Я не бросил баулы и вместе с ними проследовал за моряками. Когда мы прошли по короткому узкому коридору в кают-компанию, я уложил баулы в угол, чтобы они никому не мешали, а после приглашающего жеста капитана сел за общий длинный стол.
Судя по двум неубранным гамакам, кают-компанию использовали по разному назначению, не только для трапезы. На моих глазах лейтенант Грег убрал морские карты со стола, скатав их в один общий рулон, и спрятал в отдельный сундучок морские приборы, включая большую подзорную трубу. А тихо скользнувший за нами молодой мичман лет пятнадцати на вид быстро и как-то незаметно убрал гамаки. Видимо, тут спали те, кто стоял на ночной вахте, но наше появление их разбудило.
Помещение было не особо большим, как и сам корабль, где-то три на пять метров. Посередине стоял длинный, но узкий стол – метр двадцать, не больше – у стен множество личных рундуков, наверняка мичманов. И две двери. Одна вела в коридор, через который мы попали в кают-компанию, другая – неизвестно куда. Окон, к моему удивлению, не было, видимо, они были в личных каютах старших офицеров.
Свет давали три масляных светильника с мутным стеклом и шесть свечей на подсвечнике, жестко закрепленном на столе. В принципе нам хватало.
Стульев не было, вместо них использовались те самые рундуки, про которые я уже говорил. Меня даже позабавила подобная многофункциональность этих предметов. Было видно, что все на тесном корабле имело двойное назначение. Видимо, поговорка «в тесноте, да не в обиде» тут имела наибольший успех.
Пока мы рассаживались на пододвинутые тем же расторопным мичманом рундуки, мичман Джонсон доложился на ухо капитану о нашей встрече, и тот сказал:
– Пока готовится обед и доставляются блюда, нам бы хотелось послушать о том, что с вами произошло.
Кроме самого капитана, лейтенанта Грега и старшего штурмана были все мичманы и штурманские помощники, свободные от вахты. Они оккупировали все свободные места и с любопытством слушали рассказ Кевина. Под конец, когда он закончил, капитан спросил у меня:
– Так вы из России? Дворянин?
– Помещик, – утвердительно кивнул я. – По-вашему, дворянин невысокого звания. Эсквайр, если я не ошибаюсь. Простите, я плохо говорю по-английски.
– Ничего, нам понятно. Вон, я даже могу сказать, что лейтенант Грег, ранее служивший на фрегате «Резвый», был в Московии и даже знает ваш язык… Ну, Фридрих, скажи что-нибудь.
Я понял, что меня проверяют на правдивость. Поэтому внимательно слушал, что говорит занервничавший лейтенант. По мере произнесения слов мое лицо все краснело и краснело, пока я не выдержал и натуральным образом не заржал.
– Простите мою бестактность, – вытирая платком слезы, попросил я. – Разрешите задать вашему лейтенанту вопрос?
– Да, конечно.
– Вы слышали эти слова в каком-нибудь припортовом кабаке?
– Да, а как вы догадались? – удивился тот.
– Я с младых лет живу в России, но таких ругательств даже не слышал. Наверное, вы разговаривали с моряком?
– С купцом из Новгорода, он называл себя кормчим.
– Ну, тогда все понятно. В следующий раз, если будете у нас в России, не говорите в высшем обществе эти слова, не так поймут.
Капитан, который нас внимательно слушал, пытался скрыть улыбку, насмешливо поглядывая на лейтенанта. Видимо, тот изрядно хвастал, что знает русский язык.
– У вас есть документы, подтверждающие личность? – спросил Байер.
– Были, однако, когда я выпрыгивал в окно, подхватил то, что легче всего, то есть сумки. А документы у меня хранились в сундуке. Боюсь, сейчас они находятся в руках пиратов, как и деньги, но не думаю, что они что-то поймут.
Оба брата спокойно слушали мою ложь, так как мы обмусолили эту тему заранее. Они помогали мне не потому, что я им заплатил, нет, у меня на это не было денег. А потому, что они оба были шотландцами и были благодарны мне за спасение и помощь. Как оказалось, шотландцы тут очень не любили англичан и частенько воевали с ними.
– Хорошо. По прибытии в Плимут я сообщу о вас в таможенную службу, дальше уже с вами работать будут они. Позвольте полюбопытствовать, откуда у вас столь занимательный костюм?
– Купил в голландской фактории охотничий и походный костюм. Мне очень понравился, и я не пожалел денег.
– Дорого, позвольте узнать?
– Почти два фунта, но они еще под меня подогнали.
– Капитан, сэр, когда мы отправимся в Британию? – спросил Кевин и чуть-чуть пододвинулся, когда повар с помощником внесли блюда. Он сидел в проходе у двери.
– Мы не закончили работу, но осталось последнее задание. Выполним и сразу идем домой, – ответил капитан.
Я вздохнул несколько свободнее, похоже, деза прошла. Не потому, что я такой хороший актер, а потому что мои слова подтвердили братья. Тем более Кевин солгал, что видел мои бумаги, когда стоял на вахте в Калькутте.
Дальше мы стали обедать. М-да, по сравнению с местными офицерами я настоящий аристократ, так как очень ловко пользовался ложкой, вилкой и ножом, изредка промокая губы платком. Офицеры же даже рыгать за столом не стеснялись, варвары.
После довольно приличного обеда – было видно, что питаются на корабле свежениной – капитан распорядился поселить Кевина как офицера хоть и торгового флота, в мичманской, то есть в кают-компании, благо запасной гамак был в наличии. Роджера в матросский кубрик – хватит и того, что он поел с нами, дополняя интересный рассказ Кевина – а меня подселили к лейтенанту Томпсону, потому как больше было некуда, не к капитану же.
Сам Томпсон был на вахте, поэтому каюту показал мне Грег, деливший похожую каюту со старшим штурманом.
Каюта была совсем крохотной, как я уже говорил, корабль размерами не впечатлял, однако матрос смог подвесить тут гамак для меня, а лейтенант показал, куда лучше сложить вещи. В самой каюте была спартанская обстановка. Койка, столик с двумя грубо сколоченными стульями с сидушками из парусины и два рундука, видимо, с личными вещами лейтенанта. Больше всего меня поразила единственная картина на стене. Парусник в облаках белоснежных парусов на высокой волне. Нарисовано было красиво и, похоже, недавно. Подписи художника не было.
Потыкав пальцем в холстину, где был нарисован один из парусов, я пробормотал:
– Ничего схожего с оригиналом.
Это действительно было так, все паруса «Виктории» были грязно-серыми, а не белоснежными.
Убрав вещи под столик, я попробовал залезть в гамак, что на качающемся корабле довольно непросто, и когда это получилось, немного отдохнул, скидывая напряжение. Через час, сменившись с вахты, пришел хозяин каюты, и мы быстро с ним познакомились. Как оказалось, «Виктория» шла к той реке, мимо которой мы вчера проплывали. За два дня поднявшись по ней по течению, мы встали у какой-то рыбацкой деревушки, где принялись чего-то ожидать. Мне, понятное дело, не говорили, чего.
С соседом по каюте мы довольно быстро сошлись на почве любви к игре в покер. Ну, лейтенант-то действительно любил, а вот я больше притворялся. Хотя умел, не скрою. Причем знал четыре разновидности.
На реке мы стояли не так долго, дней восемь, а для разнообразия службы, и чтобы не скучать, британскими моряками давно были придуманы разные уловки: для матросов частые учебно-боевые тревоги, для офицеров – игры в карты. В частности, в покер и вист. Хороших игроков среди них не было, разве что старший штурман Крис Редон показывал более-менее неплохие задатки, но против меня они не катили. Я еще при первом предложении сыграть заявил, что очень хороший игрок, чтобы потом не обвиняли в шулерстве, и что у меня нет денег, все осталось в том сундуке с документами. Меня поняли, и капитан расщедрился ссудить меня пятью шиллингами в залог моей одежды. Видимо, заинтересовала она его. Эти шиллинги я отбил обратно достаточно быстро, вернув долг расстроенному капитану, он явно надеялся на штурмана Редона.
Особо моряков я не раздевал, так, по мелочи, спуская и поднимая выигрыш, за эти восемь дней заработав один фунт и семнадцать шиллингов. Мало ли, обидятся и оставят тут. Поэтому я и хитрил, оставляя офицеров довольными изящной и интересной игрой. Да и мне помогало убивать время.
Мы как раз обедали, когда наблюдатель сообщил, что в деревню вошли новые люди. Не белые. Видимо, те, кого и ожидал капитан, потому как все засуетились. Меня попросили посидеть в каюте, а братьев Дансе заперли в матросском кубрике. В нашей с Томпсоном каюте имелось небольшой оконце, которое можно было открывать, но, к сожалению, корабль стоял другим бортом к нужному берегу. В течение трех часов раздавался топот босых матросских ног на палубе, скрип талей и плеск волн за бортом. Из трюма явно что-то выгружали.
Ближе к вечеру зазвучали свистки, и корабль, заскрипев всеми швами и рангоутом, стал разворачиваться. Когда он встал носом по течению, я заметил на берегу толпу чернокожих людей и штабеля ящиков с бочонками. Я готов был поклясться, что это оружие и порох.
Когда стемнело, мы спустились по течению на несколько километров и встали на якорь – видимо, капитан не хотел оставаться на ночь рядом с той деревушкой.
О том, что я что-то видел, я, естественно, никому не сказал, поэтому жизнь на корабле шла своим чередом. К вечеру следующего дня мы вышли из реки и, отойдя от берега, наконец направились в Англию.
– Мистер фон Демин? – обратился ко мне мужчина в парике, треуголке и явно служебном коричневом сюртуке. Он стоял у трапа пришвартованного шлюпа и смотрел прямо на меня. Рядом с ним был лейтенант Грег. Что мне не понравилось, так знакомо бегающие глаза мужчины.
– Да, это я, – повернулся я к служащему. За последний месяц мой английский приблизился к совершенству, все-таки огромная практика, так что у меня прослеживался только легкий акцент.
– Таможенный департамент его величества. Старший служащий Гельмут Райн, – слегка кивнул мужчина.
Обернувшись, я посмотрел на капитана Байера, который с легкой злорадной улыбкой смотрел на меня. Наверное, не стоило мне опускать его на двенадцать фунтов, но уж больно хотелось наказать за непомерное любопытство к моей стране.