своей нерешительностью тому, чтобы их, уже совсем одряхлевших, и притом оченьмногих с изувеченным ранами телом, заставляли служить по тридцати, а то и посорока лет. Но и уволенные в отставку не освобождаются от несения службы:перечисленные в разряд вексиллариев[60],они под другим названием претерпевают те же лишения и невзгоды. А если кто,несмотря на столько превратностей, все-таки выживет, его гонят к тому же чутьли не на край света, где под видом земельных угодий он получает болотистуютрясину или бесплодные камни в горах Да и сама военная служба — тяжелая, ничегоне дающая: душа и тело оцениваются десятью ассами в день: на них же приходитсяпокупать оружие, одежду, палатки, ими же откупаться от свирепости центурионов,ими же покупать у них освобождение от работ. И, право же, побои и раны, суровыезимы, изнуряющее трудами лето, беспощадная война и не приносящий им никакихвыгод мир — вот их вечный удел. Единственное, что может улучшить их положение,— это служба на определенных условиях, а именно: чтобы им платили по денарию[61] в день, чтобы послешестнадцатилетнего пребывания в войске их увольняли, чтобы, сверх этого, неудерживали в качестве вексиллариев и чтобы вознаграждение отслужившим свой сроквыдавалось тут же на месте и только наличными[62]. Или воины преторианских когорт, которые получают подва денария в день и по истечении шестнадцати лет расходятся по домам,подвергаются большим опасностям? Он не хочет выражать пренебрежение к тем, ктоохраняет столицу; но ведь сами они, пребывая среди диких племен, видят враговтут же за порогом палаток.
18. Толпа шумела в ответ; отовсюду слышалисьвозбужденные возгласы: одни, разражаясь проклятиями, показывали рубцы,оставленные на их теле плетьми, другие — свои седины; большинство —превратившуюся в лохмотья одежду и едва прикрытое тело. Под конец они до тогораспалились, что надумали свести три легиона в один; отказавшись от этого из-засоперничества — ведь каждый хотел, чтобы его легиону было отдано предпочтение,— они обратились к другому: и трех орлов и значки когорт[63] составили вместе; кроме того, чтобы их местонахождениебыло заметнее, они тут же рядом, нанеся дерну, начали выкладывать из неготрибунал[64]. За этим делом их засталБлез; он принялся упрекать их и уговаривать каждого по отдельности, восклицая:«Уж лучше омочите руки в моей крови: убить легата — меньшее преступление, чемизменить императору; или целый и невредимый я удержу легионы верными долгу,или, погибнув, подтолкну вас моей смертью к раскаянью!».
19. Тем не менее они продолжали выкладывать дерн,который поднялся уже высотою по грудь, но тут наконец победила настойчивостьБлеза, и они оставили начатое дело. Блез с большим красноречием говорил о том,что пожелания воинов нельзя доводить до Цезаря, прибегая к мятежу ибесчинствам, что ни их предки у своих полководцев, ни они сами у божественногоАвгуста никогда не просили о таких новшествах и что совсем не ко времениобременять заботами принцепса в самом начале его правления. Если, однако, онивсе же хотят попытаться предъявить в мирное время требования, которых непредъявляли даже победители в гражданских войнах, то к чему нарушать привычноеповиновение, прибегать к силе наперекор установленной дисциплине? Пусть лучшеназначат уполномоченных и в его присутствии дадут им наказ. Собравшиесязакричали, что избирают уполномоченным сына Блеза, трибуна; пусть он добиваетсяограничения срока службы шестнадцатью годами; прочие требования они назовутпосле удовлетворения этого. Молодой человек отправился в путь, и наступилонекоторое успокоение; но воины стали заносчивее, так как всякому было ясно,что, отправив сына легата ходатаем за общее дело, они угрозами и насилиемдобились того, чего не добились бы смиренными просьбами.
20. Между тем манипулы, еще до того, как разразилсямятеж, отправленные в Навпорт для починки дорог и мостов и ради другихнадобностей, узнав о беспорядках в лагере, повернули назад и разграбили ближниедеревни и самый Навпорт, имевший положение муниципия[65]; на центурионов, старавшихся удержать их от этого, онисначала обрушили насмешки и оскорбления, а под конец и побои, причем ихозлобление в особенности излилось на префекта лагеря[66] Авфидиена Руфа, которого они стащили с повозки и,нагрузив поклажею, погнали перед собой, издевательски спрашивая, нравится лиему столь непомерный груз и столь длинный путь. Дело в том, что Руф, сначаларядовой воин, затем центурион и, наконец, префект лагеря, насаждал стариннуюсуровую дисциплину и, состарившись среди трудов и лишений, был тем беспощаднее,что сам в свое время все это испытал на себе.
21. С их прибытием мятеж возобновляется с новою силой,и, разбредясь в разные стороны, бунтовщики принимаются грабить окрестности.Некоторых из них, главным образом тех, кто был схвачен с добычею, Блез, чтобыустрашить остальных, приказал высечь плетьми и бросить в темницу; центурионы инаиболее надежные воины тогда еще оказывали легату повиновение. Арестованные,сопротивляясь, стали обнимать колени окружающих и призывать на помощь топоименно своих товарищей, то центурию, в какой они состояли, то когорту, толегион и кричали, что то же самое угрожает и всем остальным. Вместе с тем ониосыпают бранью легата, взывают к небу и богам, не упускают ничего, что могло бывозбудить ненависть, сострадание, страх и гнев. Отовсюду сбегаются воины и,взломав темницу, освобождают их от оков и укрывают дезертиров и осужденных зауголовные преступления.
22. После этого мятеж разгорается еще сильнее,умножается число его вожаков. Некий Вибулен, рядовой воин, поднявшись передтрибуналом Блеза на плечи окружающих, обратился к возбужденной и напряженноожидавшей его слов толпе: «Вот вы вернули этим несчастным и неповинным людямсвет и дыхание; но кто вернет жизнь моему брату, а мне — брата? Ведь его,направленного к вам германскою армией[67],дабы сообща обсудить дела, клонящиеся к общему благу, Блез умертвил минувшеюночью руками своих гладиаторов, которых он держит и вооружает на погибель нам,воинам. Отвечай, Блез, куда ты выбросил труп? Ведь даже враги, и те неотказывают в погребении павшим. Когда я утолю мою скорбь поцелуями и слезами,прикажи умертвить и меня, и пусть обоих убитых безо всякой вины, но толькоиз-за того, что мы думали, как помочь легионам, погребут здесьприсутствующие!».
23. Свою речь он подкреплял громким плачем, ударяя себяв грудь и в лицо; затем, оттолкнув тех, кто поддерживал его на своих плечах, онспрыгнул наземь и, припадая к ногам то того, то другого, возбудил к себе такоесочувствие и такую ненависть к Блезу, что часть воинов бросилась вязатьгладиаторов, находившихся у него на службе, часть — прочих его рабов, тогда каквсе остальные устремились на поиски трупа. И если бы вскоре не стало известно,что никакого трупа не найдено, что подвергнутые пыткам рабы решительно отрицаютубийство и что у Вибулена никогда не было брата, они бы не замедлилирасправиться с легатом. Все же они прогнали трибунов и префекта лагеря,разграбили личные вещи бежавших и убили центуриона Луцилия, которого солдатскоеострословие отметило прозвищем «Давай другую», ибо, сломав лозу о спинуизбиваемого им воина, он зычным голосом требовал, чтобы ему дали другую и ещераз другую. Остальные скрылись; бунтовщиками был задержан лишь Юлий Клемент,который благодаря своей природной находчивости был сочтен ими подходящим длясношений с начальством. Ко всему восьмой и пятнадцатый легионы едва не поднялидруг против друга оружие, так как одни хотели предать смерти центуриона поимени Сирпик, а другие его защищали. Столкновение было предотвращено толькоуговорами, а когда уговоры не действовали, то и угрозами воинов девятоголегиона.
24. Хотя Тиберий был скрытен и особенно тщательноутаивал наиболее неприятные обстоятельства, все же, узнав о случившемся, онрешил направить в Паннонию своего сына Друза и вместе с ним высших сановниковгосударства, а также две преторианские когорты; Друз не получил от него прямыхуказаний, и ему было предоставлено действовать смотря по обстановке. Когортыбыли сверх обычного усилены отборными воинами. Вместе с ними выступилазначительная часть преторианской конницы и лучшие из германцев, охранявших в товремя особу императора; тут же находился и префект преторианцев Элий Сеян,имевший большое влияние на Тиберия; он был назначен в сотоварищи Страбону,своему отцу, и должен был руководить юным Друзом, а всем остальным быть как бынапоминанием об ожидающих их опасностях и наградах. Навстречу Друзу вышли,словно выполняя тягостную обязанность, мятежные легионы, не изъявлявшиеподобающей такой встрече радости и не блиставшие воинскими отличиями, нобезобразно неряшливые и с лицами, на которых под напускной скорбью выражалосьскорее своеволие.
25. После того как Друз миновал укрепления и оказалсяпо ту сторону вала, они ставят у ворот караулы и велят крупным отрядамнаходиться в определенных местах внутри лагеря и быть наготове; остальныеокружили плотной стеной трибунал На нем стоял Друз, требуя рукою молчания.Мятежники, оглядываясь на толпу, всякий раз разражались угрожающими возгласами,а посмотрев на Цезаря, впадали в трепет; смутный ропот, дикие крики, внезапнаятишина. Противоположные движения души побуждали их то страшиться, то устрашать.Наконец, воспользовавшись временным успокоением, Друз огласил послание отца, вкотором было написано, что заботу о доблестных легионах, с которыми им былопроделано столько походов, он считает своей первейшею обязанностью и, кактолько душа его оправится от печали, доложит сенаторам о пожеланиях воинов; а