Виктор лишь оторопело отступил к стене, затаив дыхание.
Вокруг инсайдеров разлилась невидимая жизнь. То тут, то там в сумраке подъезда мелькали призрачные фигуры, смутно напоминающие человеческие. Они выплывали из квартир, пропадали в лифтовой шахте, сидели на ступенях, появлялись и исчезали, похожие на сигаретный дым. Подъезд наполнился звуками, целой какофонией различных шепотов и шлепков, шаркающих шагов, быстрого цокота женских шпилек, наплывами вырванных слогов. Все то, что мог впитать в себя подъезд за годы жизни дома, проносилось сейчас на семи квадратных метрах одним махом.
А еще гул. Низкий, вибрирующий, на грани слуха. Он раздражал, давил на голову, от него сводило зубы. Невозможно было долго находиться под этим гнетом.
– Черт, – глухо произнес Борхес, потирая пальцами виски. – Надо убираться отсюда поскорее.
– Согласен, – кивнул Торпеда, на которого, по-видимому, гул совершенно не действовал. Он проверил лестничный пролет наверх индикатором, первым шагнул на грязные ступени. Виктор и Борхес пошли следом.
По мере подъема гул начал усиливаться. Заболели глаза. Виктора начало слегка подташнивать. Ощущение было как при перепаде давления в барокамере, заложило уши, и желудок полез к горлу. По тяжелому дыханию идущего сзади Борхеса Куликов понял, что ему тоже хреново.
Они поднимались вверх, словно в свинцовых веригах, с трудом поднимая ноги и опираясь всем телом на перила. И только Торпеда выглядел как ни в чем не бывало, он споро преодолевал ступень за ступенью. Словно на него не действовал этот адский, сводящий с ума и дробящий кости гул!
Стало труднее дышать. Виктор неосознанно ослабил ворот и без того свободной куртки, провел рукой по лбу. На ладони остался холодный пот.
– Торпеда, – хрипло позвал Борхес, – подожди немного.
Торпеда обернулся, удивленно взирая на своих товарищей. Виктора уже не на шутку лихорадило, ноги подкашивались, а сердце стучало так, что казалось, пытается проломить грудную клетку. Автомат десятикратной тяжестью оттягивал плечо, лямки практически пустого рюкзака стягивали грудь, мешая дышать.
– Что с вами? – Здоровяк остановился, озабоченно вглядываясь в лица.
– Давай отдохнем немного, – еле слышно проговорил Борхес, повисая на перилах. – Сейчас все пройдет, сейчас дальше пойдем…
Его глаза закатились, он начал оседать на ступени. Виктор титаническим усилием воли собрал силы в кулак и еле успел схватить падающего инсайдера за руку. Но не смог устоять на ногах, которые предательски подкосились. Вместе с теряющим сознание Борхесом покатился вниз, лязгая оружием.
Давление исчезло. Куликов, жадно хватая ртом воздух, попытался подняться на ноги. Ему помог подскочивший Торпеда, прислонил к стене. Пока Виктор приходил в себя, Торпеда склонился над Борхесом, что-то сунул ему под нос. Борхес скривился, чихнул и открыл глаза, отталкивая руку Торпеды.
– Фу, какая гадость! Я скоро наркоманом от этого нашатыря стану, – проговорил он, тяжело вставая с пола. Торпеда участливо заглянул в серое лицо товарища, убрал пузырек в карман разгрузки. Хлопнул шатающегося Борхеса по плечу, сказал:
– Что ж делать, если ты такой чувствительный. Кот, ты как?
Куликов слабо улыбнулся, но силы стремительно возвращались к нему. Очухался и Борхес, потирая ушибленную ногу. Проворчал:
– Слушай, Кот, не используй меня больше в роли санок, ладно. Староват я уже, – Борхес потер поясницу. Виктор только отмахнулся, мол, как получится.
Торпеда, который задумчиво смотрел на проплывающих призраков, вдруг решительно скинул рюкзак, прислонил к стене винтовку.
– Ты куда? – спросил Виктор.
– Это, наверное, из-за «кирпича» я ничего не чувствую, – Торпеда оглянулся на лестницу. – Я пойду один, вы не сможете. Тут идти-то осталось ерунда, артефакт как раз в квартире над нами лежит. Я быстро, туда и обратно.
Борхес протестующе покачал головой:
– Не дури. Никуда ты один не пойдешь.
– Пойду, братуха, пойду. Надо идти. Кот, дай свой рюкзак, мой полный.
Но Борхес не собирался сдаваться:
– У нас респираторы есть, мы прорвемся. Ты один не пойдешь.
Инсайдер полез в свой рюкзак, но Торпеда остановил его жестом:
– Борхес, что ты как ребенок, ей-богу! Какие респираторы, к черту? Не помогут они тут, сам знаешь. Не беспокойся, я быстро схожу и вернусь, не новичок.
– Кот, ты-то что молчишь? – обратился за помощью Борхес.
Виктор рассудил по-своему:
– Пусть идет. Надо – значит, надо. Если нам все равно не пробиться, не возвращаться же?
– Вот, – Торпеда указал на Куликова. – Человек верно рассуждает.
Борхес нахмурился, но промолчал. Торпеда взял рюкзак Куликова, закинул на плечо. Шагнул к лестнице.
– Я скоро. Не вернусь через пятнадцать минут – уходите окном, веревка у Борхеса. Все, пошел.
Инсайдер развернулся и зашагал по ступеням наверх. Секунда – и он скрылся за поворотом.
Борхес со злости стукнул кулаком по стене, бросил недовольно:
– Блин, Кот, тебе что, на все плевать?
– А что не так? – удивился Виктор.
– Что не так? А то, что Торпеда один пошел наверх. Так не делается, мы не ходим по одному. Там, возле «глаза», ловушек выше головы, кто ему поможет, если что?
Виктор непонимающе смотрел на Борхеса, никак не мог взять в толк суть претензий.
– А я-то тут при чем? Согласен, вариант не самый лучший. Но идти-то надо было? Тем более что Торпеда и сам не против был.
– Да Торпеда один хоть к черту на рога полезет, если почувствует, что это нужно команде. Он без головы на этот счет. Кот, ты что, никогда не работал в команде? Тут не каждый за себя, тут все – одно целое. Если не проходит один, то не идет никто, так как, вернувшись, можно не застать оставленного товарища в живых.
Виктора задело такое нравоучение:
– Борхес, ты не зарывайся! Мне откуда знать ваши корпоративные условности?
Борхес что-то захотел ответить, даже открыл рот, но потом разочарованно махнул рукой. Пробурчал: «Да это же и так понятно». Вздохнул, уселся на рюкзак, прислонившись к стене спиной.
Время медленно шло, тикая механизмом наручных часов. Прошло десять минут с момента ухода Торпеды. Куликов курил в кулак, разглядывая тени, Борхес, кажется, дремал.
Оба вздрогнули, когда громкая автоматная очередь ударила по ушам. Вскочили, потянулись за оружием.
Выстрелы звучали с улицы, но непонятно, с какой стороны.
– Черт, неужели у Скаута заваруха, – Борхес снял автомат с предохранителя, озабоченно выглянул в лестничный пролет.
В тот же момент сверху громыхнул пистолетный выстрел. Не сговариваясь, инсайдеры рванули по лестнице, держа оружие на изготовку, выкрикивая имя товарища.
Их тут же накрыла вибрация, низкий гул пронзил каждую клеточку тела.
С каждым шагом становилось все тяжелее и тяжелее. Ступень за ступенью, ступень за ступенью.
Виктор, пересиливая себя, преодолел поворот, когда сзади упал Борхес. В ушах шумело, глаза начали слезиться от невыносимой рези. Куликова повело в сторону, ударило о стену. Он рухнул на колени, но слепо продолжил ползти вперед. Каким-то участком сознания он смог еще усмехнуться про себя, представляя картину, открывающуюся стороннему зрителю. Как два здоровых мужика, обвешанные оружием, словно пьяные, ползут по ступенькам вверх. После этого мир вокруг Виктора закрутился, его вырвало горькой желчью. Из легких вырвался стон-всхлип, но руки, отчаянно цепляющиеся за решетку перил, тащили тело вверх. Мозг изо всех сил исполнял команду «надо», не подчиняясь паникующим инстинктам.
Вдруг неведомая сила подняла Виктора в воздух, поволокла вниз, оторвав пальцы от стальных штырей. Он вяло сопротивлялся, но силы были неравны.
Его мягко опустило на что-то продолговатое, упругое, прислонило к прохладной стене. В нос ударил резкий запах, моментом прочистивший голову. Словно сквозь вату донесся глухой голос, медленно обретая свою естественность:
– Братишки, ну давайте, дышите! Блин, вояки, куда же вы полезли? Простите дурака! Мужики, слышите меня? Кот! Борхес!
Виктор с трудом открыл глаза. Спиной к нему, над лежащим ничком Борхесом склонился Торпеда. Он бил друга по щекам и пихал под нос вату с нашатырем.
Вокруг плясали призраки, выныривая из пустоты подъезда.
Виктор обхватил ладонями голову и начал массировать пульсирующие виски, лоб, макушку. Сильно болели мышцы спины и отбитые колени, на языке противный кислый привкус. Он попытался подняться, но ноги предательски задрожали, колени подогнулись, и Куликов завалился на бок, упав с рюкзака, на котором сидел.
Торпеда оглянулся, глаза радостно блеснули:
– Оклемался, чертяка? Что вы ломанулись, как лоси во время гона? – набросился инсайдер на Куликова, но тут же помог подняться, обнял, прижав к широкой груди. – Спасибо, братишки, за мной, дураком, полезли. Спасибо.
Здоровяк выглядел смущенным, отводил глаза в сторону.
– Твою мать, – подал голос Борхес, закашлялся. – Чтоб Бобер подавился этим «глазом», чтоб ему икалось до Судного дня. О, мой организм! Неприятный аттракцион, чтоб раз так через колено.
Торпеда помог другу сесть, открыл флягу, передал Виктору. Куликов благодарно кивнул, сделал несколько больших глотков.
– Борхес, ты как? – заботливо спросил Торпеда, присаживаясь рядом.
Борхес криво улыбнулся, охнул, болезненно поморщившись. Протяжно выдохнул:
– Не буду оригинальным, но все же скажу, что я слишком стар для таких передряг. Ничего, бывало и хуже. Ты чего из пистолета палил-то?
Торпеда потупился, что было на него не похоже, проговорил:
– Показалось. Там человек с оружием стоит, в коридоре темном. Нервы сдали, выстрелил. А это проходец какой-то во «фриз» попал, закристаллизовался словно статуя. Нервы ни к черту, – повторил Торпеда, хлопая себя по колену.
– Да ладно, что уж, бывает, – Борхес успокаивающе махнул рукой. – Нам молоко надо выдавать за вредность, работа такая. Ты «глаз» нашел?
– Нашел, – Торпеда кивнул на валяющийся рюкзак. – Куда он денется? Уже обратно иду, вижу, ты валяешься на переходе, а Кот, как танк, вверх прет, почти на площадке уже. Не видит ни хрена, мордой в пол уперся, но ползет. Как зомби. Испугался я за вас, мужики. Вы ведь почти уже и не дышали. Спасибо еще раз.