Отдохнуть с семьей мне дали всего восемь дней и в понедельник вызвали на работу.
Перевод на новое звание и получение новых документов прошли быстро, теперь я самый настоящий генерал-майор, о чем свидетельствовали витые погоны со звездами. Правда, в камуфляже у нас в наркомате ходить стало не принято, поэтому пришлось заказать у нашего портного три комплекта повседневной формы и одну парадную. Последняя мне пригодилась почти сразу, так как я был вызван в Кремль.
Причина оказалась прозаическая – награждение, и среди многочисленных награждаемых генералов я не особо выделялся. Жена с сыном и мамой как приглашенные родственники гуляли по залу, отец зацепился языком с Судоплатовым, и они о чем-то говорили. Судя по движениям рук отца, тот объяснял особенности длинного броска спиннинга. Висевший у него на шее фотоаппарат даже покачивался из стороны в сторону от резких движений. Я же стоял рядом с комфронта генерал-полковником Рокоссовским и беседовал о боях в Германии. Мне интересно было услышать о них из первых уст. Рядом с нами стоял полковник Гоголев-Лев, именно такую фамилию он себе выбрал. После того как портал в его мир захлопнулся, он не растерялся и быстро смог завоевать уважение среди коллег. Сейчас Гоголев-Лев, двойник моего друга из параллельного мира, был начальником особого отдела резервного фронта.
Он тоже был награжден, получил из рук Сталина орден Ленина и подошел ко мне узнать насчет Успенского. Как мог, я сообщил ему грустную весть о гибели лейтенанта. Я уже знал, что тело Успенского нашли егеря и похоронили на кладбище того села, у которого он погиб. Информация прошла по дипломатической линии Царского мира.
– Берлин как таковой в полной осаде, мой фронт, к сожалению, не участвует в его захвате, согласно директиве из генерального штаба позавчера я обошел Берлин слева и продолжил наступление. По примерным прикидкам, через две недели мои войска подойдут к границе Австрии. Справа идет фронт маршала Василевского. Приказ – освободить как можно больше земель и не дать этого сделать союзникам. А то немцы во Франции сдаются пачками, и союзники двигаются на встречу с нами как на параде, – сделав из бокала глоток шампанского, видимо, у него пересохло горло, генерал продолжил: – В принципе, мы тоже особо сопротивления не встречаем, а если оно и есть, то разносим артиллерией и двигаемся дальше. Потери у нас минимальны, но, к сожалению, есть.
– А кто Берлин берет?
– Штурмовая армия генерал-лейтенанта Горбатова. За фронтом Черняховского осада.
– Только армия?! – искренне удивился я.
– Да в этой армии людей больше, чем на моем фронте!
– Не понял.
– У нас не было Сталинграда, как в твоем мире, поэтому не было и «кузницы кадров».
– А Минск, Львов и Гданьск?
– Там были мелкие очаги, но ты прав, бойцы и командиры, прошедшие горнила боев в этих городах, получили отличную выучку и громадный боевой опыт… кто выжил.
– Ладно, мы об армии Горбатова говорили, – напомнил я.
– Его армия была специально создана и обучена для взятия городов. Четыре корпуса, не считая средств усиления. В тех же городах, про которые ты вспомнил, отметились и его части, так что у армии за прошлый год набрался огромный опыт. Сейчас стоят на подступах, но внутрь не идут.
– Почему?
– Приказа входить в город еще не было. Это же не твой мир, торопиться нам не надо, так окраину взяли, и все. Союзников к Берлину уже никто не пустит. Вот войска и стоят, ожидая, что те сами сдадутся. Бесноватый все визжит по радио, пытаясь натравить на нас свои войска и гарнизон Берлина.
– Долго ждать придется.
– Мы не торопимся, тем более зима. Продовольствия у них немного, пусть тоже поголодают, как жители Ленинграда твоей реальности.
В это время к нам подошли Аля с мамой, нагулявшись по залу и налюбовавшись на знаменитостей, о делах которых постоянно писали в газетах и говорили по радио.
– Здравствуйте, Константин Константинович, – поздоровалась мама с генералом.
– Здравствуйте… Алевтина Анатольевна, – слегка склонил голову в приветствии Рокоссовский. Он уже был как-то представлен моей матери, но, видимо, подзабыл ее имя-отчество.
Мы стояли отдельно, за одной из колонн, поэтому, когда появился Сталин, не увидели, а услышали.
– Идемте быстрее! – поторопила нас Аля.
Сверкая новенькими, только час назад врученными наградами, мы направились следом. Мне дали Золотую Звезду Героя с орденом Ленина и орден Боевого Красного Знамени, последнее – за Мертвый мир. Рокоссовский же получил вторую Звезду Героя и два ордена Ленина. Последние – за разные победы, просто вручали это все сейчас. В общем, ситуация, как у меня.
Пройдя вперед – нас пропустили – я одной рукой прижал к себе Алю и слушал речь Сталина. Полковник Гоголев-Лев отошел в сторону к своим знакомым, пообещав подойти чуть позже. Справа стоял Рокоссовский, а слева, рядом с Алей, генерал Василевский, причем не местный, а тот самый, из Мертвого мира. Мы с ним успели поздороваться при первой встрече, когда заходили в зал награждения, и обменяться новостями, но поговорить спокойно не удалось. Сам генерал за освобождение Китая и помощь неместным китайским войскам был представлен к званию генерал-лейтенанта и награжден орденом Ленина. Насколько я понял, он вот уже месяц как из своей дивизии формирует моторизованный корпус.
Сталин говорил долго, причем это надоело даже моему сыну, он раззявил рот и заорал. Сталин мельком глянул на орущего младенца, так как сам разрешил быть нам с детьми, но намек понял и за пять минут завершил свою речь. Благо Аля быстро успокоила малыша.
После Сталина выступили другие секретари, поздравляя всех награжденных. Наконец парадная часть закончилась, и мы, разбившись на группки, стали беседовать. К нам с Рокоссовским присоединились генерал Василевский, генерал-танкист Стругов и полковник Гоголев-Лев. Первые двое были переселенцами из Мертвого мира.
Судя по тому, как Рокоссовский приветливо поздоровался со Струговым, видимо, они были хорошо знакомы. Чуть позже выяснилось, танковый корпус Стругова в данный момент находился в подчинении командующего Первым Украинским фронтом генерала армии Черняховского, а до этого был в подчинении Рокоссовского. Сейчас корпус стоял на отдыхе в шестидесяти километрах от Берлина.
Все слушали Василевского, который достаточно подробно рассказывал о продолжавшихся до сих пор боях в Китае. По его словам, китайские армии из моего мира, которые согласно договору с нами освобождали китайцев этого мира, вели себя до крайности жестоко. Одно только то, что советские войска захватили более ста тысяч военнопленных, а китайцы всего две тысячи, хотя основные наступательные бои вели именно они, говорило о том, что пленных они не берут.
– А когда они освободили лагерь с местными китайскими военнопленными и архив, то с той поры у китайцев по армии приказ не брать японцев в плен.
– М-да, а ведь аналитики говорили, что они будут мстить за оккупацию и уничтожение населения, – сказал я.
– Так это не их мир! – возмутился Стругов.
– А какая разница? Тут хоть сдерживаться не надо. Никаких правозащитников нет, вот китайские армейцы и развлекаются на всю катушку, мстя за все. А память у них хоро-о-ошая! Я вообще удивляюсь, что они не устроили японский геноцид, – хмыкнул я.
– Может, еще и устроят, – глотнув шампанского, сказал Василевский. – Когда мы освободили порт Сэйсин, то китайцы отмели себе четыре транспорта и два сторожевика из трофеев. Как бы действительно не рванули к берегам Японии. С них станется.
Мы еще долго говорили о делах этого мира, так как к сведениям о соседних они допущены не были и информацией не владели.
Домой мы ехали все вместе, то есть мы с Алей и родители. Время было позднее, и чтобы родители не плутали, я уговорил их переночевать у нас. Дело это было обычное, так что они согласились быстро.
Дальше меня закрутила рутина. Во время моего отсутствия отделом руководил Вознесенский, к этому времени получивший звание майора и вторую Красную Звезду на грудь. Быстро войдя в курс дел отдела, я стал перечитывать сводки, начиная со дня моей пропажи. На это у меня ушло почти две недели.
Мертвый мир порадовал огромными доходами и объемом выкупаемых у сталкеров техники, вооружения, драгоценностей и людей. Не знаю, кто первым назвал их сталкерами, но название прижилось. В Мертвый мир эшелонами гнали рецидивистов, хотя сейчас объемы упали, также в мир-тюрьму были отправлены немцы, запятнавшие себя репрессиями и жестоким отношением к мирному населению. Да и просто кто под руку в лагерях военнопленных попался. За просто так их кормить никто не собирался. Хотя для бывших войск вермахта были изрядные поблажки по сравнению с бывшими эсэсовцами. Их помощники из Латвии, Литвы и тэдэ шли туда даже без суда. Эти карликовые государства фактически лишились всего мужского населения. По последним подсчетам, в мир-тюрьму перешло три миллиона четыреста шестьдесят семь тысяч человек. Первое время мародерка шла туго, одна эсэсовская группа нашла воинскую часть и на броне попыталась пробиться к порталу. Технику пожгли, а выживших постреляли. Грамотно составленные впоследствии листовки помогли, и дальше дело пошло как по маслу, хотя нападения на охрану портала продолжались. В последний раз даже боевыми газами потравили, Пилсудский постарался, жертв среди охраны портала было много. Портал был закрыт на полтора месяца в наказание за это. К этому времени я уже вернулся и через две недели после возвращения снова открыл портал. Оголодавшие и озверевшие заключенные рванули к воссозданному охранному периметру, как к манне небесной. Ими же был и выдан зачинщик прошлого нападения Пилсудский, впоследствии расстрелянный по приговору суда. С тех пор в Мертвом мире тишь да гладь, а объемы ништяков, что притаскивали сталкеры, возросли в разы. К тому же на нас вышли другие военные этого мира, в том числе из бункеров флота. В результате они частично были переселены к нам, но пока не все. Расстояние уж больно было большим. Среди бывших военных Германии образовались наемные команды, которые взялись перевозить военные кадры с семьями к порталу. Оплачивалось это щедро, поэтому нашлись подражатели. Немцы за один провоз могли впоследствии два месяца не работать, продовольствия и чистой воды хватало. Как я уже говорил, наши платили за доставку ценных спецов очень хорошо. Даже свежие фрукты выделяли, за особо ценные находки или приведенных специалистов.