уходили вместе с нею, и в неменьшую скорбь были погружены остающиеся.
41. Вид Цезаря не в блеске могущества и как бы не всвоем лагере, а в захваченном врагом городе, плач и стенания привлекли слух ивзоры восставших воинов: они покидают палатки, выходят наружу. Что за горестныеголоса? Что за печальное зрелище? Знатные женщины, но нет при них ницентуриона, ни воинов для охраны, ничего, подобающего жене полководца, никакихприближенных; и направляются они к треверам, полагаясь на преданностьчужестранцев. При виде этого в воинах просыпаются стыд и жалость; вспоминают обАгриппе, ее отце, о ее деде Августе; ее свекор — Друз; сама она, мать многихдетей, славится целомудрием; и сын у нее родился в лагере, вскормлен в палаткахлегионов, получил воинское прозвище Калигулы, потому что, стремясь привязать кнему простых воинов, его часто обували в солдатские сапожки[74]. Но ничто так не подействовало на них, как ревность ктреверам: они удерживают ее, умоляют, чтобы она вернулась, осталась с ними;некоторые устремляются за Агриппиной, большинство возвратилось к Германику. Аон, все еще исполненный скорби и гнева, обращается к окружившим его соследующими словами.
42. «Жена и сын мне не дороже отца и государства, ноего защитит собственное величие, а Римскую державу — другие войска. Супругу моюи детей, которых я бы с готовностью принес в жертву, если б это было необходимодля вашей славы, я отсылаю теперь подальше от вас, впавших в безумие, дабы этапреступная ярость была утолена одной моею кровью и убийство правнука Августа,убийство невестки Тиберия не отягчили вашей вины. Было ли в эти дни хотьчто-нибудь, на что вы не дерзнули бы посягнуть? Как же мне назвать это сборище?Назову ли я воинами людей, которые силой оружия не выпускают за лагерный валсына своего императора? Или гражданами — не ставящих ни во что власть сената?Вы попрали права, в которых не отказывают даже врагам, вы нарушилинеприкосновенность послов и все то, что священно в отношениях между народами.Божественный Юлий усмирил мятежное войско одним единственным словом, назвавквиритами тех, кто пренебрегал данной ему присягой[75]; божественный Август своим появлением и взглядом привел втрепет легионы, бившиеся при Акции[76]; яне равняю себя с ними, но все же происхожу от них, и если бы испанские илисирийские воины ослушались меня, это было бы и невероятно, и возмутительно. Ноты, первый легион, получивший значки от Тиберия[77], и ты, двадцатый его товарищ в стольких сражениях,возвеличенный столькими отличиями, ужели вы воздадите своему полководцу стольотменною благодарностью? Ужели, когда изо всех провинций поступают лишьприятные вести, я буду вынужден донести отцу[78], что его молодые воины, его ветераны не довольствуютсяни увольнением, ни деньгами, что только здесь убивают центурионов, изгоняюттрибунов, держат под стражею легатов, что лагерь и реки обагрены кровью и я самлишь из милости влачу существование среди враждебной толпы?
43. Зачем в первый день этих сборищ вы,непредусмотрительные друзья, вырвали из моих рук железо, которым я готовилсяпронзить себе грудь?! Добрее и благожелательнее был тот, кто предлагал мне своймеч. Я пал бы, не ведая о стольких злодеяниях моего войска; вы избрали бы себеполководца, который хоть и оставил бы мою смерть безнаказанной, но зато отмстилбы за гибель Вара и трех легионов. Да не допустят боги, чтобы белгам, хоть онии готовы на это, достались слава и честь спасителей блеска римского имени ипокорителей народов Германии. Пусть душа твоя, божественный Август, взятая нанебо, пусть твой образ, отец Друз, и память, оставленная тобою по себе, ведя засобой этих самых воинов, которых уже охватывают стыд и стремление к славе,смоют это пятно и обратят гражданское ожесточение на погибель врагам. И вытакже, у которых, как я вижу, уже меняются и выражения лиц, и настроения, есливы и вправду хотите вернуть делегатов сенату, императору — повиновение, а мне —супругу и сына, удалитесь от заразы и разъедините мятежников; это будет залогомраскаянья, это будет доказательством верности».
44. Те, изъявляя покорность и признавая, что упрекиГерманика справедливы, принимаются умолять его покарать виновных, проститьзаблуждавшихся и повести их на врага; пусть он возвратит супругу, пусть вернетлегионам их питомца и не отдает его галлам в заложники. Он ответил, чтовозвратить Агриппину не может ввиду приближающихся родов и близкой зимы, сынавызовет, а что касается прочего, то пусть они распорядятся по своемуусмотрению. Совершенно преображенные, они разбегаются в разные стороны и,связав вожаков мятежа, влекут их к легату первого легиона Гаю Цетронию, которыйнад каждым из них в отдельности следующим образом творил суд и расправу.Собранные на сходку, стояли с мечами наголо легионы; подсудимого выводил напомост и показывал им трибун; если раздавался общий крик, что он виновен, егосталкивали с помоста и приканчивали тут же на месте. И воины охотно предавалисьэтим убийствам, как бы снимая с себя тем самым вину; да и Цезарь непрепятствовал этому; так как сам он ничего не приказывал, на одних и тех желожились и вина за жестокость содеянного, и ответственность за нее. Ветераны,последовавшие примеру легионеров, вскоре были отправлены в Рецию под предлогомзащиты этой провинции от угрожавших ей свебов, но в действительности — чтобыудалить их из лагеря, все еще мрачного и зловещего столько же из-за суровостинаказания, сколько и вследствие воспоминания о свершенных в нем преступлениях.Затем Германик произвел смотр центурионам. Каждый вызванный императором[79] называл свое имя, звание, месторождения, количество лет, проведенных на службе, подвиги в битвах и, у кого онибыли, боевые награды. Если трибуны, если легион подтверждали усердие идобросовестность этого центуриона, он сохранял свое звание; если, напротив, ониизобличали его в жадности или жестокости, он тут же увольнялся в отставку.
45. Так были улажены эти дела, но не меньшую угрозусоставляло упорство пятого и двадцать первого легионов, зимовавших ушестидесятого милиария[80], в месте,носящем название Старые лагеря[81]. Онипервыми подняли возмущение; наиболее свирепые злодеяния были совершены ихруками; возмездие, постигшее товарищей по оружию, их нисколько не устрашило, и,не проявляя раскаяния, они все еще были возбуждены и не желали смириться. Итак,Цезарь снаряжает легионы, флот, союзников, чтобы отправить их вниз по Рейну,решившись начать военные действия, если мятежники откажутся повиноваться.
46. А в Риме, где еще не знали о том, каков был исходсобытий в Иллирии, но прослышали о мятеже, поднятом германскими легионами,горожане, охваченные тревогой, обвиняли Тиберия, ибо, пока он обманывал сенат инарод, бессильных и безоружных, своей притворною нерешительностью,возмутившихся воинов не могли усмирить два молодых человека, еще нерасполагавших нужным для этого авторитетом. Он должен был самолично во всемблеске императорского величия отправиться к возмутившимся; они отступили бы,столкнувшись с многолетнею опытностью и с высшей властью казнить или миловать.Почему Август в преклонном возрасте мог столько раз посетить Германию, аТиберий во цвете лет упорно сидит в сенате, перетолковывая слова сенаторов? Дляпорабощения Рима им сделано все, что требовалось; а вот солдатские умынуждаются в успокоительных средствах, дабы воины и в мирное время вели себяподобающим образом.
47. Тиберий, однако, к этим речам оставался глух и былнепреклонен в решении не покидать столицу государства и не подвергатьслучайностям себя и свою державу. Ибо его тревожило множество различныхопасений: в Германии — более сильное войско, но находящееся в Паннонии — ближе;одно опирается на силы Галлии, второе угрожает Италии. Какое же из них посетитьпервым? И не восстановит ли он против себя тех, к которым прибудет позднее икоторые сочтут себя оскорбленными этим? Но если в обоих войсках будутнаходиться сыновья, его величие не претерпит никакого ущерба, ибо чем он дальшеи недоступнее, тем большее внушает почтение. К тому же молодым людямпростительно оставить некоторые вопросы на усмотренье отца, и он сможет либоумиротворить, либо подавить силою сопротивляющихся Германику или Друзу. А еслилегионы откажут в повиновении самому императору, где тогда искать помощи?Впрочем, он избрал себе спутников, точно вот-вот двинется в путь, подготовилобозы, оснастил корабли и, ссылаясь то на зиму, то на дела, обманывал некотороевремя людей здравомыслящих, долее — простой народ в Риме и дольше всего —провинции.
48. Снарядив войско и готовый обрушить возмездие навосставших, Германик все же решил предоставить им время одуматься и последоватьнедавнему примеру их сотоварищей; с этой целью он отправил письмо Цецине,извещая его, что выступает с крупными силами и что, если они до его прибытия нерасправятся с главарями, он будет казнить их поголовно. Это письмо Цецинадоверительно прочитал орлоносцам, значконосцам и другим наиболее благонадежнымв лагере, добавив от себя увещание, чтобы они избавили их всех от бесчестья, асамих себя от неминуемой смерти; ибо в мирное время учитываются смягчающие винуобстоятельства и заслуги, но, когда вспыхивает война, гибнут наравне ивиновные, и безвинные. Испытав тех, кого они сочли подходящими, и выяснив, чтобольшинство в легионах привержено долгу, они назначают по уговору с легатомвремя, когда им напасть с оружием в руках на самых непримиримых и закоренелыхмятежников. И вот по условленному знаку они вбегают в палатки и, набросившисьна ничего не подозревающих, принимаются их убивать, причем никто, за