Как знать, а вдруг Тамаре это тоже было известно? И она решила удостовериться в том, что не существует никаких аномальных зон. Посмотреть на богом забытое Подлесное, потрогать полусгнившие ограды и осыпающиеся стены домов-призраков. И вот она садится за руль и едет…
Стоп. О том, что Тамара в самом деле отправилась в аномальную зону и исчезла там, ничего не известно и ничем не подтверждается. Милиция разыскивает свидетеля, давшего подписку о невыезде, причем неясно, был ли этот свидетель в действительности свидетелем, видела ли Тамара что-то в тот вечер или ее на самом деле не было в доме Поддубного… Что касается его, Виктора Шамрая, то он почти уверен в том, что исчезновение девушки связано с сильнейшим нервным расстройством и все той же, сто раз уже упомянутой аномальной зоной, будь она неладна…
Ясно, что обе эти истории связаны между собой. Не было бы убийства, Тамара бы не исчезла. Не было бы убийства, она не пережила бы стресс и не начала бы слышать зов из параллельного мира.
Хватит!
Виктор сжал виски кончиками пальцев обеих рук. Голова мучительно заболела. И откуда-то из глубины, из самой глубокой ямы сознания, донесся лязг цепи, рычание пса и его собственный сдавленный крик.
Довольно! Пусть менты разбираются. А сейчас — домой. И спать.
17
Тамара Томилина нашлась на следующее утро.
Факт этот никто особенно не афишировал и уж тем более не собирался сообщать о нем любопытному журналисту. Тем более что до воскресенья, когда капитан Бражник все-таки позвонил Шамраю, необходимости в его присутствии, не говоря уже о помощи, не возникало. Можно считать, что Виктору повезло: в итоге он все равно получил доступ к закрытой и действительно уникальной информации. А можно взглянуть на это дело иначе: ему крупно не повезло, и после одного разговора, случившегося в больнице, удача от него отвернулась.
Не было б этого разговора — и остальные беды обошли бы его стороной. Не стал бы пес лаять все яростнее, а цепь — греметь все неотвязнее.
Только не надо забегать вперед, лучше обо всем по порядку, в той последовательности, в какой позже, когда все уже закончилось, Виктор Шамрай пытался воспроизвести события последних дней ноября, продираясь сквозь хляби и туман, в которых завязла его память.
Хотя в действительности ничего особенного до встречи с Тамарой в больнице не случилось. В пятницу, ближе к вечеру, Виктор позвонил редактору, в двух словах поведал, какой неожиданный оборот приняли события, описанные в его статье об аномальной зоне в Подлесном, выслушал пожелание нацарапать что-нибудь по этому поводу, как бы в продолжение темы, и в тот же вечер набросал небольшой текст. После чего с неспокойной душой, хотя и с чистой совестью, устроился перед телевизором.
Так прошла и суббота.
Утром в воскресенье подал голос мобильный. Капитан Бражник предупредил: пусть Виктор никуда не отлучается, сейчас он его навестит.
Так Шамраю стало известно: вчера, в субботу, двадцать второго ноября, Тамару Томилину обнаружили на трассе, ведущей к Овручу. Совсем неподалеку от того КПП, который пару недель назад проезжали сотрудники редакции «Необычных фактов» на служебной «Шкоде».
Вечером того же дня, уже после всего, Виктор нашел в интернете подробную карту и прикинул: если мерить по прямой, через лес, то место, где неожиданно объявилась пропавшая Тамара, находится всего километрах в пятнадцати от Подлесного.
То есть от аномальной зоны.
18
— Водитель грузовика вообще не врубился, откуда она взялась. Говорит — как из-под земли вынырнула. Или из воздуха.
От предложенного зеленого чая Бражник не отказался. Попросил только заварить не в чайнике, а прямо в кружке. Залить кипятком и накрыть блюдцем. Пить не спешил — любил крепкий, чтобы как следует настоялся, но слегка остывший.
— Зубами мучаюсь, — пояснил он.
— А что такое? — участливо поинтересовался Виктор.
— Эмаль чувствительная. Не выносит ничего горячего. Ни борща, ни чая — короче, вообще ничего. В армии повредил, там такую воду пили… — Опер только рукой махнул.
— Где это такая вода, что эмаль разъедает?
— Афган, — коротко пояснил Бражник. — Я еще застал. Этой весной двадцать лет исполнилось, как вернулся. Можете поверить — ни царапины, только раз слегка контузило миной. Но уж лучше бы подстрелили, ей-богу, чем вот так теперь зубами маяться. Дантист сказал: если менять — то все подряд. Прикиньте — все тридцать два… Ну ладно, двадцать девять…
— Почему именно двадцать девять?
— Один пацаны в ПТУ выбили. Завелись из-за какой-то глупости, сейчас уже и не вспомнить… Два — позже, когда уже в милицию пришел работать. В начале девяностых вписались в разборку с азербайджанцами на рынке, вот я кастетом и огреб. Ну, это, в общем, не имеет отношения…
Бражник потрогал ладонью кружку, убедился, что чай еще не остыл, достал сигареты.
— Не возражаете?
— Вперед! — Шамрай отыскал на шкафу старую пепельницу — память о тех временах, когда он выпивал прямо с утра и закусывал выпитое сигаретой.
— Ну, значит, рисуем картину со слов водителя Степана Ковальчука. И выглядит она следующим образом. Он дальнобойщик, возвращался из Беларуси. Один груз сбросил там, назад взял другой, порожняком гонять по нынешним временам никому не с руки. На трассе Степан остановился, чтобы облегчиться. Его напарник, Сергей Зайченко, спал в кабине: останавливаться на ночь и задерживать доставку тоже невыгодно, поэтому ночью машину вел Зайченко, а утром его сменил Ковальчук. Это я к тому, что других свидетелей неожиданного появления Томилиной на трассе не было.
Стряхнув пепел, Бражник снова потрогал кружку. Все равно горячая. Шамрай помалкивал, и опер, затянувшись, продолжил:
— Короче, водила зашел в придорожные кусты, сделал свое дело, застегнул штаны и обернулся. Девушка уже, — капитан интонацией подчеркнул последнее слово, — лежала на мокром и грязном асфальте прямо посередине трассы. Ковальчук так в пояснении и написал: «Гражданка взялась неведомо откуда, будто с неба упала».
— Из параллельного мира, — произнес Виктор.
— Вы это серьезно?
— Но куда-то же она исчезала? Значит, должна была откуда-то появиться.
— Послушайте, уважаемый, давайте будем говорить серьезно, или…
— А я совершенно серьезно. И не я виноват, что большинство людей, в особенности таких, как вы, до сих пор еще не верят в существование иных миров, кроме нашего. Вспомните хотя бы о Белом и Черном вигвамах…
— Какие еще вигвамы? Это те, где индейцы живут? Откуда у нас, на хрен, индейцы?
— Все ясно, — вздохнул Шамрай. — А еще собираетесь такие дела раскрывать. Агент Купер потому и смог найти убийцу Лоры Палмер, что в конце концов поверил в существование параллельных миров и сам туда проник, рискуя жизнью и здоровьем[7].
— Агент… кто?
— Да ладно, — отмахнулся Виктор. — Проехали. Когда-нибудь расскажу, если интересно. Пейте лучше чай, уже совсем холодный.
Бражник в очередной раз потрогал кружку, кивнул, снял блюдце, сдул плавающие на поверхности чаинки, шумно отхлебнул и снова кивнул с одобрением.
— Хорошо… — произнес он. — Ковальчук, значит, кинулся к девушке. Перевернул ее на спину. Она, по его словам, тут же открыла глаза и спросила, где она, что с ней и кто он такой. Голос звучал очень странно. Водитель помог Тамаре подняться и объяснил, где она находится. А заодно убедился: одета девушка вполне пристойно, внешних повреждений нет: ни синяков, ни ссадин, ни порезов. Вот только взгляд какой-то затуманенный. Еще она спросила, где ее машина — серебристый «Пежо-405», подержанный, в хорошем состоянии. Обратите внимание: марку своего автомобиля она назвала точно.
— Что ж тут удивительного? У меня тоже когда-то машина была, правда, «Жигули». Так я все ее технические характеристики наизусть знал, хоть среди ночи разбуди.
— Вы — мужчина, Шамрай. А она — женщина. К тому же не серьезная автомобилистка. Научилась баранку вертеть, марки бензина различать, а любовник презентовал ей не ту тачку, которая ей понравилась, а ту, которую считал нужной. Тем не менее марку машины она не забыла.
— Ну и что с того?
— А то, что она помнит собственное имя, свой домашний адрес в Житомире, номер мобильного телефона Григория Поддубного… Но совершенно не помнит, что он покойник! Требовала у водителя немедленно позвонить банкиру, чтобы он сам забрал ее оттуда или кого-нибудь прислал за ней. Понимаете?
— Не вполне.
Тут Шамрай слегка приврал: он уже начинал кое-что понимать.
— Тамара совершенно убеждена, что у нас сейчас октябрь. Причем не то девятнадцатое, не то двадцатое число. Об убийстве Поддубного она ни сном ни духом.
— Так, значит, — протянул Шамрай.
— Так. — Бражник сделал еще глоток чаю. — Ковальчук, как сознательный гражданин, сдал свою находку в Житомире первому же милицейскому патрулю. Сейчас она под надзором в больнице, в областной. Ее обследуют. И до последней минуты она требовала связаться с Поддубным. Пришлось ей объяснить, что он убит. После этого с девушкой случилась истерика, ей вкололи лошадиную дозу транквилизаторов и она проспала до утра. Сегодня, придя в себя, немного успокоилась. Говорит, что ничего не помнит.
— Совсем ничего?
— Ну что значит — совсем? Говорю же: собственное имя и все прочее, что касается ее, помнит прекрасно. Но все, что касается последнего месяца ее жизни, начиная со второй половины октября, начисто стерлось из ее памяти. По крайней мере, — развел руками Бражник, — так она утверждает.
— Да… — Шамрай потер подбородок. — Да.
Ему внезапно захотелось закурить, и он с огромным трудом подавил это желание, сосредоточившись на том, что услышал от капитана милиции. Затем он спросил:
— Машину нашли?
— «Пежо»? Нет, — покачал головой Бражник.
— А как она оказалась среди бела дня на трассе?
— Этого пока никто не знает. Тамара ваша…