Анюта подползла ко мне, обняла за локоть, уткнулась носом в плечо. Самый здравомыслящий поступок. Словно страус – зарыться головой в песок и ждать, пока опасность сама рассосется. Даже Степан не в шутку приумолк. Мялся на корме «одиноким пастухом», поеживался.
– Смотрите, в воде что-то есть... – испуганно сообщила Арлине и присела, вцепившись руками в край короба. Бодрое шуршание – и три ствола уставились в воду. Вода на плесе была спокойной, умеренно мутной. Мы всматривались в ее глубины до помутнения в глазах, но ничего не видели.
– Привиделось, сударыня? – пробормотал Шафранов.
– Нет, я точно что-то видела... Что-то большое, гладкое, блестящее – оно прошло почти рядом с нами...
– Рыба, – облегченно произнес Корович.
– Это не рыба... не бывает таких рыб...
– В Сибири, девушка, и не такие рыбы бывают. Ты здешних тайменей не видела. Эти рыбки тебя сжуют и даже не подавятся...
– Нет, это была не рыба, – упрямо твердила Арлине. – Оно блестело... оно было такое огромное...
– Подводная лодка, черт побери, – отшутился Шафранов. – «К-19», оставляющая вдов. Должны же местные боги и их духи-помощники на чем-то объезжать свои владения...
– А какая тут, интересно, глубина? – пробормотала из моей подмышки Анюта.
И все замолчали, давая волю фантазии. Фантазия, похоже, разыгралась: представлялось что-то черное, бездонное, напоенное мистическим содержанием и мистическими же обитателями, только и ждущими момента, чтобы затянуть нас в свои глубины. Малодушие прогрессировало. Я сделал знак Степану, чтобы держался поближе к берегу, и он проворно заработал шестом...
Напряжение отпустило, когда разъехались скалы, подпирающие небосвод, берега отпрянули, в низинах и седловинах зазеленел орешник. Мы начали расслабляться, обмениваться шутками, опустили оружие. Прошла чугунная тяжесть, заработали суставы. Течение стало убыстряться, и мы поплыли веселее. Оживился Степан, забегал по корме. А через несколько минут его, похоже, одолел творческий зуд. Давно не развлекался на свежем воздухе. Течение привычно вбегало в излучину. Он колотил шестом по воде, глуша мелкую рыбешку. Радостно смеялся, когда попадал... А тем временем мы неслись прямиком на скалу! Я поздно это обнаружил. Выпрыгнул из короба с матом-перематом, схватился за свободный шест, но Степан, оказывается, был начеку. Публика лишь нервно вздрогнула, женщины взвизгнули. Он мастерски взмахнул своей очередной «волшебной палочкой», погрузил ее в воду именно там, где нужно, и неуклюжая махина, не добравшись до скалы каких-то полметра, сменила направление. Степан осклабился:
– Испугались, смертнички?
– Степан, – завизжала Анюта, – твое девиантное поведение начинает напрягать!
– Какое поведение? – ошалел коротышка.
– Девиантное!
– Контуженный ты, блин, на всю голову, – высказался популярнее Корович.
– Ага, больной на все полушария, – добавил Шафранов.
– Убил бы придурка, – заключил я.
– Надеюсь, в хорошем смысле? – Коротышка подмигнул, и улыбочка расползлась по плоской физиономии от уха до уха, сделавшись такой уморительной, что все прыснули.
– Ладно, живи, – проворчал я. – Не станем тебя сегодня убивать.
– И спасем тебя тем самым от преждевременной гибели, – фыркнула Анюта. – Но учти, Степан, еще раз испугаешь, я тебя в воду сброшу. Ты меня знаешь, я девушка резкая. Понимаю, что тебе скучно. Но в следующий раз и тебе будет весело, и нам.
Степан вздохнул и отвернулся.
Местность вновь менялась. Зеленее она не стала, но скалы уже не висели над нами, как стены небоскребов в центре Манхэттена. Камень отступил, скалы громоздились террасами, напоминающими ложи в театре; чернели провалы пещер, каменные площадки плавно сползали в воду. Приходилось петлять между этими пологими выступами, чтобы не ткнуться в каменистую отмель. Я поднял голову. Птицы улетели. Хороший знак. Или... плохой? По курсу маячил скалистый остров – одиноко торчащая скала, похожая на сросшиеся указательный и средний пальцы. Степан свое лоцманское дело знал – сместился к левому берегу, чтобы протиснуться между «перстами» и грудой валунов на берегу. Но ювелирно проплыть не удалось. Край плота зацепился за отросток подводной скалы, бревна стали расползаться, и пришлось срочно отправлять аварийную бригаду на вязание узлов и латание бреши.
Скалу проехали – одинокую, непонятную, символизирующую невесть что. А по курсу вновь громоздились уступами скалы, сужалась стремнина. В белесой дымке высились очертания Каскадных гор.
– Уму непостижимо, – проворчал Корович. – Если вдуматься, мы плывем неизвестно куда. Неведомый Бурундус – где он? Как узнаем, что приближаемся к нему? Мы можем благополучно его проплыть и даже не узнать об этом. И куда тогда? В распадок Бушующих Духов дороги нет. За пределы Каратая река не вынесет – нельзя так просто покинуть урочище. На границе с Россией она уйдет под землю, а может, превратится в вереницу порогов, там-то нас и доконает.
– Если не раньше, – подал голос Шафранов, занимающийся излюбленным делом – поглаживанием ключицы мирно сопящей Арлине (я все время гадал, когда же он пойдет ниже). – База в Бурундусе, если таковая в природе существует и расположена рядом с Шалдоном, – неизбежно охраняется. Нас засекут еще на подступах. Либо расстреляют, либо возьмут живьем. И ничего поделать мы с этим не можем, поскольку не знаем, где эта клятая база – через пару верст или через сорок. По прямой это может быть четыре километра, а по изгибам – все сто. Ответ на интересный вопрос мог бы дать Стрижак, но где он сейчас, мы все знаем. Почему ты не выпытал из него, Михаил Андреевич?
– Не догадался, что ему понадобится умереть, – неохотно отозвался я. – Да и не проговорился бы Стрижак – держал бы свои козыри при себе, чтобы не сбросили за борт раньше времени. Впрочем, упомянул он про одну примету. Некая Спящая Рысь. И дед Силантий про нее обмолвился. А если уж это такая видная примета, что пропустить ее невозможно...
Арлине услышала мои слова, мгновенно высвободилась из объятий Шафранова и, припав к переднему борту, стала вглядываться в сумрачную даль. Шафранов не растерялся, обнял девушку за плечо.
– А это что за зверь такой? – нахмурился Корович. – Гора, что ли?
– Может, гора, может, скала...
– Может, облако, – лениво пробормотала Анюта.
– Хм, облако... – скептически скривился Корович.
– А чем не версия, Николай Федорович? – пискляво бросил с закорок Степан. – Висит над Бурундусом такое стационарное облако, похожее на спящую рысь, всегда на одном месте, используется как маяк в плохую погоду... Кстати, кто-нибудь знает, на что похожа спящая рысь?
– На спящую рысь, – огрызнулся Корович.
– Коротышка прав, – рассмеялся Шафранов. – Если мы верим в нечистую силу, параллельные миры и прочую «околоземную» чушь... даже не верим, а вынуждены признать, что они существуют, то почему нельзя поверить в некое фиксированное облако?
– Я с вами точно шизанусь... Занесла же нелегкая в сказку... – промямлила Анюта из моей подмышки. – А все Луговой виноват! Мне с ним за такие фокусы порой не то что спать – вздремнуть не хочется... Довел девушку до кондиции...
– Опять за старое? – рассердился я. – Ты, Соколова, между прочим, год уже нигде не работаешь, а я, к твоему сведению, целый год не отдыхаю! Кто тебя поит, кормит?
– И что теперь, спать с тобой за еду? – начала заводиться Анюта.
– Послушайте, дети, мы бы с удовольствием послушали ваши увлекательные диалоги. Это лучше любого радио, – пробурчал Корович. – Но, боюсь, заслушавшись, можем что-нибудь пропустить, и потом в аду будет мучительно обидно. Предлагаю вернуться к озвученной теме насчет неопределенности конечной точки нашего путешествия.
– Ты что-то предлагаешь? – не понял я.
– Предлагаю делать остановки, взбираться на скалы и сканировать местность. База – это не только точка на карте. Над ней еще и вертолеты летают...
– Мы можем спросить у кого-нибудь дорогу, – заговорила Арлине. Она продолжала всматриваться в мглистую даль.
– У кого? – удивились все.
– А я, кажется, вижу человека...
Она произнесла это так буднично... Но смысл отложился. Мы повскакивали с мест, прилипли к борту. Шафранов утопил макушку Арлине, чтобы не торчала мишенью; оскорбленная девушка что-то пропищала. С Анютой подобный номер не прошел – она возбужденно дышала, втиснувшись между мной и Шафрановым. Плот неторопливо покачивался на стремнине. До ближайшей излучины было метров четыреста. Скалы по левому берегу громоздились, словно их смели веником. Слева по курсу мерцала каменистая коса. А на косе стоял человек...
Он как-то странно стоял. И человек ли? Впрочем, судя по обрывкам чего-то матерчатого, обмотанного вокруг тела, он не был обезьяной или медведем. Создание мужеского пола – свисающая сосульками борода была тому непререкаемым свидетельством. Поза неандертальца – спина сутулая, передние конечности висят плетьми, шевелятся крючковатые пальцы, не знающие, что такое мыло; ноги короткие, колесом, ступни ниже щиколоток обнажены и похожи на каторжные колодки. Мужик не стригся лет пятнадцать, лоснящейся гриве не помешал бы хороший шампунь, на макушке блестел кружок лысины. Борода его тоже не красила – козлиная, клочковатая, слипшаяся.
Но какие были у него глаза...
Мы смогли оценить по достоинству его взгляд, когда плот покачивался метрах в тридцати от этого парня. Взгляд был такой, что продирал до костей в буквальном, а отнюдь не фигуральном смысле. Злой, бездушный, сверлящий, взгляд существа, которому безразлично, подвергается ли он опасности...
– А это что за ветеран войск НКВД? – натужно пошутил Корович. – Голосует, что ли? Ну, что, ребята, подбросим парня?
– И почему мне кажется, что он не решит нашу информационную проблему? – задумался Шафранов. – Это же неандерталец какой-то...
– Скорее, кроманьонец, – поправила Анюта, – судя по отсутствию высокоразвитой челюсти и выступающих надбровных дуг...
Существо не собиралось перебираться к нам в плот. По крайней мере, по дружелюбной взаимной договоренности... Мы уже сравнялись с мысом. «Абориген» был рядом и угрюмо нас разглядывал. При желании он мог бы прыгнуть в воду и доплыть до плота за несколько гребков. Бородач видел, что мы вооружены, но это беспокоило его в последнюю очередь. Он медленно поворачивал голову...