Сторожевик качало то с носа на корму, то с боку на бок так, что хотелось выблевать все до кишок, даже мне приходилось силой воли успокаивать взбунтовавшийся желудок. Через пять часов этих мучений, когда в очередной раз врезались в волну, отчего катер содрогнулся, прозвучал сигнал внутренней связи.
Сидевший рядом Макаров снял трубку и выслушал сообщение из рубки. Положив трубку обратно на крепления, он выкрикнул пять фамилий, сообщив:
– Обледенение, ребята. Получайте ломы и лопаты и сбивайте. У вас полчаса, потом смена. Не забудьте привязаться, чтобы не смыло, веревки у входа.
После того как старлей назначил старшего, вся пятерка вышла наружу, а очередная пятерка начала готовиться к работе.
Первая пятерка не вернулась, когда ушла следующая. Как я понял, они направились отогреваться в моторный отсек. Выпустив облако пара, я покрепче укутался в ватник, подняв воротник.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? – спросил сидевший рядом молоденький морячок, из артиллеристов Краковского, как я помнил.
– Говори, – кивнул Макаров.
– Сколько нам еще идти?
– Часа четыре, и мы на базе. Быстро идем, на нашей «Малютке» два дня бы топали.
В эфир мы не выходили, чтобы немцы нас не запеленговали. Как сообщил Скворцов, у противника хорошо налажена эта служба.
Ждать пришлось долго, наверх ушла третья пятерка, и вернулись другие две, они успели подсушиться, когда, наконец, снаружи послышался ревун. Как только загудела трубка, Макаров немедленно сорвал ее с креплений и прислушался:
– Внимание, выходим и строимся на палубе. Мы в акватории базы.
Все свободные от вахты матросы поспешили наверх, я тоже направился следом, только зашел в рубку к Скворцову.
– Тяжело было?
– Да, прилично. Думал, не дойдем. Леера постоянно обледеневали. Волны через всю палубу катались, Васильева чуть за борт не смыло, когда он лед сбивал. Лома мы лишились, на дно он ушел.
Подойдя к бронещелям, я выглянул наружу, щурясь от холодного ветра, бившего в глаза. Судя по расступавшейся темноте, было утро. В видимости были только небольшой городок, сухой док, где стоял боевой корабль, эсминец, если мне не изменяли глаза, да причал, у которого стояли две подлодки, и везде снег и лед. Только акватория порта была более-менее чиста, и виднелась черная вода. Хотя лед был, мы изредка толкали носом небольшие льдины.
– Вон то пустое место – наша стоянка, на нее и встанем.
Когда мы подходили к причалу – опознание было открытой волной, поэтому нас ждали – катер был пришвартован, и мы покинули сторожевик. Дождавшись, когда Скворцов доложится контр-адмиралу, стоявшему в толпе свиты, я вышел вперед и, кинув руку к виску, представился:
– Генерал-майор Демин, начальник первого отдела Наркомата точечных наук. Мне как можно быстрее нужна связь с Москвой.
Надо отдать должное морякам: несмотря на удивление, они быстро обеспечили меня связью, хотя особист и крутился рядом, но хоть и устаревшее, удостоверение-пропуск пока играло в мою пользу. Дальше прошло штатно, когда на той стороне поверили, что я – это я, то меня тут же переключили на Серегу, который, быстро разобравшись, где я, велел там и ожидать. Главный особист базы, получив от Гоголева приказ охранять меня и моряков Скворцова как зеницу ока в полной изоляции, поместил нас в служебной гостинице и для охраны пригнал комендантский взвод.
Наш катер тоже взяли под охрану. Но я, пользуясь своим званием, продавил приказ достать из трюма ящики с промёрзшими фруктами с Кубы для экипажей кораблей и субмарин в превентивных целях и во избежание цинги и выделить часть детям на базе. Скворцов рассказал об этих проблемах, поэтому мы набили трюм тропическими фруктами. Также из трюма были подняты два снарядных ящика со слитками золота. Мы их взяли как вещественные доказательства. Их приняли под расписку и убрали под охрану.
После нашего прибытия поднялся шторм, и база оказалась фактически изолирована, что позволило мне три следующих дня составлять рапорт о своих приключениях, благо местный особист, майор Рогов, щедро одарил меня своими запасами бумаги, подшивая все потом в папки. Сам он мои рапорты не читал, но хранил в своем личном сейфе. Ночевал он в соседней комнате, стараясь не спускать с меня глаз.
Наконец, на пятый день, когда появилась летная погода, на небольшой очищенной площадке сел турбовинтовой самолет на лыжном шасси, а буквально через сорок минут меня без предупреждения выдернули из-за стола – я обедал – и начали обнимать.
– Да, я тоже рад тебя видеть, – похлопал я Серегу по спине, после чего завалил его вопросами: – Как там Аля? Сын? Слушай, а мое похищение по тебе не ударило?
– Было такое, кто же знал, что рядом со мной такой крот окопался. С Алей и Сережкой все в порядке, с родителями твоими тоже. Мы их уже известили о твоем возвращении. Ладно, давай поедим, я тоже проголодался, потом расскажешь, что с тобой было.
– Я уже рапорт написал.
– Это наверх все уйдет, а ты мне выкладывай все своими словами. Где так долго пропадал, и как умудрился спасти подводников, и где вы так долго были?
После окончания обеда мы прошли в отдельный кабинет, следом зашли три командира, я их всех знал, поэтому приветливо кивнул. Мой рассказ затянулся до трех часов ночи, пока я не описал наше возвращение и прибытие в эту до сих пор неизвестную мне базу флота.
Офицеры (погоны ввели еще в августе сорок второго) только качали головами, слушая о моих приключениях. После того как я закончил, озвучил предложение организовать в этом соседнем мире базу флота и сделать его нашим запасным аэродромом на случай проблем. Также попросил, чтобы к парням Скворцова отнеслись с пониманием, и если по этому миру будут работать, чтобы они участвовали. Серега был со мной согласен, поэтому, убрав мои рапорты и предложения в чемоданчик, достал первую бутылку водки, и мы выпили за мое возвращение. Утро нас встретило все еще за столом, однако мы на своих двоих смогли благополучно добраться до самолета и даже занять места. Оба ящика с золотом погрузили в багажное отделение. Буквально через три часа мы сели на большом аэродроме, где нас пересадили в «тушку», на которой и прилетел Гоголев за мной, и к вечеру мы оказались в Москве.
Март 1943 года. Москва, кабинет Сталина. 16 часов 14 минут
Сцепив руки в замок перед собой, я сидел в кресле в кабинете Сталина и смотрел, как тот ходит из угла в угол. С момента моего возвращения прошло два с половиной месяца, к этому времени меня полностью ввели в курс дела в мировой политике, а также что у сына прорезались зубки. То, что моего сына использовали для открытия трех порталов, включая вот уже полгода активно работающие порталы в миры царя и Мертвый, мне очень не понравилось, однако я должен был признать, что это была вынужденная мера из-за моего отсутствия. Также выяснилось, что Гоголева за мое похищение все-таки сняли с наркомата и сейчас он являлся замом Берии, а моим новым начальником стал Судоплатов.
– Вашу идею о разработке Срединного мира мы одобряем, но где взять ресурсы? – наконец остановился у стола Сталин. Срединным назвали тот мир, где я и пропадал все это время.
– Товарищ Сталин, я не говорю, что надо использовать все доступные ресурсы. Хватит пары войсковых транспортов, эсминца, да пяток малых охотников для патрулирования. Главное, закрепиться в том мире, а потом нас уже не выдавишь оттуда.
Сталин уже давно был согласен с моим предложением, однако еще сомневался, вот и вызвал нас обоих, чтобы размышлять не над сухими строчками рапортов и предложений, а поговорить лицом к лицу с инициаторами. Тем более ему понравилась идея пощипать испанцев на предмет драгоценного металла и прибрать рудники в Перу к рукам. Единственным нежеланием было отпускать меня, но, к сожалению, без меня эта операция лишена смысла, потому как никто больше не откроет этот портал. А своего сына-младенца я на север не отпущу, да никто и не предложит этого.
– Товарищ Сталин, – сказал сидевший рядом Судоплатов, – товарищ Демин прав, нам нужно там зацепиться, и одного батальона со всеми средствами усиления, включая смешанную эскадрилью, вполне хватит, чтобы организовать там базу и порт. Война вот-вот закончится, наши уже штурмуют улицы Берлина, и освободившиеся людские резервы нужно будет куда-то применять. Теперь у нас есть, куда направить опытные армии. Мы будем не только помогать Зеркальному миру, но и решим свои проблемы.
Каждый шаг в этом деле уже был прописан нашими аналитиками, там даже было описано преимущество заселения древней Америки нашими гражданами. Причем с ассимиляцией диких племен. Их никто не собирался уничтожать.
Прикрыв глаза, слушая вполуха разговор Сталина и Судоплатова, я вспоминал свое триумфальное возвращение.
Когда меня после трех дней сплошных расспросов в аналитическом отделе наркомата наконец отпустили домой, то я ожидал дома сцены, но, по-видимому, Аля полностью пришла в себя после родов, поэтому меня встретила бывшая разведчица. Когда я вошел в прихожую, оставив охрану снаружи, Аля подошла и молча обняла. Так мы простояли почти десять минут, после чего Аля отстранилась и нанесла хорошо поставленный удар в солнечное сплетение. После того как я согнулся, стала выкручивать ухо и с угрозой шипеть:
– Еще раз пропадешь – убью.
– Лучше бы ты не менялась, – простонал я, разгибаясь. Схватив жену в охапку, я стал ее целовать, пока она наконец не смогла оторваться и не произнесла:
– Пошли, покормлю, исхудал, как не знаю кто, и на негра похож…
Устроившись напротив меня, она смотрела, как я с удовольствием ем пельмени, и сказала:
– Сережка у твоей мамы, так что этой ночью нам никто не помешает.
– Эй, я сына хочу увидеть!
– Не пропадал бы – видел бы.
Ночь была великолепна, но почему-то быстро рассвело. Дальше я предавался радостям отцовства в окружении родных. Родители постоянно были у нас, да и отец пару раз уговорил меня на подледную рыбалку. Ничего, кроме обмороженного носа и мелкой, с мизинец длиной, рыбки, я домой не привез. Однако все это я встречал с блаженной улыбкой. Дома.