распоряжение последнее, что у него оставалось, — жизнь. Но так как она и на этоотвечала пренебрежением, он принимается умолять ее подарить ему в утешение однуночь, после чего, утолив желание, он прекратит свои домогательства. Такая ночьназначается, и Понтия велит посвященной в эту тайну рабыне оставаться на стражеу дверей ее спальни. Явившийся со своим вольноотпущенником Октавий проноситспрятанный под одеждою меч. В дальнейшем, как всегда, когда любовь сплетается сненавистью, последовали бурные ссоры, мольбы, упреки, наконец примирение, ичасть ночи была отдана страсти. И вот Октавий, как бы все еще в любовном чаду,пронзает забывшую о своих опасениях Понтию; от бросившейся к нему рабыни онизбавляется, нанеся ей рану, и беспрепятственно выбегает из спальни. Наследующий день обнаруживают убитую; кто повинен в убийстве, ни в ком невызывало сомнений, ибо Октавий был изобличен в том, что провел ночь у Понтии.Но вольноотпущенник берет преступление на себя и заявляет, что он отмстил зананесенную его патрону обиду; и многих убедило величие его самоотверженности;однако очнувшаяся от беспамятства раненая рабыня открыла истину. По истечениисрока своего трибуната Сагитта по требованию отца убитой предстал передконсулами и приговором сенаторов был осужден по закону об убийцах[34].
45. В том же году не менее достопамятный случайбесстыдства положил начало большим бедствиям Римского государства. Проживала вРиме Сабина Поппея, дочь Тита Оллия, позаимствовавшая, однако, имя у своегодеда со стороны матери — прославленного Поппея Сабина, удостоенного консульстваи триумфальных отличий, ибо Оллия, еще не достигшего высших магистратур,погубила дружба с Сеяном. У этой женщины было все, кроме честной души. Мать ее,почитавшаяся первой красавицей своего времени, передала ей вместе со знатностьюи красоту; она располагала средствами, соответствовавшими достоинству ее рода;речь ее была любезной и обходительной, и вообще она не была обойдена природноюодаренностью. Под личиной скромности она предавалась разврату. В общественныхместах показывалась редко и всегда с полуприкрытым лицом, — то ли, чтобы ненасыщать взоров, то ли, быть может, потому, что это к ней шло. Никогда нещадила она своего доброго имени, одинаково не считаясь ни с своими мужьями, нисо своими любовниками; никогда не подчинялась она ни своему, ни чужому чувству,но где предвиделась выгода, туда и несла свое любострастие. И вот, когда онапребывала в супружестве с римским всадником Руфрием Криспином, от которогородила сына, ее пленил Отон своей молодостью, блеском и еще тем, что слылближайшим другом Нерона; и немного спустя их прелюбодейная связь была скрепленабраком.
46. Бывая у принцепса, Отон всякий раз превозносилкрасоту и прелесть жены, или неосмотрительный от пылкой влюбленности, или сцелью разжечь его страстью к Поппее и, если бы они стали совместно обладатьодной женщиной, использовать эти узы для усиления своего могущества. Нередкоможно было услышать, как, поднимаясь из-за стола Цезаря, он говорил, чтоотправляется к ней, что ему достались знатность и красота, то, чего все такгорячо желают и что составляет отраду счастливых. Эти и подобные им полныесоблазна слова не замедлили возыметь действие, и, получив доступ ко дворцупринцепса, Поппея пускает в ход лесть и свои чары и, притворившись, будтопокорена красотою Нерона и не в силах противиться нахлынувшей на нее страсти,сразу увлекает его; затем, когда любовь захватила его, она стала держать себя сним надменно и властно и, если он оставлял ее у себя свыше одной или двухночей, заявляла ему, что она замужняя женщина и не желает расторгнуть брак,плененная образом жизни Отона, с которым никто не может сравниться: у неговозвышенная душа и неподражаемое умение держаться с достоинством; в нем онавидит все качества прирожденного властителя; а Нерон, опутанныйналожницею-рабыней и привычкою к Акте, из этого сожительства по образу иподобию презренных рабов не извлек ничего, кроме грязи и низости. И вот Отонлишается привычного для него общения с принцепсом, затем права бывать у него исостоять в ближайшем его окружении и, наконец, чтобы в Риме не оставалосьсоперника, назначается правителем провинции Лузитании, где он и пробыл доначала междоусобной войны[35]. Там онзаставил забыть о его прежнем бесславии, правил с безупречной честностью ипоказал себя столь же умеренным в пользовании властью, сколь разнузданным былранее в частной жизни.
47. До этой поры Нерон старался скрывать своибесчинства и злодеяния. Недоверчивый и подозрительный, он больше всего опасалсяКорнелия Суллы, беззаботность которого казалась ему притворной и в котором онвидел коварного лицемера. Эти его опасения усугубил следующим вымысломвольноотпущенник Цезаря Грапт, понаторевший в дворцовых происках, ибо современи Тиберия он жил и состарился при дворе. В ту пору Мульвиев мост славилсясвоими ночными соблазнами; нередко наведывался туда и Нерон, чтобы за чертойгорода свободнее предаваться разврату. И так как некие молодые люди пораспространенной тогда среди молодежи распущенности ради озорства и забавынагнали страху на возвращавшихся в город по Фламиниевой дороге телохранителейЦезаря, Грапт выдумывает, будто они наткнулись на подстроенную Нерону засаду,что он избежал ее лишь случайно, вернувшись другим путем в Саллюстиевы сады ичто это вероломное нападение было подготовлено Суллой. И хотя в этомстолкновении не был опознан ни один раб или клиент Суллы и выдвинутое противнего обвинение самым решительным образом опровергалось его неспособным ни начто дерзновенное трусливым характером, тем не менее ему было приказано, какесли бы он и в самом деле был изобличен в преступлении, покинуть пределы родиныи безвыездно проживать в стенах Массилии.
48. При тех же консулах сенат выслушал два посольствапутеоланцев, одно из которых было отправлено декурионами[36], а другое — простым народом Путеол: первые жаловались начинимые толпою насилия, вторые — на алчность магистратов и наиболее влиятельныхграждан. Дабы пресечь эти волнения, сопровождавшиеся швырянием камней иугрозами поджога, и не допустить кровопролития и вооруженной борьбы, сенатизбирает Гая Кассия. Но так как путеоланцам не понравились принятые им строгиемеры, это поручение по его собственной просьбе возлагается на братьевСкрибониев, и страх перед данною им когортою преторианцев, а также казньнескольких человек быстро восстановили согласие среди горожан.
49. Я не стал бы упоминать о весьма маловажномсенатском указе, разрешавшем жителям Сиракуз давать игры с участием большего,чем допускалось, числа гладиаторов, если бы против него не выступил свозражениями Тразея Пет и не подал тем самым своим недоброжелателям поводапорицать его за высказанное им мнение. Если он и вправду считает, чтогосударству на пользу свободные высказывания сенаторов, то к чему заниматьсястоль незначительными вопросами? Почему он не выражает своего одобрения илинеодобрения, когда речь идет о мире или войне, о пошлинах и законах, наконецобо всем том, на чем держится Римское государство? Ведь сенаторы, всякий раз,как им предоставляется право изложить свое мнение, могут беспрепятственновысказать все, что бы ни пожелали, а также потребовать обсуждения своихпредложений. Или единственное, что достойно внимания, — это как бы зрелища вСиракузах не обставлялись с чрезмерною пышностью? А все прочее в Римскойимперии так превосходно и безупречно, словно правит ею не Нерон, а Тразея? Ноесли умалчивается главнейшее, то не следует ли отсюда, что тем более должновоздерживаться от словопрений о пустяках? На просьбу друзей объяснить, чтопобудило его выступить против указа, Тразея ответил, что вносит поправки кпостановлениям подобного рода не по незнанию действительного положения дел, нодля того, чтобы сенат пользовался подобающим ему уважением и всякому было ясно,что кто не проходит мимо таких мелочей, те не преминут взять на себя заботу и осущественном.
50. В том же году, обеспокоенный настойчивыми жалобаминарода, обвинявшего откупщиков в разнузданном произволе, Нерон задумался, неотдать ли ему приказ об уничтожении всех взимаемых пошлин, предоставив этимроду человеческому прекраснейший дар. Сенаторы превознесли похваламивеликодушие принцепса, однако охладили его порыв, убедив его в том, чтосокращение обеспечивающих могущество государства доходов неизбежно приведет краспаду империи: ведь за упразднением пошлин последует требование и об отмененалогов[37]. Большинство пошлин итовариществ для их взимания было введено и создано консулами и народнымитрибунами еще в те времена, когда римский народ располагал полной свободой ирешал дела по своему усмотрению; впоследствии остальные устанавливались с тойцелью, чтобы расходы не превышали доходов и между ними существовало необходимоесоответствие. Что касается алчности откупщиков, то ее, разумеется, следуетобуздать, дабы их новые утеснения не возбудили ненависти к тому, что безропотнопретерпевалось на протяжении стольких лет.
51. Итак, принцепс распорядился выставить для всеобщегоознакомления негласные ранее правила, которыми должны были руководствоватьсяоткупщики при взимании того или иного государственного налога: там жеуказывалось, что, не предъявив требования об уплате налога в течение года, онилишаются права на его взыскание в судебном порядке, что в Риме претор, а впровинциях пропреторы и проконсулы обязаны разбирать вне очереди возбужденныепротив откупщиков дела, что за воинами сохраняется освобождение от налогов,кроме налогов на торговый оборот; тут содержалось и много другого,справедливого и разумного, что соблюдалось, однако, недолго, а затем былозабыто. Впрочем, до наших дней остается в силе отмена пошлины в размере однойсороковой и одной пятидесятой[38], а также