Я замолк, обдумывая сказанное, и затем продолжил:
– Дело в тебе, да? Это ты будешь знать, что нарушила правила. И возможно, ты боишься, что рано или поздно не выдержишь и проболтаешься. И… тебя накажут. Или же ты достаточно хорошо знаешь себя, чтобы понимать: чувство вины не пойдет тебе на пользу. Оно будет пожирать тебя изнутри, сводя на нет все, чего ты здесь добилась, даже если сей поступок навсегда останется лишь твоим маленьким грязным секретом. Да, думаю, что так и есть. И поверь мне, Фезер, я прекрасно тебя понимаю.
В зале было тихо и темно, значит наши еще не вернулись. Наверное, не хотят спешить. Или не могут: медленно плетутся друг за другом; держатся за стену, чтобы не упасть; устало трут глаза. Ну или все они угодили в ловушку, где их порубило в мелкие кусочки гигантским топором, а я сижу тут в кромешной тьме и разглагольствую, пытаясь достучаться до женщины, которая, скорее всего, меня даже не слышит.
– Моя собственная жизнь разделилась на «до» и «после», – снова завел я, – именно из-за того, что я не пожелал сохранить один такой секрет. Кристи, моя бывшая жена… она мне изменила.
Лишь сейчас, когда эти слова наконец вылетели из моего рта, я понял, как редко озвучивал этот свершившийся факт. Да, я говорил про это Кену. И еще двум-трем нашим с ней общим друзьям, которые требовали объяснений: как это так – «Кристи плюс Нолан» больше ничему не равно? Но в разговоре с остальными я просто пожимал плечами: дескать, ничего не поделаешь, такое случается.
– Я даже не уверен, что это было так уж серьезно. То есть, само собой, когда твоя жена встречается с кем-то за твоей спиной – это серьезно. Но после того как ты простил ей предательство, поборол попранную гордость и прочее в том же духе – такая уж ли это великая трагедия? Трудно сказать. Требовать друг от друга хранить верность до конца своих дней – глупость. Люди меняются, это неизбежно. Даже если обычно вы идете одной и той же дорогой, кто-то из вас нет-нет да и свернет в другую сторону. Я бы и не узнал ничего, если бы мне ее подруга не написала. Но даже после того письма… Я мог бы спустить все на тормозах. Убедить себя, что так уж устроена жизнь. Я же не тупой идиот. И представляю себе, что такое роман. Встречаетесь тайком в мотелях. Радуетесь от осознания, что у вас столько общего. А чувство вины лишь связывает вас еще больше. Как будто заново открываете для себя секс. Впереди маячат соблазнительные горизонты, и плевать, что они не настоящие. Жизнь становится тайной, сном, будоражащим воображение. И твой любимый аромат отныне – запах его или ее кожи.
Там, наверное, все так и было, но дело вот в чем. Парень, с которым моя жена встречалась, приходился мне почти что другом. Он умный, забавный и не урод. Еще он способный, целеустремленный, и его волнуют проблемы экологии. И вот я подумал: а вдруг он и Кристи созданы друг для друга? Что, если моя роль в ее жизни изначально сводилась лишь к тому, чтобы познакомить этих двоих? Старая любовь необязательно лучше, или крепче, или более истинная, чем новая. Как знать, может, ее судьба – он, а не я?
Это и была та самая неопределенность, которая убивает. Я мог бы просто понадеяться, что в итоге все будет хорошо. Но я не знал, будет ли. Не знал, что именно эта измена означает для наших отношений: всего лишь ухабистый участок дороги или конечную остановку? Случись такое со мной сейчас, у меня бы хватило ума не вмешиваться, подождать, чем все это закончится. Но тогда, два года назад, я еще не был таким мудрым… Мы любили друг друга и наверняка справились бы с этим испытанием. Ну а если нет – это лишь доказало бы, что мы просто не любим друг друга так же сильно, как раньше, что пора сделать выводы и двигаться дальше. Но я не удержался… и как-то вечером, слегка перебрав, приехал к ее подруге.
Я хотел убедиться, что подруга на сто процентов уверена. Она впустила меня, мы поговорили, и, да, она сказала, что уверена, упомянула пару моментов в поведении Кристи, которые я мог бы и сам заметить, но не замечал… Потому что моя голова вечно чем-то занята и я на многое не обращаю внимания, воспринимая это как нечто само собой разумеющееся. Я знаю, Фезер, о чем ты сейчас подумала: что через час мы с этой подругой уже занимались сексом на диване, да? А вот и нет. Мы выпили вина, сошлись на том, что жизнь временами жутко сволочная штука, и я уехал на такси домой.
А через пару дней, когда мы ужинали, я задал Кристи вопрос: что происходит? Она напряглась. Спросила, о чем это я. Я ответил, что заметил кое-какие странности, отчего мне не по себе. И она призналась, что встречается с другим.
Мы проговорили всю ночь напролет и весь следующий день. После таких разговоров думаешь, что больше в жизни и рта не раскроешь – не захочется. Однако через несколько недель все начало как-то потихоньку налаживаться.
Но я не находил себе покоя. Потому что я солгал Кристи. Нет, я не святой, я и раньше лгал и как-то умудрялся с этим жить. Но в нашей ситуации я все повернул так, что Кристи оказалась воплощением зла, а я – безвинно пострадавшим, и это сводило меня с ума. Я постоянно говорил жене: пожалуйста, будь со мной честной, – а сам врал. В конце концов я рассказал Кристи правду. И эта правда уничтожила наши отношения.
– Но это же несправедливо, – вдруг произнесла Фезер.
Я растерянно заморгал. Давай, парень, только не молчи!
– Вообще-то, так и есть. Каждый раз, как жена спрашивала меня: «Почему ты начал подозревать?» – я принимался сочинять на ходу, приплетая какие-то факты, всплывшие уже после ее признания. А сам не переставая просил ее говорить правду. Да что там – я требовал говорить правду, и Кристи говорила. Ей было больно и стыдно, а я – я врал ей в лицо, все больше запутываясь в паутине собственной лжи. И я сейчас не про подругу, которая прислала мне то злополучное письмо. Подруге, кстати, потом досталось: Кристи возмутилась – с какой стати эта овца полезла не в свое дело? – позвонила ей и откровенно высказала все, что о ней думает. Они до сих пор не общаются.
Но самое ужасное, самое отвратительное в этой истории – вранье. Маленькая ложь, большая ли – нет никакой разницы. Как говорил какой-то умник, ныне покойный: «Проблема не в том, что ты меня обманул, а в том, что я больше не могу тебе верить». Из крепкой здоровой пары мы превратились в людей, готовых в любой момент соврать друг другу. Каждый из нас отныне жил в собственном мире, построенном из кирпичиков лжи. Нам понадобилось несколько месяцев, чтобы наконец расстаться: я долго пытался все склеить, и она тоже. Мы правда пытались. Но тщетно.
– И все равно – это несправедливо.
– Ничего не попишешь: что сделано, то сделано. Но главное, что я хотел донести до тебя, Фезер, – это то, к каким губительным последствиям приводит ложь. Я на личном опыте убедился, как важна чистая совесть, – благодаря ей живешь в согласии с собой. А ты сможешь так жить?
– Хорошая попытка, – похвалила меня Фезер. – Да, Нолан, я смогу. Выражаясь твоими же словами: ничего не попишешь. Спасибо за интересную беседу, но мне пора. Дела ждут.
– Какие дела?
– Это тебя не касается. Кстати, тебе полегчало? После того, как ты все мне рассказал?
– Не особенно.
– Жаль. Но мне не хочется, чтобы Кен думал, будто ты теряешь навык, поэтому вот тебе немного информации. Рисункам, которые вы нашли, пятьдесят тысяч лет – то есть они появились здесь задолго до того, как, согласно общепринятому мнению, первые люди добрались до Северо-Американского континента, – и это часть головоломки, которую ты, я не сомневаюсь, вскоре разгадаешь. Кинкейд же разгадал. Не без помощи Джордана, конечно. Джордан по возвращении в Вашингтон написал отчет и передал его в Смитсоновский институт. А там этот отчет похоронили. Сделали все очень быстро и закопали очень глубоко. Сейчас этот документ у нас. Нам было известно все – мы просто ждали подходящего момента. Нам оставалось выяснить лишь одно: то, что участники экспедиции держали в секрете, а ты выяснил благодаря своей прозорливости, сообразив, где именно нужно искать.
Ты еще можешь додуматься до разгадки, но ключики не только в этих комнатах и не только в твоей голове. Здесь спрятано нечто воистину колоссальное, Нолан. Считай, что мы обнаружили Ноев ковчег. Не разочаровывай меня. Я в тебя верю. Ты заслуживаешь того, чтобы узнать правду.
– Слушай, Фезер, просто скажи…
– Все, малыш. Я закончила.
Встал я не сразу. Фезер ушла, на этот раз совершенно точно ушла, я мог бы поклясться.
Я даже не старался обдумать ее слова, поскольку вообще сомневался, что в них есть хоть крошечная доля истины; к тому же мне было плохо: голова кружилась и раскалывалась на части. Я нисколько не жалел, что рассказал ей эту историю.
Кстати, я ведь и ей соврал.
Естественно, я переспал с подругой Кристи. Да, я и правда настолько тупой сукин сын. И разбежались мы как раз после того, как я признался Кристи в своей ошибке, которую совершил по пьяни. Кто-то может возразить: но ведь событие Б всего лишь явилось результатом события А. Логично? Может быть, однако логика в таких делах не самый лучший советчик. Да и вообще, со стороны легко судить о проблеме. Многое кажется не слишком серьезным, пока это не коснется лично тебя.
Наверное, я отключился на несколько минут или как минимум впал в дрему.
А потом внезапно услышал, что в мою сторону кто-то идет.
Он приближался не то чтобы быстро, но и не медленно – просто шел в своем темпе, мягко ступая по полу и, судя по характерному чирканью, слегка царапая его когтями.
Я даже не пошевелился.
Бежать мне было некуда.
Звук раздавался все отчетливее, а потом замер.
Всего в ярде от меня стояло какое-то существо. Я чувствовал исходящий от него слабый запах, так пахнет мокрый мех. Тварь втянула носом воздух, потом еще раз.
А потом я услышал, как она открывает рот.
Времени у меня было мало, но я успел примириться с Господом, самим собой и всем сущим и приготовиться к неизбежному.