Я бегу к ним.
Туман всё плотнее и плотнее. Мешает двигаться. Ноги становятся ватными, тяжёлыми… Так я никогда не догоню их!
Силуэты всё дальше от меня. Они уже почти не различимы, только две еле заметные тени посреди пугающей мёртвой пелены.
Пропали.
Как теперь их найти в этом тумане… Почему я не закричал? Не привлёк их внимания?
Они не могут меня услышать.
Я не могу добраться туда, где они сейчас.
Темнота.
Маленькое помещение. Стен не видно, но я точно знаю, что они рядом, что пространства очень мало. Здесь пыльно, тяжело дышать.
Открывается дверь, входит невысокий толстый человек. Мои глаза не привыкли к яркому свету. Я щурюсь, закрываюсь ладонью, пытаюсь отползти в угол комнаты. Человек поднимает рукав пиджака, смотрит на громоздкие золотые часы…
Доктор!
Андрей Петрович!
Доктор, скорее! Заберите меня отсюда!
Доктор!!
Я пытаюсь отползти в тень, но чьи-то руки не дают мне двигаться. Внезапно всё пропадает, и передо мной возникает испуганное лицо девушки. Я лежу в воде, на мне сидит девушка с короткими светлыми волосами. Она крепко прижимает мои руки ко дну резервуара. На ней чёрный халат. Стены вокруг тоже чёрные. Я пытаюсь вдохнуть. Откуда-то сверху раздаётся громкий голос: «Да, держи его! Не давай ему двигаться! Юля! Брось всё это, возьми отвёртку. Скорее! Вытащи экран замка. Там должны быть восемь проводов – цвета радуги и чёрный. Замкни синий с жёлтым, красный с фиолетовым и чёрный с зелёным!»
Палата Э-21, терапия, секретная база девятого отдела. Лина.
– Всё, я пришёл в себя, – тихо сказал я. В этот момент дверь аппаратной открылась, и доктор Карцев, раскидывая висящие провода, бросился к резервуару:
– Кайнын! Ты в порядке? Как меня зовут? Название проекта?
– Карцев Андрей Петрович, проект «Волхвы».
Я сел и огляделся. Пахло горелым железом. Оборудование разбросано по углам, прочные металлические кронштейны вырваны из стен. Трещины на триплексе аппаратной. Рядом со мной на коленях стоит доктор Карцев, сзади него, с большим чёрным полотенцем в руках, – Виталина.
– Что случилось?
– Ты немного разрушил лабораторию, Кайнын.
– Разрушил? – я посмотрел на руки, но доктор покачал головой:
– Нет, не сам. Твой разум. Телекинетическое воздействие. Мы знали, что такое возможно, но масштабы, Кай, масштабы! Потрясающе… Виталина Валерьевна, позаботьтесь о нём, а мы расчистим проход и привезём другую каталку.
Мы остались одни. Я попытался встать, но Лина положила мне руки на плечи:
– Не надо, это опасно. Тут легко упасть, да и сил сейчас мало.
Я кивнул. Сил не было совершенно.
Девушка с обычной быстротой и точностью переключила рычаги, сливая жидкость из резервуара, и укутала меня полотенцем. «Опять как робот» – подумал я, но в этот самый момент она остановилась и посмотрела мне в глаза. Несколько секунд длилось молчание. Хотелось заполнить его словами, выражавшими эмоции от только что произошедшего. «Я переживала» и «прости, что всех испугал» – эти фразы были естественны и нужны, здесь и сейчас, но так и не были сказаны. Лина смутилась и, отведя глаза, принялась меня вытирать.
Я чувствовал себя виноватым. И дело было не в устроенном неосознанно погроме (разумеется, это была очевидная и явная вина, и, судя по разрушениям, я подверг опасности всех находившихся рядом), а в том, что смелость девушки, её попытка показать мне свои чувства, осталась без ответа, и моя растерянность (пусть и вполне объяснимая) стоила ей смущения. И хотя для большинства людей произошедшее покажется незначительным и даже забавным пустяком, для инопланетной машины с глазами оленёнка пустяком это не было. Я видел.
Я увидел её мысли.
Глава 11
В эту ночь Аномалия явилась за мной.
Перейдя границу сна и яви, я на восемь часов потерял возможность вернуться в реальность – такова была сила инъекции снотворного. Я провалился в глубокий беспокойный сон. Мне снился Влад. Он просил спасти его, прийти за ним как можно скорее. И вот мы снова стоим на площадке в конце дороги. Вокруг горы, одни только горы. Монстры, каких я раньше никогда не видел, бегут на нас…
Каждый раз я проигрывал, и монстры набрасывались на беззащитного друга. Это повторялось много раз: мольбы о помощи, сражение, жуткая сцена пира чудовищ. Зрелище, от которого начинались судороги и тошнота, от которого я задыхался. Пять? Десять? Сколько было уже этих сражений? Обречённость, боль, страх – я был заперт с ними на долгие часы, которые во сне превращались в дни.
Когда вместе с утренним сигналом часов хватка препарата ослабла и позволила мне вернуться, вырваться из кошмара и открыть глаза, я был одновременно самым несчастным и самым счастливым человеком во вселенной. Счастливым – потому что всё оказалось лишь сном, просто сном. Но туман пережитого ночью ещё не рассеялся до конца; все мышцы болели, во рту ощущался неприятный металлический привкус, одежда и простынь были пропитаны потом, одеяло лежало на полу.
При виде этой картины доктор Карцев, зашедший проверить мои показатели, спешно вызвал дежурную медсестру и бросился ко мне, снимая с шеи всегда находившийся при нём круглый сканер. Я попытался успокоить его, но из-за пересохшего рта голос, кажется, лишь добавил тревоги за моё состояние.
После тёплого душа, завтрака и пары инъекций я, наконец, полностью пришёл в себя. Доктор настаивал, чтобы я провёл день в кровати, и мне с большим трудом удалось добиться разрешения побыть в Зале Цветов (так сотрудники лаборатории называли иногда комнату отдыха).
Доктор сидел за столиком, разложив три планшета и сравнивая длинные таблицы данных. Он вздохнул, по очереди погасил экраны и посмотрел на меня:
– Прости. Ты вчера оказался в роли подопытного для эксперимента. Оборудование ещё сырое, и данных было мало…
– Андрей Петрович, не переживайте. Если это поможет делу – я готов на что угодно.
– И всё же хотелось бы минимизировать риски… – доктор глубоко вздохнул и продолжил. – Кайнын, есть вероятность, что завтра нас эвакуируют на резервную базу.
Я удивлённо взглянул на него:
– Эвакуируют? Зачем?
– У военных появилось подозрение, что местонахождение комплекса известно нашему противнику. Пока они разбираются в ситуации, генерал считает правильным перестраховаться. Такое уже было год назад, просто ты…
Доктор замолчал, не договорив фразу. «Просто ты не помнишь» – закончил я в голове. Я действительно не помнил. Ни прошлой базы, ни моего знакомства с проектом, ни людей, окружавших меня. За несколько дней усердного изучения документов, разговоров с доктором и генералом я, казалось, восполнил большинство пробелов в знаниях. Но память человека не просто набор информации. Это сложная субстанция, в которой эмоции, ощущения, собственное отношение к событиям запоминаются вместе с этими самыми событиями; где имя знакомого человека и изображение его лица неотделимы от его мимики, характера, интонаций. Память хранит объективное вместе с субъективным, и никак иначе.
Я смотрел на широкие листья стоявшего у дивана растения и пытался понять, что же меня беспокоит. Не память – с этим я смирился, предоставив всё природе и времени. Но что тогда? Возможная эвакуация? В конце концов, это рутинная процедура для людей, связанных с проектом такого уровня. В каком-то смысле даже изначально запланированная – не зря же существуют запасные лаборатории…
В этот момент доктора вызвали по интеркому. Я так и не успел задать ему вопросы, крутившиеся в моей голове.
На ужин была гречка с печенью и маленькое яблоко, светло-зелёное, с едва наметившимися красноватыми полосками на одном боку. Виталина сегодня так и не появилась. Может быть, военные проверяют сотрудников? Или простуда? В стерильных условиях базы подхватить простуду практически невозможно, но это было бы самое простое, а главное, безопасное объяснение.
Я написал доктору, что хотел бы поговорить, но ответа не было. Дежурная медсестра, девушка лет тридцати с восточными чертами лица, сообщила, что доктор срочно покинул базу и вернётся завтра. Странно, почему он не предупредил меня? Должно быть, дело действительно срочное и важное…
Засыпая, я вспоминал Камчатку. Мы с дедушкой идём по берегу. Повсюду следы медведей, но мне не страшно: медведи не враги, а такие же обитатели этих мест, как и мы. Они тоже охотятся и радуются вкусной свежей рыбе. Бывает ли медведям одиноко?
В девять утра Юля привезла завтрак. Это было неожиданно, ведь ходить мне никто не запрещал. Я удивлённо посмотрел на неё:
– Как раз собирался в столовую… Вставать нельзя?
Девушка улыбнулась:
– Нет-нет, просто я подумала, что здесь читать будет спокойнее. Доктор просил передать это, – она протянула мне чёрный конверт с голограммой «совершенно секретно». – Ознакомишься за завтраком? Я зайду через тридцать минут.
Распечатав конверт, я вытащил листок сероватой бумаги с проступающим защитным узором и водяными знаками: доктор предупреждал меня, что сегодня в полдень состоится пробный сеанс связи. Сам он не сможет присутствовать, его заменит доктор Пуац – мне надлежало выполнять все его инструкции. Дата, подпись, печать девятого отдела.
Странно.
Доктор должен присутствовать. Он один знает всю процедуру; без него, судя по документам, связь ещё ни разу не проводилась. К тому же эта внезапность! Готов ли я?
Размешивая кусок масла в овсяной каше, я пытался придумать объяснение происходящему. В лаборатории ещё со вчерашнего дня повисло ощущение тревоги, скрытой опасности. Видимо, ситуация требовала срочных, отчаянных мер. Доктор, генерал, участники проекта – все верили в меня. Я не должен их подвести. В любых условиях нужно просто стараться по максимуму, и у меня достаточно способностей для этого. Если доктор считает, что я смогу, то почему я должен сомневаться в себе? Доктор знает меня лучше всех, лучше меня самого. Он знает меня