На золотом крыльце
Сидели:
Царь,
Царевич,
Король,
Королевич,
Сапожник,
Рогожник…
— Ну вот и ошиблась, — сказала Анни.
— Я не терплю подсказок от сопливых девчонок, — возмутилась Ведьма Колобок. — Погляди на себя-то! До чего тощая и ничтожная! Уж такая уважаемая досточтимая ведьма, как я, разбирается в этих делах получше, чем какая-то малявка. Погоди, погоди. Но глаза у нее зеленые, а волосы рыжие… Да она, пожалуй, нашего роду-племени… Но скажи мне, Эдельхайд, зачем сюда приводят детей, хотя бы даже урожденных ведьмами? Здесь, в самую полночь, возле церкви, — и вдруг дети?!
Продолжая приплясывать, маленькая ведьма обиженно сказала:
— Ну вот, я сбилась и позабыла свою считалку, а все из-за этой девчонки… Теперь мне опять начинать все с самого начала:
На золотом крыльце
Сидели:
Царь,
Царевич…
— Не обращайте внимания, это Лююти Люллеро, или просто Колобок, Злой Колобок, — сказала Эдельхайд, закончив свой танец. — Она очень злая и вредная, как всегда. И такая завистливая, ну просто ужас какая завистливая. Знаете, еще в 1634 году она донесла на меня священнику, и все только от зависти. Я была честная, самостоятельная женщина, жила себе потихонечку, моя дойная корова давала много молока, а поросенок рос не по дням, а по часам, я врачевала людей снадобьями собственного приготовления, и моими советами и отварами пользовались даже богатые и знатные люди из высокого рода. Бедным я помогала даром, без всякой платы, а с богатых и имущих — это сущая правда — брала только положенную плату за услуги. Так я накопила немало всякого добра. Лююти же не могла этого стерпеть.
— А вот и нет, я стерпела, — ответила Лююти, склонившись над жертвенным огнем. — Очень даже стерпела!
Лююти же не могла этого стерпеть, — повторила Эдельхайд, красиво взметнув вверх шелковистые черные брови. — Она пошла и нашептала священнику, что я, дескать, занимаюсь колдовством. Потом была долгая история, меня все допрашивали. И нашлось много свидетелей, даже таких, которые меня никогда и в глаза-то не видели. Кого запугали, кого подкупили. А потом меня подвергли колдовскому испытанию: бросили вот в эту реку, чтобы посмотреть, удержусь ли я на воде. Ну, а я удержалась и доплыла до берега. А это, оказывается, означало, что я состою в союзе с нечистым. Оказывается, я не выплыла бы, если б дьявол мне не помог. Подумайте только, как это смешно! Я ведь просто умела плавать, и без всякой дьявольской помощи. Когда я потом рассказала все это нашему Сатане, ну и смеялся же он! Самым сатанинским смехом, вот как на той картине, что нарисована на задней стенке в этой церкви. «О этот старый, старый мир, суета сует», — сказал он и снова разразился своим ужасным скрипучим смехом…
— Вот видите! Теперь вы и сами слышали, что я была права в 1634 году, — пропищала Лююти. — Эта женщина всегда поддерживала связи с дьяволом. Так что я была права, выдав ее священнику. Это был мой долг. Меня разбирала такая досада, что у нее всего вдоволь, и любви и богатства, а у меня ничего. Я питалась крохами и жила всегда одна-одинешенька. В те годы ведь забирали на войну солдат, и налоги были такие ужасные! Да-а, ужасные это были времена, когда шведский король…
— Ну так вот, как только я выбралась на берег, меня тут же связали, — продолжала рассказывать Эдельхайд, не обращая ни малейшего внимания на Лююти Люллеро. — А потом меня сожгли на костре. Ох и жарко же было! Но я была смекалистая девчонка. Я спаслась, вырвалась из пламени, обернувшись жуком. Он зажужжал, расправил крылья — и был таков. И вот я здесь. Теперь я стала настоящей мудрой ведьмой, и, должна признаться, это совсем недурно. А Лююти стала ведьмой только потому, что она была такой злой и вредной. Черная злоба, зависть, сплетни и наговоры до того ее переполняли, что в один прекрасный день она не выдержала, взяла и лопнула. И вот пожалуйста — теперь она тоже здесь.
— Послушайте, мы должны… — начал Лесной Кот, но тут же осекся от неожиданности: прямо к ногам Эдельхайд откуда-то сверху свалился маленький зеленый Дракончик. Поминутно облизываясь, Дракон подозрительно оглядел всех, словно проверяя, не грозит ли опасность высокой красивой ведьме.
— Милый мой Ксерксес, дружочек, со мной все в порядке, — сказала Эдельхайд Дракону, прохаживаясь перед ним на своих высоких каблучках-шпильках. — Это ведь почти что свои люди. Ты слишком предан мне, готов перестараться. Так что лети обратно к себе на Звезду и будь спокоен. Я обязательно позову тебя, если мне и впрямь будет грозить опасность.
Дракон заморгал глазами, потом стал приглаживать свои блестящие чешуйки. Он с мольбой смотрел на хозяйку, но взгляд Эдельхайд оставался требовательным и непреклонным. Тогда Дракончик расправил легкие, прозрачные крылья и плавно заскользил ввысь, в свою заоблачную даль. Оставшиеся на Земле отчетливо услышали его грустную песенку:
Дракон летит по небосводу.
Слеза дрожит в его глазах.
Готов Дракон в огонь и в воду,
Готов любой осилить страх.
Звезды своей он достигает.
В тоске сердечной, без утайки,
Слезу-жемчужину кидает
Своей прелестнейшей хозяйке.
О, Эдельхайд!
— Мужчины всегда так внимательны к тебе, даже этот Ксерксес, — с горечью сказала Лююти. — В меня так ни один Дракон не влюбился, хотя их сотни, на каждой Звезде. Хорошо тебе! У тебя везде так много поклонников.
— Слушай-ка, Лююти. Что лишку, то лишку, разболталась ты слишком, — холодно проговорила Эдельхайд. — Но хотела бы я знать, за чем пришли к нам эта милая девочка и эта совершенно очаровательная черная кошка с острыми коготками? Чем могу служить?
— Я пришел попросить флакончик волшебного напитка, чтобы отправить эту девочку в прошлое, — сказал Лесной Кот.
— Я ничего не дам, и не ждите, — быстро ответила Лююти. — У меня нет. Нет у меня ничего.
— О, это очень просто. Один момент, — сказала Эдельхайд и вытащила из пучка волос на затылке маленькую коричневую бутылочку, какие бывают в аптеках. — Надежное средство. Отличный состав. Но… — Тут Эдельхайд замялась и оценивающим взглядом посмотрела на Анни. — Но я думаю, что для такого маленького существа достаточно двух капель на один прием. Ни чуточки больше. Боюсь, что напиток может оказаться слишком сильным.
— Анни все в точности запомнила и выполнит, — сказал Лесной Кот. — А теперь мы сердечно благодарим вас.
— Не мог бы ты немного побыть со мной, Мурлыка? — спросила Эдельхайд. — Моя черная кошечка куда-то пропала, и теперь я так несчастна, так несчастна. Ты так уютно устроился на моем плече!
— Вот, вот. Именно. На твоем плече, но уж никак не на моем. Даже по ошибке такого не случается, — мрачно проговорила Лююти.
— Будь по-твоему, я останусь на эту ночь, — сказал Лесной Кот и тихо замурлыкал. — Но смотри, Эдельхайд, не покоряй меня навсегда. Диким, неприрученным, еще не раз понадобится моя помощь. Я ведь жил какое-то время среди людей и научился у них многим полезным вещам. А так… Почему бы и мне иногда не отдохнуть и не развлечься?
И Лесной Кот поудобней устроился на плече Эдельхайд. Анни на прощание поклонилась ведьмам и пошла. Эдельхайд в ответ ослепительно улыбнулась девочке, зубы ее так и сверкнули фосфорическим блеском. Лююти же даже не повернула головы в сторону Анни. Сидя возле огней, она что-то нашептывала про себя.
12
Анни уже подходила к мосту. Ночь была полна звуков: журчание текущей воды, голоса ночных птиц, птичий шорох ветра… Остановившись перед мостом, Анни мысленно произнесла: «С этого места я начну свой путь. Дева сказала, что меня поведет за собой большая и чистая мысль. Сейчас я достану флакончик, выпью две капельки, а бутылочку спрячу в карман своей ночной рубашки, чтобы не потерять. Ну, пора в дорогу. Счастливого пути!»
И Анни ступила на мост. На самой середине она осторожно открыла флакон и налила себе на язык две капельки. В голове у нее сразу зашумело. Все закружилось, мост исчез, и ночь стала быстро проясняться. Неожиданно наступило ясное утро. Анни стояла на берегу реки, озаренная ярким солнцем. Но это была совсем незнакомая река. На ее берегах не было ни одного дома, а ее течение преграждали небольшие пороги. Старые толстые березы склоняли к воде свои ветви, а прибрежные ольховники, свежие и чистые, зеленели в своей первозданной нетронутости. Анни пошла по тропинке, которая начиналась у берега и скрывалась в белоствольном березняке. Скоро тропинка привела девочку к небольшому серому домику. Во дворе стояла какая-то женщина в длинной полосатой юбке и с кем-то разговаривала, судя по всему — с Солнцем:
— Когда ты появляешься на небе, Большой Огненный Шар, то твой блеск слепит мне глаза. Почему именно на меня пал выбор прясть золотую нить? Почему именно мне было суждено стать рабой Солнца? Когда же приходит осень и ты уходишь за горизонт, то я мерзну, но я по-прежнему должна прясть, прясть серую шерстяную нить. А потом ты снова возвращаешься, и моя нить опять становится золотой. И хотя ты жжешь меня своими палящими лучами, хотя ты поработил меня, я все равно пою тебе, Светило, величальную песнь… Пою каждое летнее утро… Здесь, на берегу, я тку золотую ткань. Видишь, как быстро снует мой челнок…
Заметив приближение Анни, женщина подала ей знак, приглашая следовать за собой. Женщина вошла в домик и принялась собирать в охапку серую овечью шерсть. Анни присела на скамейку у порога и стала наблюдать за работой. Собрав всю шерсть, женщина вытащила карду и принялась шерсть чесать. Закончив эту работу, она села за прялку. Прялка была большая, с нарядными украшениями. Чем дольше Анни смотрела, тем сильнее слепило ей глаза: из-под рук пряхи тянулась сверкающая золотая нить. Женщина пряла без устали и все время пела:
Так чиста и тонка
Моя нить золотая,