дикими тонами — ну, вылитый «граф Орлов из Парижу прибыл»! Обомлев, все присутствующие поняли, что пора бы посетить столицу законодателей моды. То, что они давно и безнадёжно отстали от мировых культурных тенденций, и так было видно — невооружённым глазом. Из плавок, выполненных узкой полоской, прибор не выпадет в дыру на колене. Классический покрой подгузников, как «Запорожец», укрепляет семейную верность, а неженатых предохраняет от
нежелательных связей.
— Пиф, а ты носки меняешь? — вспомнил Сутулый старую шутку.
— Водку за них не дают и, даже бормотуху — я с носками на охоту хожу, как австралийский абориген. Это не просто бумеранг — он отравлен опасным ядом. Носкаин универсален: можно и на рыбалку сгонять. Замачиваешь носки в воде, а снизу по течению, собираешь сачком очумевшую рыбу.
Всю ночь Сутулому с Бульдозером снились вонючие носки, летающие над головой, как австралийские бумеранги, и выписывающие в небе фигуры высшего пилотажа. Пару раз, даже пришлось пригнуться, в результате чего, у Сутулого на лбу появилась шишка, от удара о пенёк, а у Бульдозера, к утру был полный рот речного песка. Снился Пифагору обменный пункт, где за пару дырявых носков давали полноценную бутылку водки. Остальные полночи, Пиф отдирал от забора, намертво прилипшие гольфы. Во сне он брыкался, как арабский скакун, дрыгал ногой, будто заводил старый мотоцикл и без конца повторял:
— Пётр Савельевич, голубчик, не откажите в любезности, соблаговолите посмотреть, не готовы ли носки?
И почтенный господин во фраке с бабочкой, грязной палкой мешал в котелке жуткое варево, подсаливая и пробуя на вкус. Затем громко блажил:
— Господа! Мы сервируем стол к ужину, или голодные спать ляжете — скоты!
И над всем этим балаганом, трепетал на ветру флаг — расписанные трусы.
Первый луч солнца, блеснувший над горизонтом, предвестил рождение нового дня. Он вырвал из мрака ночи прибрежные кусты, полоску песчаного пляжа, на котором: один во сне потирал шишку, другой отплёвывался от песка, а третий заводил мотоцикл.
Глава седьмаяСафари
История перваяМедвежий испуг по почте
Раз пошёл я на охоту,
Но забыл, что нет ружья,
Только рваные калоши
Амуниция моя.
Все патроны отдал даром,
Позабыты все друзья,
С этим скудным арсеналом,
На клопов ходить нельзя.
Шапка пропита отважно,
Свитер доедает моль,
В общем — выгляжу неважно,
Как на паперти король.
В тундру спешно ехать надо,
Всё по новой начинать,
Только вот бумаги мало,
Чтоб сценарий написать.
День выдался неудачный, и с погодой не повезло. Ветер гнал свинцовые тучи, не предвещающие ничего хорошего. Временами моросил мелкий, противный дождь. Лес стоял мрачный, чёрный и мокрый. С каждой ветки, стекающие капли, так и норовили упасть за шиворот, нарушая, и без того отсутствующий комфорт. Под ногами, сырая земля и влажная трава, подрывали душевное равновесие снизу. Угнетающая картина непогоды, поддерживала дискомфорт изнутри.
— Со всех сторон обложили, — бубнил себе пол нос Дед, говоря никому, и в никуда — в пространство, жмясь ближе к огню, который никак не мог справиться с мокрыми дровами.
— Что? — не понял Почтальон.
— Да, ничего. Это я так, про себя.
Бармалей испытывал, не менее глубокую апатию, чем Робинзон Крузо, живший на острове без права переписки. Своими размышлениями, он не хотел делиться с остальными, и потому молча
переваривал про себя, всю длинную историю вынужденного отшельничества. Нет, думал он, последний мог, конечно, отправить морскую почту, даже в том случае, если было бы жалко засмолить пустую бутылку. Стекла пожалел, или куска тряпки, кожи, на которой надо писать послание — скупердяй. Взял бревно, да нацарапал, вырезал, в конце концов, всё, что он думал про человечество в целом, и про каждого индивидуума в отдельности. Выдолбил пожелание, да пнул его в море, куда подальше. Календарь на столбе догадался наколупать. А может он отсылал послание? Уже всё смешалось в голове. Бармалей подбросил в огонь пару поленьев, продолжая размышлять про почту морскую, полевую, она же сухопутная и про другие послания, вплоть до нецензурных. Затем он всё это озвучил во всеуслышание и спросил:
— А нам кому писать? Константину Макаровичу? Чтобы забрал нас из этого леса. Приедет дед на телеге, гружёной почтой, или вином. А может быть, и тем, и другим — сразу. Употребив горячительного, бойцы невидимого фронта, разойдутся по углам, держа в руках заветные треугольники и будут читать послания из дома:
— Милый Ванюша, мы живём хорошо. Проснулась сегодня утром, а тебя нет. Если ты, скотина, до вечера не вернёшься из своего, долбанного сталкерского рейда — можешь считать себя разведённым!
Вообще то, вкусы и мнения вторых половин сильно разнятся, в зависимости от личных качеств и пристрастий. Некому рассказать, какие рейды устраивают, некоторые сталкерши, во время отсутствия главнокомандующих. С этими мыслями, Дед вошёл в историю сегодняшнего дня:
— Сидим здесь, как убогие на паперти, с той лишь разницей, что даже некому руку протянуть.
— Протяни медведю — может, ноги протянешь, — беззлобно заметил Почтальон.
— Медведь пусть с туристами бодается. Им надо эмблему пришить на рукав, с изображением консервной банки, и с гордой надписью «Завтрак туриста».
— Группировку медведей они недолюбливают, — подхватил тему Бармалей, так как всё равно делать было нечего. — Мохнатые считают их своим завтраком, обедом и ужином.
— Первым, вторым и третьим, — утверждал раскладку Почтальон, распределяя заявленные в меню блюда, между лесными жителями. — О! Нас как раз трое.
— Чему ты радуешься? Тебя первым в расход пустят! — Дед смеялся как ребёнок, которому достанется, по наследству, игрушка съеденного.
— Это ещё почему? — насторожился Почтальон.
— А ты из нас самый упитанный.
— Ну, вас…
— Да, хорошо, что это объединение нестабильно, разрозненно и неуживчиво между собой, — облегчённо вздохнув, констатировал факт Бармалей. — Все его члены склонны к территориальной обособленности.
— Кто? Туристы? — не понял Дед.
— Медведи! — сплюнул Бармалей. — Мне тут, пару баек рассказали, про этих кучерявеньких.
Ну, так вот. Идёт мужик по лесу, песенки поёт, от хорошего тонуса и переизбытка, нахлынувших на него чувств. Торчащая из малинника медвежья задница, быстро ему настроение испортила. Он уже не пел, а жалобно сипел и похрюкивал. Кто ему сказал, от кого услышал — он не помнил, но всплыло в голове, что медведь сильно пугливый, и если его обескуражить, заорав в спину, то у последнего будет медвежий испуг. То есть — жидкий понос, приводящий к смерти косолапого. Вы только заранее не смейтесь. Он осторожно, трясясь, как осиновый лист, подбирается к Потапычу сзади и как заорёт, что было сил. Вопреки ожиданиям, Мишка не отдал концы на месте, а поднялся, во весь могучий рост и обернулся всем телом. Скептически оглядев тщедушную фигуру мужичка, он уселся на бревно, склонив голову на бок. Видимо, от неожиданности, было необходимо обдумать план дальнейших действий, но, сколько он не сидел, не переставая поглядывать на возмутителя спокойствия, в медвежью голову ничего не приходило. Понос был, но только у другого персонажа, несущегося по лесу, со скоростью гепарда.
— Точно, — смеялся Почтальон. — Мимо проносились леса и поля, железнодорожная станция, деревни и сёла. Вот уже и город остался позади…
Дед, улыбаясь, доедал печёный картофель, и добавил про испуг, свою версию:
— Рыбаки приехали с ночного лова. Естественно, в тёплой одежде, вплоть до меховых шапок. Когда дело движется к осени, это лишним не покажется, особенно ночью. По берегу гуляла дама с собачкой: здоровенным догом, который уже достал всех своей наглостью, вероятно, чувствуя своё мнимое преимущество. Как, у одного из мужиков, зашёл разговор с хозяйкой псины, уже и не вспомнить, но он обязался напугать собаку, а дамочка наотрез отказывалась в это поверить. Дядя надевает тулуп наизнанку, то есть мехом наружу, завязывает лохматую шапку так, что даже глаз почти не видно, и в таком виде, на четырёх конечностях, прячется за лодкой. Только пес приблизился, как мужик с диким рёвом бросается на него. Хозяйку, не в пример, дольше было видно, чем дога. Её силуэт, догоняющий свою собаку, ещё пару минут наблюдался, пока не скрылся за ближайшим поворотом. А пса, вообще, больше никто не видел.
Бармалей снова взял слово, чтобы закрыть медвежью тему:
— Эта байка, на мой взгляд, просто прикол для дилетантов. Так же,
как и в том случае, идёт мужичок по лесу, поёт ли он, или ворчит — без разницы, но вдруг видит, что по стволу сосны сползает косолапый, смотрит на него и орёт. Что делать? Вот в этом месте и начинаются сомнения в подлинности произошедших событий. С нордическим спокойствием и английским хладнокровием, он быстренько затачивает, поострее, прочную палку и с ней лезет не сосну, навстречу косолапому, тыча остриём медведю в нежное место. Тот, естественно, меняет направление движения и ползёт вверх, продолжая орать, теперь уже от боли. Палач с колом лезет следом, не прекращая экзекуцию ни на секунду. Загнав, таким образом, медведя на самую тонкую ветку, осталось праздновать победу. Слабый отросток не выдержал веса животного и обломился, повергнув последнего на землю, с большой высоты. Вот, такая импровизированная охота. Да, и последнее: когда я поведал сие знакомым, то они, в свою очередь, рассказали эту историю своему знакомому охотнику, который почему-то их облаял. Ну, дурак — абсолютно без чувства юмора, да и не охотник он вовсе, скорее всего, а так, браконьер, поди. С такими никто не водится. Кто у костра небылицы не рассказывает? Вспомните известную картину.
— Да ладно, тебе! — успокаивал друга Почтальон. — Ну, чего ты разошёлся — не видел тугих людей? Есть такие. Вечно что-то высчитывают и выгадывают.