– Я говорю, Ленинград не захвачен, нам это известно из новостей, – поднял руку стоявший недалеко от трибуны рабочий. – Но ведь он прифронтовой город.
– Да, но немцы далеко, а у финнов не было столь дальнобойных пушек. А вот налеты авиации были, за четыре месяца работы я дважды был свидетелем. Оба раза финны понесли тяжелейшие потери в технике. В первый раз из тридцати самолетов вернулось только четыре, из второго – сбиты были все. Больше налеты не повторялись, – ответил инженер и продолжил: – В городе мне нравилось, танки, что мы выпускали, шли на окраину города, где принимались экипажами вновь сформированных полков или выведенных на пополнение. Рабочие, техники, слесари, сборщики – дружный и веселый коллектив. Большая часть местные, но двадцать человек, как и я, были добровольцами. Один даже финн был из Таллинна нашего мира, отличный специалист по сборке, реконструктор. Уж не знаю, как он смог пробиться. Большой любитель танков оказался. За работу и сверхплан по личному приказу наркома тяжелой промышленности товарища Доценко я был награждён личным автомобилем Горьковского автомобильного завода с дарственной табличкой на панели, и мне в личное пользование выделили земли для дачи под Ленинградом, а также выдали крупную премию. Кроме того, теперь у меня есть спецпропуск, и я могу ездить в соседний мир, как на дачу. Ну, в общем, это все, могу только сказать, что от этой поездки получил не только удовольствие, но и огромный опыт работы. Спасибо.
К микрофону вернулся директор:
– А теперь выступит мастер Трофим Еремин, он работал на Горьковском автомобильном заводе, который выпускает не только большие полноприводные грузовые автомашины и бронетранспортеры, но и легковые автомобили представительского класса.
Один за другим выступили добровольцы, после чего слово взял один из членов партии «Единый союз»:
– Товарищи! Сейчас война все еще идет у наших соседей, и немец еще силен. Многие врачи, военные и простые граждане нашей страны едут добровольцами на фронт к Сталину. Мы все помним передачи с передовой, например подвиг нашего земляка из Санкт-Петербурга врача поликлиники Игоря Егорова, который в числе добровольцев пополнил состав госпиталя Второго Украинского фронта. На медсанбат, где он служил, при прорыве вышел крупный отряд противника и начал гусеницами и огнем уничтожать раненых. Игорь Егоров не побоялся выйти вперед и закрыть своим телом палатку, в которой находились раненые. Это не остановило эсэсовцев, и Егоров погиб, однако немногие выжившие описали его подвиг. Тех немцев впоследствии нашли и осудили, поговаривают, что их даже не расстреляли, а просто сослали куда-то, что пострашнее расстрела. Наверное, на урановые рудники. Однако подвиг Игоря показывает, что не развратила еще наши характеры западная идеология и еще осталось в наших сердцах место для подвига…
– …как вы видите, идеологическая обработка граждан России продолжается полным ходом, – бубнили за кадром. – О настроении народа можно судить не только по этим кадрам, но и по кадрам, снятым на улицах Санкт-Петербурга и других крупных городов…
На этот раз в кабинете находились шесть представительных мужчин в дорогих костюмах, явно шитых на заказ, и внимательно смотрели на экран огромного телевизора. Сидели они молча, ни словом не комментируя речь диктора ЦРУ.
Один из них, с проседью на висках, шевельнулся и, подняв пульт, нажал на кнопку выключения.
– Что вы скажете, господа? – спросил он по-английски.
– Обыграли они нас, – хмуро заметил рыжеватый мужчина с одутловатым лицом. – Предательство одного из нас, ликвидация другого… Если так дальше пойдет, больше мы не сможем собраться. На меня уже два покушения было, не простил Сталин, что я натравил на него своих людей.
– Ну не думаете же вы, что он повторит эти попытки? – усмехнулся седоволосый. На него покушений пока не было.
– Раз на раз не приходится, как любил говорить наш бывший русский друг, предавший нас. Однако если Сталин думает, что на этом все, то он ошибается. Я приготовил ему неплохой сюрприз.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался третий участник встречи.
– На этот раз я не допущу ошибки, и вы все узнаете после акции, – зло оскалился рыжий.
– Это смешно, – сказал пятый. – С обвалом вашего доллара у вас самый настоящий кризис, и вылезти вы из него самостоятельно уже не сможете. Сейчас самая стойкая валюта – это евро, российский рубль и, как ни странно, выкидываемый на мировой рынок большими партиями советский рубль. Один советский рубль на данный момент уже стоит восемнадцать ваших хваленых долларов, и он твердо поддерживается сталинским золотом, в отличие от вашего доллара…
Что он имел в виду, остальные понять не успели, так как с грохотом упала дверь, и в кабинет начали врываться одетые в черное спецназовцы. Только сейчас можно было расслышать интенсивную стрельбу снаружи. В руках спецназовцев забились автоматы, выплевывая потоки пуль. Пока подчиненные перезаряжались, старший обошел тела, сделав двум присутствующим контроль, после чего повернулся к одному из спецназовцев:
– Уходим, пока здесь не появилась венская полиция.
Через секунду разгромленный кабинет опустел, разведка Израиля выполнила свое обещание согласно договору с советской стороной. Главари противодействующих сторон были уничтожены. Теперь, согласно договоренности, десятки тысяч евреев и диссидентов могли эмигрировать из Советского Союза в Израиль.
Правда, впоследствии выяснилось, что большая часть из них почему-то категорически отказалась покидать историческую родину. Официальные представители Израиля, которым был дан доступ в Союз, в сопровождении сотрудников ГБ ездили по городам и буквально уговаривали их на переселение. Уговорить удалось немногих. Однако были и такие, которые уезжали целыми семьями.
Утром меня разбудил будильник. Хмуро хлопнув по кнопке отключения, я покосился на пустую половину кровати и, широко зевнув, не вставая сделал пару разминочных движений, разгоняя кровь. Сходив в туалет и умывшись, прошел в детскую и чмокнул жену, качающую на руках сына, в макушку.
– Здравствуй, родная. Привет, мой хороший.
– Не дыши на ребенка перегаром, – прикрыла собой ребенка Аля.
– Ребенок должен знать все мужские запахи.
– Иди завтракай, тревожный чемоданчик у входа, – хитро увела разговор в сторону Аля.
– Хорошо, солнышко. Мама звонила?
– Нет, мы с ней еще вчера вечером пообщались. Сегодня ее не будет, а завтра она на целый день придет нянчиться, я как раз успею некоторые дела закончить, – пояснила Аля. Оставив ее укачивать сына – тот никак не хотел засыпать, – я прошел на кухню и, налив себе чая, сел завтракать.
Минут через десять, когда я заканчивал, на кухню вошла Аля. Подойдя, она обняла меня со спины.
– Сколько у тебя командировка продлится?
– Да пару дней. Проконтролирую стройку, и обратно.
– Хорошо, тогда по возвращении я приготовлю твои любимые сибирские пельмени. Недавно мясо говяжье привезли, ты его как раз любишь.
– Спасибо, любимая, – сказал я, приобняв ее.
– Куда?! Рано еще, – ударила меня по рукам жена.
– Эх! – я горестно махнул рукой, жадно поцеловал Алю и пошел собираться. Парадный френч в сторону, быстро подобрал камуфляж и, одевшись, попрощался с сыном, на выходе поцеловал жену, подхватил чемоданчик с личными вещами и поспешил вниз. Вольных уже звонил. Вылет был назначен на восемь утра, оставался час, а с учетом пробок было трудновато быстро добраться до аэродрома.
Но как бы то ни было, через сорок минут мы были на аэродроме и заняли все десять пассажирских мест в салоне самолета нашего отдела, а через двадцать минут – уже в воздухе. Ближе к вечеру с двумя посадками для дозаправки мы перелетели старую границу на Буге, но из-за начавшейся непогоды сели не на тот аэродром рядом с объектом, который нам требовался, а на прифронтовой аэродром охраны тыла, где решили остаться на ночь. Всего шестьдесят километров не долетели. Ничего, завтра доберемся, а сегодня нечего ехать по нашим тылам, в которых, говорят, иногда постреливают, на ночь глядя не рекомендуют. Тут переночуем.
На этом аэродроме, кстати, использующем сетчатые ВПП для посадок на мягкую почву, стояло два полка. Один истребительный на ЯК-3, другой бомбардировочный на «пешках». Правда, летал он в основном ночью. Все летчики в нем были опытными «ночниками». Наша промышленность не выпускала особо сложные самолеты. Только те, которые могла выпускать массово, чтобы покрыть потребности фронта, и достаточно удачные для боев в воздухе. Так что к сорок второму наши полки получали те самолеты, которые в моем мире благополучно пережили войну. То есть Як-3 и Як-7. Что-то из линейки «Ла» было. Из пикировщиков – Пе-2, штурмовики – Ил-2, тяжелые дальние бомбардировщики Пе-8. Этого пока вполне хватало для всего спектра задач ВВС. Нет, «ночных ведьм» здесь не существовало, однако несколько полков ночников из У-2 создано все-таки было, раз они удачно применялись в прошлом моего мира.
Несмотря на легкую непогоду, один из полков плотно работал, охраняя наши тылы и железнодорожные станции. У немцев самолеты еще оставались, бывало, они устраивали внезапные налеты, так что истребители тут были остро необходимы. Хотя этих самолетов у немцев становилось все меньше и меньше. А полк «пешек» находился на отдыхе и пополнении. Это нам рассказал один из техников БАО, что помогал нашим летчикам убирать самолет в капонир и укрывать маскировочной сетью.
Если фронт встал, это не значило, что все встало. Например, фронтовые истребители прикрывали небо над Варшавой для наших транспортников, которые сбрасывали на горящий город оружие, боеприпасы и продовольствие. Но это больше для англичан, чтобы показать, мол, немцы создали плотную оборону, которую мы никак не прорвем, поэтому помогаем сопротивлению, как можем. Кстати, помощь действительно шла реальная, раз немцы до сих пор не смогли подавить поляков, наши им даже небольшие пушки на парашютах сбрасывали и противотанковые ружья. Причем их же, польские, из трофеев тридцать девятого года. Это техник отметил с большим удовольствием.