Мои размышления прервали странные шорохи. Со всех сторон поднялся шум, будто кто-то сыпал песок в пустую бочку. Затем раздался крик Влада. Я перевернулся, вскочил и огляделся вокруг. Рыжий мох пошёл волнами; шагах в десяти передо мной в земле образовалась воронка, осыпавшаяся внутрь. Она расширялась. Мох вместе с почвой соскальзывал в неё и исчезал в зияющей тёмной дыре. Влад, обеими руками держась за ветку сухого дерева, висел на самом краю воронки. Я бросился к нему. Почва под ногами задрожала, пробежавшая по ней волна подняла меня вверх, а затем всё рухнуло в тёмную бездну. Вместе с кусками мха, пылью, песком, ветвями и корнями деревьев мы полетели вниз, скатились по огромной горе, состоящей из сиреневых чешуек и упали в мягкую кучу лоскутов, напоминавших ветхую материю.
Влад выбрался первым, отряхнулся, подал мне руку. На зубах скрипел песок, в воздухе висел тяжёлый запах камфоры. Мы находились в огромной пещере. Дно её, неровное и бугристое, было завалено серыми лоскутами вперемешку с осыпавшимися сверху землёй, песком, частями растений и лужицами рыжей пыли. Свод пещеры – хаотичная сеть из ответвлений колонн-столбов, ощетинившаяся корнями растений – казался хрупким, ненадёжным, грозящим рассыпаться под тяжестью породы в любую минуту. Яркая брешь обвала, утянувшего нас сюда, словно подтверждала эти ощущения. Столбы и их «ветви» светились тусклым холодным светом. Он равномерно заполнял всё пространство, не позволяя нигде образовываться теням.
Рюкзак нам удалось отыскать только один – тот, который был на Владе. Мой, должно быть, остался наверху. Плохо: воды у нас теперь вдвое меньше. Я обошёл гору, смягчившую наше падение и спасшую от неминуемых травм: залезть по ней обратно не было никакой возможности; вся она сразу начинала рассыпаться, чешуйки, похожие на крылья насекомых, ломкие и невесомые, разлетались вокруг. Единственный путь наверх – столбы. Однако все они были покрыты отслаивающимися кусками породы с острыми краями. Оставалось исследовать пещеру и надеяться, что обнаружится какой-нибудь ход, тоннель, ведущий на поверхность. Сделав по глотку воды и выбрав направление, мы двинулись вперёд.
Из-за полумрака невозможно было сразу оценить масштабы подземного мира. Всё время казалось, что вот-вот вынырнет из этой однородной мглы стена пещеры, но каждый раз то, что зрение принимало за стену, оказывалось либо группой плотно стоящих столбов, либо очередной горой крыльев-чешуек. Нигде не доводилось мне читать про такие пещеры. Учитывая, что место это находилось прямо под известным туристическим маршрутом, возможность избежать обнаружения, ускользнуть от внимания учёных казалась совершенно невероятной.
Источником запаха камфоры были, похоже, лоскуты неправильной формы, устилавшие всё вокруг. От обычной ткани их отличало то, что невозможно было выделить в них отдельные нити. Материя, их составлявшая, была совершенно однородной. Серая, хотя кое-где серость эта имела еле заметный оттенок цвета, то красного, то фиолетового. Материал будто выцвел и потерял свою прочность за долгие годы, что пролежал здесь в забытьи. Иногда в кучах лоскутов попадались белые шары. Неровные, шероховатые, размером с яблоко. На руках от них оставалась пыль. «Как от мела» – подумалось мне. В детстве я любил рисовать мелками. В тени берёз, на тёмном асфальте, разыгрывались у меня масштабные баталии. Мощные крейсеры поддерживали высадку десанта, авиация неслась через океан, яркими жёлтыми и розовыми дугами расчерчивали асфальтовое небо траектории ракет… Это ощущение мела на пальцах означало тогда прекрасно проведённый день, игру, которую сменяет тарелка горячего рыбного супа и кусок свежего бородинского хлеба, затем уютная кровать, отдых… А вечером – снова во двор с мелками, продолжать рисованные сражения.
Влад остановился, и я чуть не налетел на него.
– Кажется, мы ошиблись с направлением.
– Ошиблись? – переспросил я, пытаясь понять, в чём дело.
– Мы вниз идём. Так отсюда не выбраться.
Уклон, слабый, но всё же отдаляющий нас с каждым шагом от поверхности… Как я его раньше не заметил? Теперь он явно бросался в глаза, ощущался всем телом, этот уклон.
Мы сели. Хотелось пить и есть. Голод чувствовали, должно быть, оба, но жаловаться никто не решался. Огромное пространство, тихое, пустынное. Тишина пугала больше всего. Стоило остановиться, стоило случиться паузе в тех звуках, что производят в чуждом им подземном мире двое потерявшихся людей, как сразу тишина сгущалась вокруг, и повсюду начинали мерещиться затаившиеся угрозы, монстры, ждущие добычу… и тянуло скорее шевельнуть рукой, чтобы зашуршала одежда, чтобы нарушилось это тревожное безмолвие.
– Надо придумать какие-то отметки, чтобы не начать ходить кругами, – сказал Влад, поднимаясь. – Хотя бы стрелки из этих шариков.
Компас остался во втором рюкзаке. Без карты, без компаса, практически без запасов воды и еды – какие у нас шансы выбраться отсюда? Собрав шары, мы выложили большой треугольник, указывающий вершиной в ту сторону, откуда мы пришли.
– Обратно пойдём?
– Лучше обратно. Иначе правда заблудимся, – я оглядел пространство впереди в поисках ориентиров. Лоскутный ковёр передо мной как будто шевельнулся. Я сделал шаг вперёд, и одновременно с тем, как моя нога, сминая несколько слоёв лоскутов, упёрлась в твёрдый край невидимого углубления, прямо перед нами, разбрасывая в стороны куски материи, поднялось ужасное, похожее на огромного серого богомола существо. Ростом выше человека, фасеточные глаза по краям головы, мощные челюсти, длинные руки-клешни… Мысленно я приказал животному развернуться и убегать – никакой реакции! Богомол наклонил голову вправо, затем влево, будто примеряясь для атаки. Жаль, что у меня нет того чёрного шара! Чувство обезоруженности, слабости человеческого тела по сравнению с такими созданиями накрыло меня с головой. Боковым зрением я заметил слева от себя белый шар, один из тех, меловых. Не раздумывая, я схватил его, перекинул в правую руку, размахнулся и бросил, целясь существу в голову. Шар, казавшийся прочным куском гипса, вдруг рассыпался, превратился в облако пыли, которое моментально сгустилось, образуя в воздухе призрачное, полупрозрачное лицо человека. Раздался громкий крик, наверное, самый ужасный из всего, что слышал я в своей жизни. Отчаянный крик десятков или даже сотен голосов, неестественно нарастающий, становящийся нестерпимым. За две секунды достиг он своей кульминации. Вместе с этим лицо-призрак, породившее его, распалось на множество острых длинных шипов. Шипы повернулись в сторону богомола, на мгновение замерли; крик оборвался, и шипы со скоростью, которую не способен уловить человеческий глаз, пронзили тело существа, оставаясь торчать из него зловещими белыми иглами. Богомол вздрогнул и осел вниз. Он был мёртв.
Будто парализованный стоял я над неподвижным телом хищника. Сердце всё ещё продолжало громко стучать в груди, я чувствовал пульсацию в пальцах рук, покрытых белой меловой пылью, слышал её в ушах. Постепенно темп пульсации замедлялся, дыхание выравнивалось. Тело снова начало подчиняться мне. Я обернулся: Влада нигде не было.
– Влад! – закричал я, озираясь по сторонам в поисках движения или тени, обозначивших бы присутствие друга. – Влад!!
«Опять начинается» – молнией пронеслось в голове. Опять эти исчезновения, опять мир, к которому с таким трудом и риском пытаешься приспособиться, будто необъезженный жеребец сбрасывает тебя на землю. Ощущение, что у всего происходящего есть какие-то внутренние правила, есть смысл, есть цель, незримо присутствовало в моём сознании, то помогая бороться и идти вперёд, жаждая обрести наконец это понимание, то напротив, опустошало, побуждало закрыться в себе, лечь и заплакать, как обиженный ребёнок, которого старшие заставили играть в непонятную ему игру, и он, не знающий её, раз за разом проигрывал.
Я побрёл было обратно к тому месту, где мы провалились в подземелье; затем вернулся, взял рюкзак Влада, расстегнул молнию… Но есть расхотелось. Подобрав шар, я посмотрел на него, ища ответы или хотя бы намёки на ответы. Грубый белый шар, похожий на неряшливую, наспех заглаженную гипсовую отливку. Я запустил шар в сторону ближайшего столба. Хор криков, резкие звуки, будто пенопластом провели по стеклу… И вот уже иглы торчат из столба с обеих сторон, прошив его насквозь. Эту породу не брал даже победит (твёрдый сплав, используемый для изготовления инструментов. – Прим. автора), как такое возможно?
Как вообще всё это возможно?
Закинув рюкзак на плечи, я зашагал обратно. Около кучи сиреневых крыльев знакомый голос окликнул меня:
– Убегаешь?
Человек в клетчатой рубашке!
Он сидел на бугре, надвинув шляпу на глаза и вытянув в мою сторону руку. Сквозь пальцы вниз сыпался рыжий песок. Когда струйка иссякла, он резким движением ладони стряхнул остатки песка и положил руку на колено.
– Ты всё бежишь и бежишь.
Я сбросил рюкзак на лоскутный ковёр:
– А что мне делать?! Объясни, если ты здесь всё знаешь!
– Нет, это ты всё здесь знаешь. Ты и…
– Пошёл к чёрту со своими загадками! – закричал я, хватая валявшийся рядом белый шар и швыряя его со всей силой в клетчатого. Крики заполнили подземелье, отражаясь от свода, белое лицо рассыпалось длинными шипами и бросилось вперёд, пронзая цель насквозь. Эхо стихло. Человек покачал головой и принялся вынимать белые шипы, отбрасывая их в сторону.
– Сердишься? Да ведь ты сердишься сам на себя… Ты лучше вот что, – он вытащил последний шип, торчавший из шеи, – иди к Белому кораблю. Оттуда проще управлять Аномалией, так ведь? Вот и поправишь всё, как захочешь.
– Стой. Кто ты такой? – я решительно шагнул к нему. Клетчатый человек чуть наклонил голову:
– Ты прекрасно знаешь, кто я такой.
Он снял шляпу и повернулся. В полумраке подземелья на меня смотрело моё собственное лицо.
Глава 3
Я бежал по лоскутному морю через мглу, спотыкался, падал, вставал и снова бежал, бежал, бежал. Лёгкие горели, сердце бешено стучало в груди. Один раз я чуть не налетел на столб, лиш