Они закрыли крышку элегантно округлой криокапсулы, но Анакс больше не интересовало, что они найдут внутри. Загадка разгадана. Коробка останется запертой. Кот был мёртв.
— Извините за вторжение, но, пока вы разговаривали, я обнаружил отложения пентаметилендиамина ещё в пяти капсулах.
Анакс Терион невольно издала расстроенный стон.
— Ещё пять мёртвых дреллов? — рявкнула она. — Что происходит?
— Неверно, Анакс Терион. Четыре дрелла и один ханар.
«Плохо», — подумала Анакс Терион. Ханары не могут заболеть синдромом Кепраля. Это ли не сигнал тревоги доносится до тебя, коммандер? Теперь уже не так уютно.
Сенна'Нир вас Кила Си'ях сжал и разжал трёхпалый кулак.
— Начинай цикл пробуждения остальных членов команды Полуночников, Ки, — сказал он. Его голос немного дрогнул. Анакс и не думала, что голос коммандера может дрожать. — Командный код: альфа-йота-гамма-гамма-девять.
Звёзды сияли над ними, отражаясь в стеклянных крышках тысяч криокапсул, мониторы которых показывали идентичные радостные сообщения: всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо.
ГЛАВА 3СВЯЗЫВАНИЕ
— Коммандер, оставшиеся члены команды разбужены и уже в пути.
— Спасибо, Kи, — по привычке сказал Сенна'Нир, хоть и знал, что в этом нет необходимости.
Сенна всегда чувствовал тягу к виртуальному интеллекту, иногда даже большую, чем к несуразному, вязкому, неорганизованному органическому разуму. Само собой, он никогда никому не говорил об этом. За исключением бабушки Лиат, которая никогда не осуждала его. Он даже не был уверен, способна ли эта милая старушка осуждать. Интересно, бабушка вообще может порицать своего единственного внука? Но назвать взгляды Сенны на эту тему богохульством было бы преуменьшением всей концепции богохульства. Вспоминать имя предка всуе было богохульством. А это… Это было много хуже. Словно сказать, что он чувствует привязанность… к тому, что напало на Цитадель два года назад. Жнец. Если это было Жнецом. Если Жнецы были чем-то большим, нежели особо извращённый миф. Он был там. Видел сам. И он до сих пор не был уверен. Всё, что Сенна мог вспомнить, это как чёрная фигура, огромная, словно сама смерть — в ней было что-то от насекомого, что-то от корабля, что-то от бога, — плавит лазером прекрасные стеклянные коридоры сердца цивилизации, пока от них не остаётся расплавленный шлак и они не превращаются в коридоры полыхающего огня. Его гражданский корабль «Чаим» вместе с двумя другими покинули Мигрирующий флот, оставив его за пределами пространства Цитадели, для стыковки на станции после месяца отчаянной нужды в ремонте, для торговли и встреч Совета, Коллегии адмиралов и Конклава. Он наслаждался каждой минутой пребывания на Цитадели. Его родители были заняты дни и ночи напролёт, ведя переговоры от имени Конклава — кварианского гражданского правительства. Сенна был абсолютно свободен и наслаждался моментом. Исследуя каждый уголок Нижних районов, прячась в тени зелени настоящих деревьев Президиума, споря с ханаром, стоит ли карабин «Ригар» в хорошем состоянии целого бака гипнорыбы и старого антигравитационного летательного ранца для него, чтобы, когда придёт время, разобрать на запчасти. Сенна сидел на скамейке в Президиуме рядом с залами Посольств, где его родители участвовали в очередном закрытом заседании. Он отстраивал клапаны на герметичном костюме волуса, который выменял у техника в районе Закера едва ли не на весь свой запас гипнорыбы. Рядом стоял хранитель — его бледно-зелёное насекомовидное тело склонилось над управляющей панелью, как всегда, безмолвно и таинственно. Кварианец отвлёкся от своего занятия и взглянул в фасеточные глаза существа, в которых светился искусственный закат. Затем раздался звук, звук гибели надежды, и та чёрная фигура зависла в космосе. Ещё там были мать и отец. Бежали. Бежали мимо него.
Стремясь обогнать огонь.
Машины были любовью всей его жизни. И это был его грех. С тем же успехом он мог сказать, что любит нечто, положившее конец его миру, такому, каким он его знал. Но Сенна не мог ничего поделать. Он мог быть откровенным с машинами, и они никогда не смеялись в ответ. Никогда не игнорировали и не пренебрегали им из-за куда более важной работы, которую надо сделать. Никогда не оставляли его одного на несколько дней, чтобы покричать и поспорить в Конклаве. Машины никогда не лгали ему. Не говорили, что он впустую растрачивает свой потенциал. Когда бы он ни захотел поговорить с машиной, она отвечала. Сразу. Будто сама хотела поговорить. Поздней ночью, когда аварийный впуск его скафандра был утоплен в стакане с турианским бренди, он смог даже понять гетов. Да, они почти уничтожили его народ и украли их родную планету, но у них были свои причины, своя красота, своя логика. В конце концов, кто хочет быть рабом?
Сенна завидовал кварианскому Первопроходцу, специалисту по звёздной картографии, которого он много лет знал под именем Телем'Йеред. В итоге остались только они вдвоём. Он до сих пор не знал, почему капитан выбрала Телема, офицера более низкого звания. Он не думал, что это личное. Все эти дела между ними происходили много лет назад ещё до Цитадели и задолго до Инициативы. Капитан даже когда-то любила Сенну. Он любил её до сих пор. Она проводила своё Паломничество с саларианцами, он — с элкорами, а после они были приписаны к одному и тому же кораблю — грузовому судну среднего класса «Паллу'Казииль». Он всегда был доволен этим фактом, с тех пор как впервые увидел своё имя рядом с названием корабля в Главном реестре. «Паллу'Казииль: Всё же правосудие грядёт». Ему было больно убирать название корабля из своего имени, когда они подтвердили своё участие в Инициативе. Чтобы никогда больше не быть Сенной'Ниром вас Паллу'Казииль, а с этого момента и навсегда остаться Сенной'Ниром вас Кила Си'ях. Сенна и Кетси были счастливы на «Паллу'Казииль». Его бабушке она нравилась. По крайней мере, ему так казалось. Бабушку всегда было трудно разговорить, когда дело касалось такого рода вещей. Они были молодыми, вспыльчивыми патриотами. Вместе присоединились к движению «Недас» — группе радикально настроенных кварианцев, убеждённых, что бесконечное стремление отбить Раннох обрекает их вид вечно влачить жалкое существование бездомных без будущего, без прошлого, без собственного голоса в коридорах властителей галактики, тех, кто устал слушать народ без собственной планеты. «Недас» хотели оставить эту битву и просто найти новый дом. Начать заново. Создать что-то новое. Сенна помнил их посвящение в крошечной стерильной каюте на «Паллу'Казииль», которую их друзья по движению готовили несколько недель. Там новички могли синхронизировать свои скафандры, что считалось наиболее интимным жестом у кварианцев. Бок о бок, опьянённые амбициями и бунтарским духом, опутываемые нитями страха, предвкушающие снятие скафандров, чтобы затем их друг Малак'Рафа вытатуировал девиз движения «Недас» на бицепсах Кетси'Олам и Сенны'Нира с помощью трижды продезинфицированного голографического инструмента: «Меред ваи Раннох». Забудь Раннох. Никто другой не мог увидеть этих надписей под их защитными костюмами, расшитыми лоскутами, но они всегда знали, что надписи там. Кетси была так красива под своим шлемом.
Но Кетси'Олам всегда проявляла куда большую серьёзность, чем он. Во всём. Например, в том, что касалось питательной пасты, не говоря уж о судьбе их расы. Кетси всегда видела картину в целом, и картина становилась ещё больше, когда она рассуждала о ней. Детали никогда не были столь же значимыми, как мечта. И до атаки на Цитадель он попросту не мог разделить её обеспокоенности. Он мог быть счастливым на Флотилии или на Раннохе, или в новом мире. Он отошёл от политики. Она — нет. Их не взаимные чувства пришли в естественное равновесие. До тех пор, пока Инициатива не открыла Кетси и всему движению «Недас» путь к достижению их мечтаний вместе с одним великолепным кораблём и величественным пинком под зад по звёздной карте на шестьсот световых лет отсюда. Кетси'Олам наконец стала капитаном. И она наконец-то добьётся своего — ради каждого кварианца, который за ней последовал.
После Цитадели эта готовность быть счастливым и в небе, и на родной планете, и в чистой комнате размером с уборную, спрашивая молодого кварианского бунтаря, сколько раз он продезинфицировал эту голографическую тату-машинку, исчезла. И как только это случилось, возник вопрос, в какую неизвестную тьму Сенна'Нир не последовал бы за Кетси'Олам?
Однако не похоже, чтобы Кетси позволила эмоциям, истории, какой бы сложной она ни была, встать на пути её решений. Она должна была знать, что для Сенны имплантация СЭМа стала бы сбывшейся мечтой. Столь развитый синтетический разум, соединённый с ним навечно? Даже если бы ему единственному позволили держать имплантат в костюме вместо собственной головы, как у остальных. Даже если бы его СЭМ был ограниченным, медленным, жёстко запрограммированным, чтобы никогда не превратиться в настоящий разум. Ни один кварианец не пожелал бы летать с абсолютно не ограниченным ИИ. Только не после Ранноха. Не после всего, что было. Даже Кетси'Олам. Какой бы радикальной она себя ни воображала, она не была настолько прогрессивной. Сенна понимал это, даже если не соглашался. Настоящий искусственный разум — чувствительное создание, как и все остальные. Некоторые были добрыми и хорошими. Некоторые становились монстрами. Всё дело в том, как их воспитать. Кварианцы оказались плохими родителями, нет причины отрицать это.
Но всё-таки. Это было бы похоже на нового лучшего друга. Того, кто никогда не оставит, как это делали все остальные.
И, возможно, всего лишь возможно, именно эти мысли были причиной того, что кварианский Первопроходец — хороший, видный, солидный, ярый сторонник антигетского движения Телем'Йеред — крепко спал, как ему и следовало в пять-семнадцать утра за тридцать лет до прибытия, в то время как коммандер Сенна'Нир бодрствовал вместе с богиней головной боли, и что-то ужасное происходило, тихо и медленно окружая его.