (утра?) не выдержала. Тихонько встала и ушла в кухню с телефонным аппаратом, таща за собой волочащийся провод. Прикрыла дверь и стала набирать «02».
Конечно, наряд не приедет, но телефонные переговоры записываются. Утром милицейские начальники придут и на летучке прослушают наш диалог. И что-нибудь предпримут… Возможно.
Я пыталась дозвониться в дежурную часть сорок минут! Сорок минут шли короткие гудки. Что бы это могло значить? Я с негодованием отвергла мысль, что дежурный в это время просто снял трубку и от души покемарил. Либо всласть поворковал с возлюбленной. Нет, я как раз наоборот думаю, он исповедал ночного кающегося правонарушителя и внушал заблудшей овце десять заповедей.
Наконец, телефон ответил. Подробно (который раз за сутки) я ввела дежурного в курс дела. Пообещала, что, если не будут приняты меры, завтра позвоню их начальству. А если оно не поможет – то в Москву. И, не дав вставить слова ошарашенному милиционеру, положила трубку.
На следующий день машина бесследно исчезла. То есть с момента моего обнаружения не прошло и суток. Службы сработали почти оперативно: умеют же, когда хотят.
Выяснилось вот что. Нижний, недавно поселившийся жилец по случаю, по дешёвке купил машину. А так как гаража у него не было, он решил уютно поставить её на зимовку под своим окошком. Он не мог предположить, что соседка сверху разовьёт такую бешеную деятельность.
Жилец не был злопамятен. И только при встречах почему-то невпопад называл меня «мадам террористка»(?!)
– Ну чё, мадам террористка? Ещё кого-нибудь разоблачила?
Хорошо, что к тому времени Проханов не издал свой знаменитый роман. А то быть бы мне «госпожой Гексоген».
Я еду в автобусе. На остановке на переднюю площадку вскакивает спортивный юноша. Типичное, яркое выраженное лицо кавказской национальности.
Он явно нервничает: подрагивающими пальцами беспрестанно тычет в кнопки мобильника, прячет в карман, снова вынимает. То и дело окидывает пассажиров раздражённым, диким, сверкающим взором южных очей. Горящих фанатичным, мрачным чёрным огнём.
На нём объёмная курточка-дутыш. Под такой удобно перевозить взрывное устройство. Куртка чёрного цвета, разумеется. Он весь в чёрном.
Вдруг замер и бессмысленно уставился в окно, бормоча что-то на своём языке под нос. Молится, возможно, своему Аллаху. Снова вынул мобильник и напряжённо вглядывается в экранчик, прямо ест его глазами. Ждёт команды.
Явно не адекватное поведение. Вскочить с криком: «Граждане-товарищи!»? Во-первых, юноша-смертник от неожиданности вздрогнет и непроизвольно нажмёт красную кнопку. Во-вторых, меня же и обвинят: что мешаю гражданам-товарищам доехать: кому на работу, кому в поликлинику, кому в ЖЭК, кому в магазин за хлебом.
Тихонько протиснуться к выходу и выпрыгнуть на остановке? Если успею, конечно.
Подло по отношению к другим пассажирам. Старушки едут, в больницах как раз приём начинается. Дети лепечут, их в садик везут. Протиснуться к водителю, шепнуть на ухо? «Ну и что, – скажет, – теперь из-за каждого кавказца тормозить? Не срывайте мне, гражданка, рейс, а то меня премиальных лишат».
Да и не очень протиснешься: народу битком. Террористы как раз такие часы выбирают, чтобы жертв было побольше. Блин, и сижу я, как назло, всех ближе к передней площадке. Соседка тётка придавила – не шевельнуться. С другой стороны, хорошо: по крайней мере, сразу… Ничего почувствовать не успею.
На очередной остановке в автобус впархивает светловолосая пухлая девушка. Смуглый юноша оборачивается к ней и сияет. Она протискивается к нему, они прижимаются друг к дружке. Она прячет голову ему под мышку, как цыплёнок – под крыло. Он нежно что-то ей говорит. И вовсе у него не страшное лицо, а очень даже симпатичное.
Через три остановки они выходят и проплывают мимо окошка, не размыкая объятий.
Итак, в очередной раз мышь родила гору страхов. Или гора страхов родила мышь.
Возвращаюсь к мудрым изречениям «Бережёного Бог бережёт» и «Кто чего боится, с тем то и случается». Знаете, я считаю: всё-таки перевешивает первое. Вот как-то так.
ГОСПОЖА РЕКЛАМА
…На рынке покупатель, выбирая бананы, бормочет под нос:
– Нанан, нанан…
– Это же абрикос! – с готовностью подхватывает продавец. Всё: контакт родственных душ установлен.
…– Я из Германия прибыть! – приятным тенором блеет на пороге гость, вынимая из-за пазухи бутылку сорокаградусной. – Целебный капсул привозить!
Наш человек!
Что в нашей жизни есть реклама?
Реклама учит нас, что потные подмышки и мохнатые ноги – это плохо, а красить глаза и рот в стиле «вамп» – хорошо. Плохо: быть не женщиной, а посудомойкой, терпеть головную боль и изжогу, таять в руках, а не во рту, ощущать дискомфорт в области желудка. Хорошо: худеть во сне, подзаряжаться полезным йогуртом, говорить, есть и улыбаться уверенно, мыть полы и окна без разводов…
Кстати, о разводах. Лично знаю молодых, которые в медовый месяц развелись из-за неё, родимой – из-за рекламы.
Помните ролик, где муж и жена готовятся к приёму гостей? А раковина засорилась, а гости уже ломятся в дверь… Супруга не придумала ничего лучшего, как с размаху эффектно зашвырнуть пучком зелени в лицо мужа.
Насмотревшись вредного ролика и взяв его за стереотип, юная жена – не экранная, а реальная – в момент мелкой бытовой ссоры так же красиво, с оттяжкой, хлестнула по лицу молодожёна то ли петрушкой, то ли сельдереем.
А он оказался парень не промах (а может, ролик не смотрел) и в ответ жене засандалил тем, что под руку подвернулось: то ли сырым яйцом, то ли перечницей. Одним словом, развелись – не успел даже осыпаться мел с надписи в невестином подъезде «Тили-тили-тесто»…
Нет, я ничего не имею против рекламы. Если сегодня и есть что на ТВ сработанного качественно, добротно и профессионально – так это реклама. Слоганы из неё запоминаются, мурлычутся под нос, разбираются на цитаты, становятся – как мы уже убедились – путеводителем на сложных жизненных дорогах.
Рекламную денежку заказчик заставляет отработать кровью и потом, до копеечки.
Сколько дублей нужно снять, чтобы получился отточенный трепетный взмах ресниц, манящее дрожание уголка губ, блеск жемчужных зубок, приоткрытых ровно на столько, сколько нужно – и ни на миллиметр больше? И упаси бог, если глицериновая слезинка отклонится от строго заданной траектории на бархатной щёчке… На наших глазах рождается эксклюзив, шедевр, произведение искусства.
И вот мы наблюдаем на экране улыбку (зубная паста) – лёгкой и ослепительной. Взгляд (тушь для ресниц) – страстным и сексуальным. Тревогу (сердечное средство) – неподдельной. Детское агу (памперсы) – таким утипусеньким, что зритель готов не только кидаться закупать детскую смесь, но и немедленно заделывать самого ребёнка.
Самые благодарные зрители – это дети. Они обожают рекламу, бросают игрушки и буквально прилипают к экранам. Потому что в рекламе жизнь, какая она должна быть.
В рекламных паузах всегда голубое небо и солнышко, а если дождик – то весёлый и быстрый. Там все белозубо улыбаются, там жир с плиты убирается лёгким движением руки, там разрешают валяться в грязных носках на белом пушистом ковре и ласково окликают: «Сыщик!», поймав на воровстве конфет. И разбуженная мама ночью спешит к малышу с воркующим: «Уже иду, малыш» —, а не с грязной бранью.
А ещё там молодые спортивные бабушка с дедушкой, и мама с папой не ругаются, а любят друг друга, детей целуют и называют «солнышко» и «принцесса». И всей дружной семьёй с лохматой собакой и кошкой в корзинке загружаются в блестящую машину и едут в горы, к морю…
А ещё печень в рекламе поблёскивает и переливается, как чистой воды бриллиант. Хотя, гм, дети пока не понимают про печень…
Лично у меня с рекламой не задались отношения самого начала. Шли перестроечные годы, мне заказали рекламный материал об одном промышленном предприятии. Я старалась, я расписывала белково-минеральные корма для хрюшек и бурёнок так, что потекли бы слюнки даже у знатока «Книги о вкусной и здоровой пище». Устало и гордо смахнув пот, сбросила шедевр по электронке, предвкушая лавры.