что скрыто за Периметром, я боялся покидать Аномалию!
Невозможно! Если бы рядом был Влад! Если бы рядом был хоть кто-нибудь!
Я перелез на место водителя. Ключ был в замке. Я повернул его – тишина. Закрыв глаза, я попытался вспомнить действия нашего проводника. И всё же, сначала явно ключ. Я пробовал и пробовал поворачивать проклятый ключ, нажимая одновременно педали, переключая тумблеры на приборной панели… Действия мои стали беспорядочными и скорее могли привести к поломке машины, чем к решению головоломки. «Как её завести?!» Я стукнул кулаком по рулевому колесу, желая лишь одного: чтобы эта груда железа начала двигаться. К моему изумлению, машина действительно вздрогнула и резко наклонилась влево. Я упёрся локтем в толстое дверное стекло, правой рукой хватаясь за скобу у спинки пассажирского сиденья. Затем всё качнулось обратно, колёса коснулись земли, что-то громко скрипнуло – «Тигр» вновь встал горизонтально. В салоне воцарилась тишина.
Стало душно. Я расстегнул воротник, посидел минуту, пытаясь успокоить дыхание, затем открыл дверь и спрыгнул на твёрдую поверхность площадки. Снаружи начиналась буря: ветер усилился, всё кругом шумело и свистело, сгущался мрак. Небо на глазах превращалось из прозрачной синевы в серую массу, становилось ниже, давило, пугало. Первые капли дождя глухо ударили по машине, крупные, тяжёлые. Скалы впереди вспыхнули оранжевым, чёткие, будто нарисованные тени бросились от меня и «Тигра» вперёд, а затем раздался удар грома. Всполохи света от молнии, нарушая те привычные законы, которые ждёт человек от всякого природного явления, не пропали совсем, а продолжали тлеть на скалах, камнях, кузове машины. Они мерцали, и мерцание это вызывало боль в голове и тошноту.
Я залез в машину и закрыл дверь. Моя голова! Есть здесь что-нибудь от этой ужасной боли? Всё остальное стало малозначительным, далёким. Я открыл лючок под приборной панелью, и вниз посыпались сухие насекомые. Большие чёрные жуки, бабочки, красная саранча и бог весть какие ещё создания. Вода, надо воды…
Свернувшись на сиденье, сжимая дрожащими руками наполовину опустевшую пластиковую бутылку, я старался дышать так, чтобы создавалось как можно меньше движения. Через некоторое время я, стиснув зубы и ожидая очередной волны боли, попробовал помотать головой, но, к моему удивлению и радости, боль пропала, пропала совершенно.
Позволив наконец напряжённым мышцам расслабиться, я сел в кресло прямо, поморгал глазами, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Дождь барабанил по машине, но здесь его почти не было слышно. Мерцание тоже пропало.
– Хорошо, что можно в машине спрятаться, правда? – знакомый голос сзади почти не скрывал язвительной интонации.
Клетчатый человек! Его лицо (точнее сказать, моё лицо) улыбалось в зеркале заднего вида.
– Что ты тут делаешь? – устало спросил я, не способный уже на крик и проявление эмоций.
– Что я тут делаю? – переспросил он. – Нет, что ты тут делаешь? Ты же решил лететь к Белому кораблю. Так лети! Хватит прятаться!
– Ничего я не решал, – ответил я с раздражением в голосе. – Убирайся отсюда. Лети сам куда хочешь, только оставь меня в покое.
– Кайнын-Кайнын, ты же всегда был смелым. Может быть, ВОТ ТАК ты наконец проснёшься?
Машина дёрнулась и устремилась вверх, поднимаясь над землёй. Меня вжало в кресло, руки сами собой схватились за руль. Сзади хохотал клетчатый. Я хотел повернуться к нему, но вместо этого, следуя моим движениям, повернулся весь «Тигр». Желудок сжался, я задержал дыхание. Машина закружилась в воздухе; я зажмурился и сосредоточился на том, чтобы остановить движение её мысленного образа. Вращение прекратилось. Я выровнял «Тигр» по горизонтали и облегчённо выдохнул. Сзади раздались аплодисменты:
– Браво, браво! Дальше сам! – клетчатый человек открыл дверь и выпрыгнул наружу. В салон ворвался ветер. С трудом поддерживая усилием разума равновесие «Тигра», я перелез назад и посмотрел вниз: машина висела метрах в тридцати над поверхностью; скалы продолжали светиться, обозначая себя во мраке; человека в рубашке нигде не было видно. Захлопнув дверь, я вернулся за руль. Желание оказаться подальше от этого места привело машину в движение, и я не стал этому сопротивляться.
По лобовому стеклу скатывались капли, видно было плохо. Кажется, я летел над ущельем. Да, вот скалы, вот тёмные пасти пересохших водопадов… Стоп! В одном из тоннелей будто бы что-то мигнуло, слабый огонёк. Я подвёл машину поближе и присмотрелся. Толстый триплекс, исчерченный дождём, мешал мне, поэтому, открыв водительскую дверь и держась за скобу, торчавшую над проёмом, я высунулся наружу. Тёмное жерло тоннеля, уходившего в сердце холодных скал, было всего в полуметре от меня. Кромешная тьма, ничего не рассмотреть. Я немного поднял машину, переступил на подножку и прыгнул. Поскользнувшись на мокрой поверхности, я полетел вперёд, инстинктивно разворачиваясь и выставляя плечо, как мы делали на гандболе, чтобы избежать травм. Сзади послышался металлический грохот. Перевернувшись, я аккуратно подполз к краю: на дне ущелья, поперёк наполнившегося дождём ручья, лежал колёсами вверх мой «Тигр».
Глава 4
Пути назад теперь не было. К тому же любопытство, загнавшее меня в такое положение, требовало движения вперёд. Пройдя через водоворот последних событий и испытав столько в себе изменений, моё сознание утратило на время навык поиска, выбора и оставило лишь два пути: действия и бездействия; первый был благом, но требовал приложения сил, а второй вызывал сопротивление духа, но манил уставшее тело, как манит его кровать в конце долгого дня.
Темнота стояла такая, что ничего не было видно. Я снова вёл рукой по шероховатой породе, продвигаясь вглубь тоннеля и зачем-то считая шаги. Пятьдесят шагов. Под ногами громыхнул лист железа. Стык. Новый лист. Ещё один, ещё, ещё… Сто шагов. На стенах тоже появляются пластины, пальцы скользят по шляпкам удерживающего их крепежа. Это же тот самый тоннель!
Внутри меня с каждым шагом нарастало волнение. Что я встречу там? Впереди появился свет. Тоннель превратился в знакомый коридор, заставленный оборудованием: всё искорёженное, обгорелое, местами залитое карамельного цвета пеной, которая застыла и теперь хрустит под ногами. Источник света – обычная лампочка накаливания, ватт двадцать пять, не более. Свисает с толстого жгута проводов, проложенных под потолком. Я протиснулся между завалами шкафов и, переступая разбитое стекло, подошёл к двери.
Та самая дверь.
Сглотнув, я упёрся в холодный металл и толкнул дверь от себя. Раздался скрип. Я тут же ослабил усилие: в тишине, к которой привык мой слух, в неизвестности, которая лежала впереди, мне не хотелось производить ни единого звука, не хотелось выдавать своё присутствие. Протиснувшись в приоткрытый проём, я шагнул вперёд и чуть не вскрикнул, когда моя нога наступила на что-то мягкое. Однако это оказалась лишь смятая пыльная одежда.
Я стоял в конце знакомого коридора. Направо – столовая. Слева палаты. Дальше – комнаты сестёр, пост охраны, а напротив него – зал отдыха с цветами… Под потолком с большими интервалами висели груши лампочек, горящих неярким, тёплым светом. Пыль в воздухе, груда погнутых штативов у стены. Атмосфера запустения. И всё же кто-то с ней боролся, для кого-то горел этот свет. Может быть, в столовой есть консервы, еда? Я открыл двери и прошёл внутрь. Стол и два стула стояли в центре зала, остальные же были в беспорядке свалены в углу. На стойке раздачи – перевязанные грубым шнуром стопки бумаг, папки с номерами, конверты… Если присмотреться, лежало всё упорядоченно, аккуратно.
– Кай?
Я замер. Тихий голос сзади – это голос Виталины! Ещё не веря в эту возможность, я обернулся: девушка стояла в дверях и смотрела на меня большими грустными глазами. На ней был серый комбинезон, какой бывает у механиков на заводе или в автосервисе. Светлые волосы растрёпаны, в руках перчатки. Она подошла ко мне, затем, бросив перчатки на пол, быстрым движением взяла мои руки, повернула ладонями вверх:
– Что с тобой?
– Порезался о столбы.
Я не знал, как реагировать на её появление. Я был рад, очень рад! Но как правильно выразить эту радость? Есть неисчислимая бесконечность разных чувств, которые мы называем этим словом – «радость». Как рассказать ей именно мою?
– Не надо, не переживай. Всё хорошо, – ответила она, словно прочитав мои сомнения.
Виталина принесла из кухни две банки консервированной каши, аккуратно, даже красиво выложила её на чёрные с белой полоской тарелки, так хорошо мне знакомые. По телу разливались спокойствие и тепло. Удивительный всё-таки голос у Лины: слушаешь его, и он будто звучит в самой твоей голове. Фразы красивые, как в книжках.
Девушка рассказывала о произошедшем в моё отсутствие. Генералу со спецназом ГРУ (Главное разведывательное управление. – Прим. автора) удалось предотвратить захват базы. Добравшись через систему вентиляции в лабораторный модуль, они не без труда обезвредили диверсантов. Виталину эвакуировали в госпиталь. К сожалению, во время штурма генерал Орлов погиб.
– Никто уже не верил, что ты вернёшься. Я одна следила за лабораторией. Генератор даже починила, – девушка улыбнулась. – Прошло семь месяцев, Кай…
– Семь месяцев? Не может этого быть! – я сглотнул и посмотрел на неё со смесью удивления и страха. Как могло это случиться? Может быть, я где-то находился без сознания? Или снова потерял память? Виталина взяла меня за руку:
– Просто время течёт в Аномалии иначе. За тобой я отправиться не могла, хотя очень хотела. Только ты можешь отвести меня туда.
Я неуверенно покачал головой:
– Не думаю, что сейчас надо возвращаться в Аномалию.
– Да, не время. Сначала надо выбраться наружу.
Перед словом «наружу» возникла небольшая пауза, отчего всё предложение приобрело немного зловещую окраску. В моей вселенной существовало сейчас три мира: воспоминания детства, лаборатория и Аномалия. Что находилос