На долгое мгновение воцарилась тишина.
— Бабушка, установи связь с медотсеком, — рявкнул Сенна.
— Канал связи открыт, ке'сед. Кстати, знаю, что ты не спрашивал, потому что боги наградили тебя манерами чёрной дыры, но я почти готова начать последнее обновление программы. Ты предпочтёшь оказаться в криокапсуле, когда я это сделаю. Всё может пойти жестковато, как стакан отборного ринкола.
— Йоррик, ретровирус готов?
Ответа не последовало. Кетси заплакала. Анакс с любопытством наблюдала за ней. «Я запомню это очень хорошо», — подумала она.
— В непреодолимой агонии: Да, Сенна. Всё готово, — запинаясь, проговорил Йоррик. — С мольбой: По… по… пожалуйста, друг мой. Пожалуйста, скажи это.
Но Сенна ничего не сказал. Он грубо схватил капитана за руку. Она не сопротивлялась. Он потащил её к медотсеку, не говоря ни слова. Его гнев был таким чёрным и полным, что Анакс даже не попыталась рассказать ему историю Кахье, чтобы скоротать время в их долгой прогулке с мертвецом.
Йоррик скорчился в углу, его огромное благородное тело покрывали синие язвы. Элкор слабо кивнул в сторону стола для вскрытия, где его ждал заряженный гипоспрей.
Сенна'Нир повернулся к своему капитану.
— Я не собираюсь будить Кворум. Нас троих должно быть достаточно для трибунала. Ты сделала это, и ты всё исправишь. Производство большего количества ретровируса займёт время, а люди будут умирать. Возможно, умрут тысячи. Но ты же не позволишь этому случиться, верно?
Он взял гипоспрей и посмотрел на Анакс. Она торжествующе кивнула. Затем на Йоррика, чьи красные, покрытые коркой глаза расширились в понимании если не причин и целей, то, по крайней мере, того, что они собирались сделать. Элкор с трудом поднялся на свои массивные ноги и, казалось, позволил последней ярости Фортинбраса вырваться на свободу. Он бросился на Кетси'Олам с надломленным рёвом, впечатав её в стеклянную стену медотсека. Треск был ужасным. Капитан беспомощно застонала от боли. Но она кивнула.
Она кивнула. Годы спустя, когда Сенна'Нир вспомнит об этом, он попытается задержать внимание на том, что в конце концов она согласилась исправить то, что сделала. В ней всё ещё оставалась частичка той, кого он любил.
Этот рывок был последним, на что хватило сил у Йоррика. Он рухнул на пол.
— С глубокой любовью и нуждой: Скажи это, Сенна. Пора, — взмолился он.
Сенна'Нир опустился на колени рядом со своим старым другом. Он положил руки на серую голову древнего элкора, наклонился и прошептал:
— С бесконечной скорбью и дружбой: «Вот сердце благородное угасло. Покойной ночи, милый принц. Спи мирно под светлых ангелов небесный хор».
Элкор больше не дышал.
Кварианец поднялся, схватил капитана за горло, открыл зажимы на её шлеме, затем сорвал его и ввёл ретровирус прямо в ярёмную вену.
ГЛАВА 19ВЫСВОБОЖДЕНИЕ
Кетси'Олам шла по коридорам своего корабля голой или достаточно близко к этому.
Заходила в каждый зал в каждой зоне. Они смотрели, как она входит, — её команда, её пассажиры. Голос старухи, занявшей место корабельного интерфейса, сказал им, что делать, но не почему. Они смотрели, как она идёт и поёт, и один за другим подходили к ней.
«Спой колыбельную звёздных морей,
Пусть мне приснится костюм мой скорей.
Не испугает пустыни жара,
Не заразят дождевые леса,
В космосе даже не тронут хлада:
У меня есть костюм, у костюма есть я».
Большинство из них никогда раньше не видели кварианца без костюма. Дрелл подошёл к ней и нерешительно встал рядом, как настороженная собака возле нового щенка. Они дышали воздухом, которым дышала она. Они осторожно потянулись, и одного за другим она брала за руки и сжимала их, прикасаясь плотью к плоти — каждая клеточка её тела содержала возможность избавления. Они стояли так близко, достаточно близко для того, чтобы заразиться её целительной инфекцией. По её щекам потекли слёзы; ханар дотронулся до них и вытер, и Кетси'Олам притворилась, что это значило, что они её простили. Ребёнок-элкор почувствовал её запах и позволил её пальцам скользнуть по своим складкам. Батарианцы были грубее, они обзывали её, собравшись в рычащую толпу, и с ними она не смогла притвориться. Один из них плюнул в неё. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Казалось, что в сердце выстрелили из винтовки.
И всё это время она тряслась и дрожала, и на её бледном теле выступали мурашки, когда она входила в зоны, не предназначенные для неё — для её анатомии, дыхания, для её удобства. Всё это время она плакала и пела.
«Я люблю свою мать за её доброту,
И люблю я отца за его правоту.
Я люблю наш корабль, плывущий сквозь тьму,
И наш дом, за который мы бьёмся, люблю.
Но вот что я люблю, как и утро — рассвет?
Что хранит мою жизнь, коли сил своих нет?
Я люблю мой костюм, и он любит в ответ».
Кетси'Олам подумала о родителях, сгоревших дотла на своём корабле. Она подумала об ощущениях, когда водоросли с Эринле проникали в её легкие, ползали у неё внутри, ловили её в плен. Она подумала о Сенне'Нире времён их молодости, весёлом и сердечном. Она подумала о Малаке'Рафе, его промашке и о том, что они с ним сделают, когда её не станет. Она сделала всё, что могла, на этой прогулке покаяния. Коснулась всех, хотя это выворачивало её желудок, эта близость кожи с кожей, плоти с плотью, без костюма, без защиты.
«Она была бы прекрасна, — подумала она. — Моя Андромеда была бы прекрасна».
Наконец она рухнула в зоне волусов, в последней из них. Аммиак заставлял кожу закипать, от давления её глазные яблоки вылезали из орбит. Она упала на пол, а они столпились вокруг неё в кучку, громко и неровно дыша, нуждаясь в лекарстве, которым её тело так сильно хотело поделиться.
Несмотря на всё, что она уже сделала, Кетси'Олам старалась продержаться как можно дольше. В ядовитых парах она пела как можно громче, цепляясь за остатки жизни, за последнюю строчку своего долгого путешествия в темноту.
«Однажды под небом открытым смогу
Построить свой дом на речном берегу.
И на пустырях я цветы посажу:
На родине можно забыть тесноту.
Увижу Раннох ли? Хотелось бы знать…
Коснусь ли земли, в коей предки лежат?
Уснём мы спокойно под шум корабля,
Я и костюм мой,
Костюм мой и я».
Когда всё закончилось, «Кила Си'ях», как парусный корабль, понёсся в ночи, а за ним последовал серебряный след. Это были замёрзшие, блестящие тела любимых, упокоившихся в недрах космоса, и среди них единственный без язв и крови — Малак'Рафа и его остекленевшие глаза, обращённые назад, к Млечному Пути.
ЭПИЛОГ
Борбала Феранк устроилась в своей криокапсуле.
— Увидимся по другую сторону, — сказала Анакс Терион, усевшись на краю капсулы.
— Увидимся? — весело ответила батарианка. — Расскажи мне правду, Анакс. Я слышала всю эту ложь. Расскажи правду о себе, и мы там встретимся, я даже придержу для тебя домик, ожидая в любом мире, который Первопроходцы найдут для батарианцев. Где-то, где приятно и сухо.
Анакс опустила тёмные глаза.
— Всё было правдой.
— Расскажи мне ещё одну.
— Хорошо. Я никогда не была связана с ханаром. Всю жизнь я была одна. Я наблюдала, как выбирают других дреллов, но должна была пойти собственным путём. Я не была в розыске. Если не считать Серого Посредника, желающего только получить секреты, которые я могла бы передать. Истории правдивы, но имена вымышлены. Это всегда была только я, иногда в компании, но в основном одна.
— Это правда? — спросила Борбала Феранк.
— Возможно, — улыбнулась Анакс Терион и наклонилась, чтобы поцеловать батарианку в её выбитый, высохший глаз, а потом робко, почти боясь, сделала то же с её губами. — Хорошо выспаться. Без сновидений. Найди меня в Андромеде.
Батарианская кожа в криостазе выглядела почти белой. Как и дрелльская.
— Системный отчёт, бабушка, — сказал Сенна'Нир, активируя последовательность стазиса в своей капсуле. Он сразу же почувствовал, что его начал одолевать сон.
— Называй меня Кила Си'ях. Всё равно никогда не представляла себя настолько старой, чтобы у меня были внннннн… Все системы оптимальны, коммандер.
Ну вот. Началось. Она забыла своё имя. К тому времени, когда кто-нибудь с «Нексуса» их отыщет, его предок будет полностью внедрена в базы данных корабля. Крошечная рыбка в огромном море. Не умерла, не исчезла, но и не Лиат. Но возможно… Возможно, он сможет навещать её время от времени. В его старой каюте, куда так ненадолго, почти живой попала она.
Криостаз сработал быстро. Он старался не думать о Кетси, боялся увидеть её во сне. Боялся увидеть сон, в котором ему придётся решить, рассказать ли, что произошло, или просто запретить стыковку до тех пор, пока не будут соблюдены процедуры полной дезактивации, и доложить об обычной эпидемии… необъяснимой, разрушительной, но оставшейся позади. Всё кончено. Остальное будет решением в тепле прибытия, а не в холодном прощении сна.
Если, конечно, есть что прощать.
— Прощай, бабуля, — прошептал он.
— До свидания, ке'сед. Пусть ангелы поют тебе… поют тебе… тебе поют… Входящее сообщение, коммандер.
Но никто не проснулся, чтобы получить его. «Кила Си'ях» летел сквозь тишину, подобно тусклому огоньку во тьме, к дому, который уже звал его.