адеясь на успешный исход.
Фезер некоторое время помолчала, а когда снова заговорила, ее голос звучал тише, как будто она удалялась от нас:
– Но тебе, Нолан, исключительно из уважения, я скажу: ты сам знаешь, что вы здесь нашли. Ну или скоро узнаешь. Жаль, что ты там, а не здесь, со мной. Вместе мы бы многого добились. Ты умнее, чем думают остальные, и все куски головоломки уже у тебя в руках. Просто сложи их вместе. К сожалению, вас это не спасет, зато какое удовлетворение – напоследок удостовериться, что все время был прав.
– Фезер, погоди!
– Мир уже никогда не будет прежним, Нолан. Благодаря тебе. Ты можешь собой гордиться.
И с этими словами она ушла.
Часть 3
«Тогда зачем вам ход?»
«Затем, что разум стремится объять не только то, что можно и нужно делать, но и то, что делать можно, но верней всего не нужно»[2].
И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их.
Глава 36
Мы вернулись в зал, сели в круг на полу и погрузились каждый в свои мысли. Когда мы услышали, что Фезер уходит, Пьер громко окликнул ее, однако коридор ответил безжизненной тишиной. Выглядело это глупо, но, разумеется, не по вине Пьера. Имя, которое за последние сутки мы выкрикнули бессчетное количество раз, волнуясь за его владелицу и надеясь на нее, теперь приобрело совершенно иной смысл. Она не нуждалась в нашей помощи и нам помогать не собиралась.
Я видел, что Молли и Пьер поражены до глубины души и, как и я сам недавно, отчаянно силятся осмыслить происходящее, анализируя слова и поступки Фезер. Джемма, которая благодаря своему любопытству раньше всех заподозрила неладное и, по идее, должна была оказаться готова к подобному повороту событий, тем не менее выглядела совершенно разбитой.
Кен сидел с непроницаемым лицом, но я знал: уж кто-кто, а этот мужик точно не потеряет голову, даже в такой поганой ситуации. Кен – прагматик до мозга костей, и, чтобы выбить его из седла, нужно хорошенько постараться. На его глазах обдолбанных актеров увозили на «скорой» прямо со съемочной площадки многомиллионного блокбастера, который он продюсировал; а однажды, исключительно по прихоти руководства кинокомпании, его уволили буквально за день до начала съемок фильма, сулившего ему деньги, славу и необъятные творческие перспективы.
Что же до меня, то я сохранил достаточно хладнокровия и присутствия духа, чтобы ясно понимать: все, что произошло, не имеет значения.
Главное – что мы будем делать дальше.
У курильщиков есть одно несомненное преимущество: в любой ситуации – хорошей ли, плохой или совсем скверной – они всегда знают, что делать. Я зажег сигарету и протянул ее Кену. Он задумчиво выкурил половину, а остальное отдал мне.
– О чем это она толковала?
– То есть?
– Что значит: все куски головоломки у тебя в руках?
– Не знаю. Фезер, похоже, весь день нас подслушивала, а до этого мы ей рассказывали о том, что здесь нашли. Получается, все, что известно нам, известно и ей тоже. Наверное, она имела в виду какие-то факты, которые, на ее взгляд, представляют собой нечто значимое.
– И что это за факты? Перечисли все, что у нас есть.
– Коридоры и туннели с помещениями, по большей части пустыми. Бассейн и платформа со сферами, которые с нее скатились.
– Скатились? – переспросила Джемма.
Кен рассказал, что мы с ним обнаружили в бассейне. О том, что воду нам теперь брать негде, было ясно и без объяснений.
Закончив, он кивнул мне: мол, продолжай.
– Еще у нас есть вонючая комната с разлитой на полу черной смолой, которая почему-то разжижается. В задней стене комнаты – трещина, через которую можно попасть в пещеру. Плюс еще нечто, что, по мнению Джеммы, задело ее ногу.
– Я точно знаю, что оно меня задело.
– Не стану спорить.
Кен задумчиво кивнул:
– Это все?
– Да, и что за картину все эти сведения составляют в сумме – для меня загадка. Я, конечно, заброшу исходные данные в компьютер у себя в мозгу, глядишь, что-нибудь из этого и выйдет. Но пока… никаких версий у меня нет.
– И что же нам делать?
– Перво-наперво смириться с тем, что от Фезер помощи не будет. И ни от кого не будет. – Тут я увидел, что Молли усиленно моргает. – Прости, Молл, но давай говорить откровенно – так оно и есть.
– Я знаю, – ответила она. – Просто у меня голова жутко болит.
У меня тоже болела голова, а ощущение во рту было такое, словно он набит картоном.
– Придется нам самим искать выход. Мы явно влияем на это место, причем негативно. Мы уже потеряли источник чистой воды, не хотелось бы делать еще хуже, так что…
– Но выбора у нас нет, – медленно проговорил Пьер и тоже моргнул, крепко сжимая веки. – Лучше здесь уже не станет. Не знаю, как вы, но я себя чувствую дерьмово: голова трещит и слабость во всем теле. Ничего не делать – это не вариант.
– Именно к этому я и веду, – подхватил я, – нужно действовать, причем быстро.
– Отлично. – Кен решительно поднялся на ноги, и его качнуло. – Ух ты! Даже голова кругом. Так. И какой у нас план?
Я пожал плечами:
– Понятия не имею.
– Жаль, – вздохнул он. – А ведь так хорошо начал. Ладно, подумаем. Мы ведь не все коридоры проверили?
– Осталось еще два, – ответил Пьер.
Он повернулся и указал рукой в направлении двух проемов.
– Ими и займемся в первую очередь. – Кен пристально посмотрел на Джемму. – Как ты, золотце?
Джемма сидела на полу, положив голову на согнутые колени.
– Нормально, – ответила она. – Просто вдруг резко затошнило.
– Нам нужно поесть, – заявила Молли.
Она взяла свой рюкзак, который по умолчанию стал хранилищем наших запасов, и вынула из него аккуратно завернутые в салфетку остатки сэндвича.
– Я знаю, здесь совсем чуть-чуть, но не беречь же еду до самой смерти.
Она развернула каждый кусочек и первый отдала Кену, очевидно бессознательно повинуясь правилам нашей внутренней иерархии. Затем протянула кусочек Пьеру, а свой разломила на две части и одну дала мне.
– Настал мой черед делиться. Не буду скрывать, Нолан: мне жаль, что вчера в приступе галантности ты подарил свой сэндвич Фезер.
– Поверь мне, впредь ни одна оголодавшая женщина не получит от меня ни крошки – разве что через мой хладный труп.
Последний кусочек Молли протянула Джемме, и та взяла его без особого энтузиазма. Хлеб окончательно зачерствел, а сыр по вкусу напоминал пластик. Прожевать и проглотить такое угощение было непросто.
– Восхитительно, – сказал Кен. – Передайте мою благодарность шеф-повару. – И замешкался на секунду, вспомнив, что шеф-поваром был Дилан. – Итак, мы с Молл отправляемся вон в тот коридор, Пьер с Джеммой берут на себя второй.
– А я?
– А ты, Нолан, идешь назад к той круглой каменюке.
– Но зачем?
Кен понизил голос:
– Затем, что я не удивлюсь, если эта психованная курва до сих пор нас подслушивает. И ты с ней побеседуешь. Возможно даже, сумеешь ее разговорить. Ты единственный из нас, Нолан, кого Фезер воспринимает всерьез. Выведи ее на чистую воду. Выясни, какого хрена здесь творится и что нам со всем этим делать.
– Постараюсь.
– Нет, приятель, тебе придется выложиться на полную катушку. – Кен был серьезен, как никогда. – Это должно быть твое лучшее выступление.
Глава 37
Я проводил остальных взглядом, и тут меня осенило: нужно было сказать, чтобы не разделялись, а шли вместе – сэкономили бы батарейки. Однако потом я сообразил, что разницы никакой: коридоров-то все равно два, значит света в любом случае понадобится в два раза больше.
Мой мозг работал заторможено: думать было тяжело, все равно что брести в свинцовых сапогах по болоту, да еще и в густом тумане. Изредка толща этого тумана озарялась вспышками разрозненных мыслей, но они мгновенно гасли. А временами мне вообще казалось, что сознание существует отдельно, а тело – замученный, обезвоженный и вялый организм – отдельно.
Я провел языком по нёбу и зубам. Лучше не стало. Наоборот, возникло ощущение, будто десны раздулись.
Я заставил себя встать, выключил фонарик и заковылял к той, как выразился Кен, круглой каменюке.
Ну и темнота – хоть глаз выколи. И абсолютная тишина. На ощупь добравшись до шара, я сел рядом с ним и прислушался, но услышал лишь свои собственные тихие вдохи и выдохи.
С той стороны не доносилось ни звука. Я, признаться, был уверен, что Фезер уже и след простыл. Что ей тут делать? Все идет по плану, она сама сказала, так что можно возвращаться к сообщникам. Если, конечно, таковые у нее вообще имеются.
Я долго молчал, а потом все-таки произнес:
– Нас всегда убивает неопределенность. – Голос был странный, словно бы и не мой – какой-то вымученный и одинокий, такой обычно звучит в голове ночью, когда лежишь без сна и пялишься в потолок, снова и снова пережевывая ошибки прошлого. – Это гораздо хуже, чем пустые надежды. В надежде нет ничего разрушительного. Но вот неопределенность… это яд для души. Она обезоруживает, лишает возможности делать выбор… Фезер, с какой стати я вообще тебе это говорю?
Тишина.
Я не знал, как Кен представлял себе мою беседу с Фезер, но решил, что стоит попробовать хотя бы просто высказать мысли вслух. Раньше я всегда так делал: расхаживал из угла в угол по нашему с Кристи кабинету, или наматывал мили вдоль побережья, или бродил по окрестностям Санта-Моники и Венис-Бич и громко разговаривал сам с собой, надеясь таким образом выманить на свет божий новый сценарий, облечь зародыши мыслей в готовые фразы, чьи-то реплики.
– Ты не глупа, поэтому не буду скрывать: Кен послал меня сюда, поскольку считает, будто я могу как-то на тебя повлиять. Не думаю, что такое возможно. Ты целиком и полностью сосредоточена на своей задаче. Единственный вопрос: в чем заключается эта задача? И почему бы тебе просто все нам не рассказать? Ты говоришь: нельзя. Допустим, но ведь мы все равно застряли здесь навечно – так почему бы и нет? Кто об этом узнает? Трупы лучше всех хранят тайны.