Подойдя к окну, за которым уже проявились первые признаки рассвета, Максим прижался щекой к холодному стеклу и не в силах сдерживать свои ностальгические воспоминания, расплакался. Боже мой, как же хорошо было дома. Мама, которая всегда готовила завтрак и будила его по утрам. Отец, который всегда интересовался, как у него идут дела. Почему он никогда не ценил этого…
Чем больше он вспоминал свой дом и родителей, тем сильнее текли слезы. Услышав шаги в коридоре, Максим быстро вытер ладонью свои заплаканные щеки и, вернувшись к раковине, открыл воду.
В кухню зашел заспанный Николай и, взяв со стола алюминиевую кружку, подставил ее под струю воды, которой умывался Максим.
— А ты че вскочил ни свет, ни заря? — поинтересовался Николай.
— Жрать охота, — признался Макс.
Коля, посмотрев на свои наручные часы, сразу предложил кардинальное решение этой проблемы:
— Через пятнадцать минут молочный магазин открывается. Так что, одевайся и дуй туда. Заодно мне кефирчика с булочкой купишь.
Вспомнив, что вчера утром он получил свою первую зарплату, Максим с радостью согласился.
— А где этот магазин?
— Сейчас объясню.
Молочный магазин, располагался на первом этаже углового здания на улице Краснофлотской прямо напротив выхода из сквера, где стояло общежитие. Несмотря на столь ранний час (было всего без пяти семь), у дверей магазина уже стояла внушительная очередь. "Неужели всем так молока хочется?" — подумал Максим, подходя к магазину.
Пристроившись сзади толстой тетки, в руках у которой была капроновая сетка, набитая пустыми бутылками, Максим поинтересовался:
— Вы крайняя?
— Я, сынок, — по-доброму отозвалась женщина.
В это время щелкнула внутренняя щеколда, и очередь, стоявшая на невысоком крыльце, сразу же пришла в движение. Протолкнувшись внутрь магазина, Максим, наконец, смог разглядеть, чем в начале восьмидесятых годов торговали в молочных магазинах. Вдоль противоположной стены находился длинный холодильник-прилавок, за которым стояла молоденькая продавщица в белом халате. Сзади нее то и дело сновали два грузчика, которые возили по кафельному полу стопки оцинкованных ящиков, при этом используя какие-то длинные металлические крючки. В ящиках ровными рядами стояли стеклянные бутылки с молоком и кефиром. В самих холодильниках-прилавках на алюминиевых подносах лежали огромные глыбы масла и маргарина.
Когда подошла очередь Максима, продавщица, отдав сдачу толстой тетке, быстро спросила:
— А вам что?
— У вас йогурт есть? — опрометчиво поинтересовался Максим и сразу же пожалел об этом.
— Молодой человек, в общежитии у себя шутить будете, — продавщица сдвинула брови, давая понять Максиму, что не настроена на студенческие розыгрыши.
Поняв, что в начале восьмидесятых слово йогурт было не слишком сильно распространено, он решил купить то, что стояло на виду в оцинкованных ящиках.
— Мне две бутылки кефира и бутылку молока.
— Все? — строго спросила продавщица.
— А сыр есть? — с надеждой в голосе протянул Макс.
— Только плавленый. "Дружба" устроит?
— Да.
Продавщица наклонилась и достала из-под прилавка сырок "Дружба".
— Все?
Максим кивнул головой.
— С вас рубль тридцать, — отрезала продавщица.
Получив сдачу с зеленой "трешницы", Максим быстро убрал бутылки и сырок в холщовую сумку, которую ему для похода в магазин выдал Коля и быстро удалился. Купив в соседней булочной две городских булки и пару рожков за пять копеек, Максим засеменил к общаге. Ему не терпелось поскорее вгрызться в свежую корочку городской булки и запить все это большим глотком молока. От этих мыслей слюни потекли буквально рекой. И чтобы не захлебнуться в них, он сначала прибавил шаг, а уже в следующее мгновение перешел на бег.
Когда он буквально ворвался в комнату, Николай уже застелил маленький столик старой газетой и поставил в центр стола два граненых стакана. Нетерпеливо достав кефир, Максим сорвал синенькую фольгу, служившую крышкой, и тут же перевернул бутылку в стакан. Но вместо привычной тягучей жидкости белого цвета в стакан буквально вывалилось два больших комка какой-то непонятной субстанции.
— Твою маму! — выругался Макс.
— Что не так? — удивился Николай, доставая из сумки свою бутылку.
— Кефир просроченный подсунула, — зло выдохнул Максим.
Коля посмотрел на крышку своей бутылки.
— У меня свежий. Вот смотри — "среда" написано, — Проволоцкий сунул бутылку под самый нос Максима.
Макс подозрительно посмотрел на свой стакан, в котором два белых комка уже растеклись, превратившись в густую субстанцию.
— А с чего ты взял, что кефир просроченный? — поинтересовался Коля.
— Как с чего. Он же комками.
— Ну, правильно. Он и должен быть таким, — Николай посмотрел на Максима, пытаясь понять, шутит он или нет.
В следующее мгновение лицо Коли озарилось, поскольку он вдруг догадался, почему Макс заговорил о комках в кефире:
— А что, он за границей какой-то другой?
— Вот именно, — утвердительно кивнул Макс.
— А ты наш попробуй. Может, понравится? — Колян протянул Максу свою бутылку.
Максим не стал доливать из бутылки Николая. Он сделал небольшой глоток из стакана. Вкус кефира был обычным, хотя его консистенция в нормальной жизни вряд ли бы понравилась Максу. Но чувство голода, которое дало о себе знать новым приступом, стерло всякое предубеждение перед непривычным продуктом, и уже через мгновение Максим наворачивал городскую булку, прихлебывая ее советским кисломолочным напитком.
Позавтракав и рассчитавшись с комендантом общежития трешницей за право ночлега в комнате Николая, Максим отправился в педагогический институт решать свои проблемы с жильем и учебой. Он уже понимал, что десяти рублей, которые он с таким трудом заработал, хватит от силы на три-четыре дня. Даже при условии жесткой экономии. Поэтому статью расходов на коменданта общежития политеха, в котором сейчас проживал Максим, нужно было убирать.
Впервые в жизни он поймал себя на мысли, что он начал считать деньги и планировать свои предстоящие траты. "Ни хрена себе. Неужели это я?" — размышлял Максим, трясясь на задней площадке ретро-трамвая.
Голос кондуктора, назвавший нужную остановку, вывел Максима из глубоких размышлений. Выйдя из трамвая, он огляделся по сторонам и сразу же вспомнил дорогу к своей альма-матер. Дошагав от трамвайной остановки до угла институтского здания за пару минут, Максим свернул за него и тут же чуть не столкнулся с группой симпатичных девушек, которые стояли прямо посреди тротуара. И такими девичьими стайками был усеян весь тротуар перед институтом.
"Сегодня же первое сентября", — подумал Макс, лавируя между студентами.
Найдя без особого труда нужный факультет, Максим уверенно толкнул дверь в приемную декана.
— Добрый день. А декан уже вышел с больничного?
Секретарь, похожая на лесную сову из-за своих очков, подняла глаза на молодого человека и строго спросила:
— Да, вышел. А вы, собственно, по какому вопросу?
— Я Максим Федоров. Вот у меня тут документы на перевод из московского института, — Макс развязал тесемку на бумажной папке и передал необходимые бумаги секретарю.
— Помню, помню. Вы позавчера приходили, — секретарша пробежала глазами по документам Максима и, поправив блузку, встала из-за стола.
— Вы посидите пока, — с этими словами она скрылась в кабинете декана.
Когда она вышла обратно в приемную, Максим уже стоял рядом с ее столом.
— Все нормально. Сейчас напишете заявление о зачислении вас на второй курс пединститута, а потом сходите в комитет ВЛКСМ и встанете на учет. А я пока вашу карточку заполню.
— А с общежитием как? — поинтересовался Максим.
— С общежитием пока проблемы. Вы же знаете, что у нас восемьдесят процентов студентов — девушки. Так что мужских комнат на общежитие у нас всего пять, и все они уже укомплектованы. Но к вашему приезду с картошки мы что-нибудь придумаем.
— Какой картошки? — искренне удивился Макс.
— А-а, вы же новенький, — спохватилась секретарша. — Ваш и третий курс послезавтра уезжает на три недели на картошку в Починковский район. Сегодня у вас организационные занятия, а завтра день сборов. Вы к вашему куратору группы обязательно сегодня зайдите, и он вам все объяснит. Его зовут Илья Петрович Карский. Он преподаватель словесности.
— Значит, с общежитием облом? — вздохнул Максим.
— Почему облом? Я же вам объяснила, что к концу сентября мы что-нибудь придумаем с вашим размещением, — затараторила секретарша.
— А где мне жить до послезавтра прикажете? — ехидно поинтересовался Макс.
— Неужели у вас нет знакомых в Горьком?
— Нет, — сухо сказал Максим.
— Ну, тогда снимите комнату на один день, — предложила секретарь.
— Спасибо за совет, — Максим с хмурым видом сел за стол и стал писать заявление по образцу, лежавшему под стеклом.
Закончив с писаниной, он положил листок на стол секретаря.
— Где тут у вас этот, как его…, - Максим опять забыл название, вертевшееся у него на языке: — комитет ВЛКСМ? — наконец, вспомнил он.
— На втором этаже, рядом с приемной ректора, — подсказала секретарь.
Попрощавшись с секретаршей, он вежливо удалился.
Остановившись прямо у дверей институтского комитета ВЛКСМ, Макс уверенно толкнул дверь и вошел внутрь. В приемной сидела симпатичная чикса в белой блузке и что-то исступленно печатала на огромной печатной машинке, при этом постоянно передергивая правой рукой тяжелую каретку.
— Вы по какому вопросу? — поинтересовалась секретарь-машинистка.
— Мне это… как его… на учет встать, — наконец, вспомнив нужное слово, нашелся Максим.
— Давайте ваши документы, — девушка привстала из-за стола.
Максим протянул ей комсомольский билет и письмо из Краснопресненского райкома комсомола.
Взглянув на листок с синей печатью и пробежав по нему взглядом, секретарша быстро вышла и-за стола.