– А почему «псы» не сопровождают комитетчиков? – спросил Виктор, заливая кипятком заварочный чайник.
– Они на ножах. Мне Зуб сказал, что там негласное распоряжение от армейского начальства, чтобы палки в колеса Комитету ставить. Только «псы» и без распоряжений всяких с этими новенькими да залетными знаться не хотят. Их можно понять, мужики с Медузой, можно сказать, побратались, каждую кочку тут на пузе излазали. Свои порядки наводили кровью и потом, опять же с нами по-людски держались. А эти пришли с бухты-барахты, сразу гадить начали, огнем все жечь. Народу много покрошили без суда и следствия. Да еще и под самих военных копают, ищут неблаговидные связи с криминальными элементами. Так что любви у армейцев с Комитетом нет.
– Чай будешь? – спросил Куликов у него.
Седой кивнул. Виктор перевел взгляд на Ивана, тот тоже не отказался. Куликов застучал дверцами шкафа, доставая три железных кружки, неторопливо начал разливать в них крепкий чай, от которого повалил густой пар.
– Такие вот дела, Кот, – вздохнул Седой. – Мне теперь назад дорога заказана. Да и тут эти гады достанут, они ж теперь еще злее станут.
Куликов отставил чайник, вытащил сахар.
– Тебе сколько? – вновь обратился к другу.
– Что? Три. Кот, ты вообще меня слушаешь?
– Слушаю. Иван?
– Я без сахара буду.
– Хорошо. Седой, ты когда завтра уезжать собирался?
– В обед. За мной должен Костик, бармен, заехать на машине.
– У тебя с ним связь есть? – Виктор надел перчатку, чтобы не обжечься, принес Седому кружку, поставил на стул рядом. Иван сходил за кружкой сам.
– Да, мобильный. Но тут-то он не работает! Ты что задумал, Кот?
Куликов опустился напротив него, вид у него был более чем серьезный:
– Завтра мы с Иваном выведем тебя за Периметр. Оттуда позвонишь Костику, пусть он тебя забирает, и сразу же уезжайте. Ясно?
– Погоди, Кот, – Седой оторопело затряс головой. – А как же ты? Пойдем со мной!
– Нет. Я останусь.
– Почему?!
Виктор откинулся на спинку стула, усмехнулся невесело:
– Не хочу я, Седой. Я уже пробовал жить нормальной жизнью, найти нормальную работу, завести нормальную семью. Что у меня получилось? Я потерял всех, кого любил и ради кого жил. У меня не осталось ничего, даже дома. И дело даже не в том, что я опять стану для всех «зараженным». Даже не в том, что придется перебиваться с копейки на копейку на хреновой работе. И даже не в том, что в пищевой цепочке я буду пылью у ног власть имущих, которые будут на меня безнаказанно плевать. Пойми, дружище, мне противен тот мир. Противна сама мысль о том, что вновь придется, как это называется, социализироваться. Привыкать, притираться, быть толерантным, утираться с улыбкой. Понимаешь, друг, я только здесь вновь почувствовал себя человеком. Там мне приходилось быть кем-то другим, но не собой. Я утопал в надуманных, дутых проблемах, которые и яйца выеденного не стоили. Как нужно было изуродовать жизнь, чтобы я смог свободно вздохнуть только здесь, в Медузе? Представь, как я жил, если Медуза стала для меня дороже того, другого мира? Ты понимаешь меня? Здесь я человек. Там я – цифра в статистике. Со всеми вытекающими. Без семьи, без родины, без будущего.
В кабинете повисла тишина. Виктор почувствовал на себя долгий, изучающий взгляд Ивана. Но глаз на него не поднял, смотрел на поникшего Седого.
Наконец Седой тяжело вздохнул, взъерошил волосы на затылке:
– М-да, дела. И все же подумай. Я тебе даже больше скажу, помнишь ту историю с болезнью? Ну, «печать Медузы» и все такое? Так вот, у Борхеса она не проявилась. Я тоже ездил к нему на месяц, помнишь? Все нормально, никаких симптомов. Может, и?..
– Я болен, – перебил его Виктор.
– Но то было раньше…
– Я. Не хочу. Уезжать, – раздельно проговорил Виктор. – Не обижайся, Седой, но каких-то вещей тебе просто не понять.
– Но как же быть с едой? Кто тебе будет ее носить? Меня ж не будет! Лекарства? Всякую мелочь типа спичек?
– Я разберусь, – уверил его Виктор, успокаивающе улыбаясь. – У меня запасов еще надолго хватит, а там сам буду в Город ходить. Нечего чужие головы подставлять.
Седой раскрыл было рот, готовясь разразиться гневной тирадой, но Виктор жестом остановил его:
– Все, хватит. Я решил. Не переубеждай, это пустой разговор.
Седой тяжело вздохнул, обреченно развел руками:
– Как знаешь.
Стали пить чай. Виктор предложил на закуску упаковку галет и банку сгущенки. Отказываться никто не стал. В банке пробили две дырки, выливали тягучую смесь на продолговатые пластинки пресных крекеров. Захрустели, с удовольствием слизывая убегающие капли с краев галет.
Виктор задумчиво наблюдал за товарищами. Седой, видимо передумав обижаться на Куликова, решил разбавить молчание беседой:
– Иван, а ты откуда? Что-то я тебя среди инсайдеров не припомню.
– С того берега лужи, – ответил фразой из мультфильма за Ивана Виктор. – Не приставай к человеку.
За что был удостоен долгим взглядом из-под черных очков и удивленным взглядом Седого.
– А что за тайна? – хмыкнул инсайдер.
– Потом расскажу, – успокоил его Куликов.
– Ладно. К тебе Ниндзя заходил?
– Заходил. Поговорили с ним о том о сем.
– А я уж боялся, что вы тут от неожиданности друг друга перевалите, – засмеялся Седой. – Вы ж оба за пулей в карман не лезете.
– Да нет, – улыбаясь, отмахнулся Виктор. – Обошлось. Я, конечно, малость встревожился, но Ниндзя все устроил так, чтобы не с выстрелов беседа завязалась.
– Он сам-то где? Я его в Городе уже месяца три не видел.
– Не знаю, – пожал плечами Куликов. – Он обещал заскочить как-нибудь, и все.
– Неужели тоже отшельничает?
– Возможно. Нога не болит?
– Болит, чай не палкой ткнули. Но не так ужасно, как я себе представлял.
– Ну и отлично, – Виктор поднялся. – Ты побудь пока тут. Поспи. Мы с Иваном сходим, посмотрим, что можно с убитых взять.
– Если Пашку найдете…
– Взорвем, – успокоил друга Куликов. – Иван, пойдем?
– Будьте осторожны. Я такой хрени, что комитетчиков побила, отродясь не видел, – предостерег Седой, переползая на матрас.
– Я тоже, – Виктор уже стоял у дверей, проверяя магазин винтовки. – Я тебя запру. Когда приду, стукну пять раз, чтобы ты по мне шмалять не стал.
Седой кивнул.
До места дошли без приключений. Снег уже почти растаял, лишь под деревьями и кустами оставались грязно-белые островки. Земля Медузы жадно впитывала в себя влагу, словно не могла напиться, даже больших луж нигде не было видно.
Во двор вошли настороженно. Виктор ловил себя на том, что взгляд то и дело опускается на асфальт впереди, опасаясь увидеть, как он проламывается, и оттуда лезут черные, острые, изломанные ветки-лапы.
Видимо, неуютно себя чувствовал и немногословный Иван, потому как он тоже шел словно по болоту, опасливо делая следующий шаг. Ничего удивительного, внезапная, да еще и такая страшная смерть всегда пугает.
А кем бы ни был этот двойник, умирать он явно не хотел.
Без труда нашли поле боя. Прошли между домами, по вспаханной земле, оставленной «качелями». Вот закрученные штопором трубы ограждения, вот разбитая, раздавленная машина. Вот короткие 9-мм гильзы, ими усеяна вся детская площадка. Патронов комитетчики явно не жалели.
Здесь Виктор отложил ветку-путеводитель, обеими руками взялся за винтовку. Потому как зрелище было не из приятных.
На том месте, где спецназовцев настигли черные шипы, из земли торчали черные, колючие коконы, свитые из множества торчащих из асфальта отростков. Они чуть заметно пульсировали, покачиваясь. Из одного кокона под неестественным углом торчала нога в цифровом камуфляже и залитом кровью ботинке. Все остальное скрывалось внутри.
– Это какие-то растения, – шепотом предположил Иван. – Типа мухоловок.
Куликов, не спрашивая, откуда двойник помнит, что такое мухоловки, согласно угукнул. Очень похоже. Только как же им самим не вляпаться?
– Вон, левее среднего кокона, – указал рукой Иван.
Куликов опустился на колено, присмотрелся. С расстояния в пару десятков метров разобрать что-либо было сложно, но какое-то движение привлекло внимание. Он вскинул винтовку, приложился к оптике.
Из асфальта, пробив его, торчала тонкая, колышущаяся на ветру травинка, больше похожая на рачий ус. Такая же упругая, сегментами. Чуть дальше – еще одна. И еще.
Особенно много их было в тени гаражей. Эти незаметные травинки занимали площадь примерно в несколько квадратных метров, больше нигде на игровой площадке Виктор их не заметил.
Видимо, это индикаторы, которые дают команду «фас», стоит их коснуться.
Это как же комитетчикам везло, что почти десять минут топтались здесь и лишь потом разом влетели в неприятности? Или были аккуратны до тех пор, пока они с Иваном не запустили в них «качелями»?
– Думаю, не стоит туда ходить, – предложил Иван.
– Согласен, – Виктор поднялся. – Пойдем, посмотрим троих, которых у контейнера сняли.
Теперь, когда стало понятно, чего следует опасаться, движение пошло живее. Куликов с двойником пересекли детскую площадку, держась на отдалении от гаражей, прошли щербатый от пуль бетонный блок, приблизились к пробитому контейнеру.
Тел не было. Лишь на мокрой земле Куликов разглядел множество следов, похожих на большие собачьи лапы. «Слоники»?
Иван свистнул, указал на валяющееся оружие. Куликов махнул головой, мол, не надо, не подбирай. Все равно патронов для ПП не достать.
Постояли, посмотрели. Можно было, конечно, пойти поискать товарища Седого, но Виктор не хотел рисковать, не зная места поиска. Да и, скорее всего, тела уже нет, растащило зверье.
– Возвращаемся, – крутанул пальцем над головой Виктор.
Вечером, когда Иван сидел в отдалении с фонариком и пачкой невесть где найденной подшивки «Огонька», Седой жестом позвал к себе Виктора. Куликов, для которого было непривычно проводить почти весь день дома, как раз закончил чистить винтовку. Поднялся, подошел к раненому другу.