успели окрестить Щит. Комбат так и сказал: раз защитник, то и погоняло соответствующее. Не буду же, говорит, я тепло выпускать, называя по имени — отчеству.
Для такой толпы, пришлось развести четыре костра в ряд. В противном случае, никак не получалось убраться всем вместе. Комбат ввёл в курс дела и событий, происходящих в городе:
— Предварительная информация, была, мягко говоря, не совсем точная. При аварии погибла третья часть населения, одна треть подверглась необратимым изменениям, не имеющим с мутациями, ничего общего. Оставшаяся третья часть — заложники ситуации., которым некуда идти. Института правопорядка, почти нет — какой дурак сюда поедет. Охрана периметра состоит из командировочных, которые в город ни ногой, так что там правит бал хаос, или что-то близкое к этому. Противостоят мародёрам и прочим уголовным элементам, отряды милиции, организованные и вооружённые мэром, хотя последнего никто не видел. А ещё ходят слухи, что он сам стал монстром. Но это всё детали, для выяснения правдоподобности, которых, необходимо личное расследование. В городе есть почта, что самое удивительное — надо будет проверить. Есть гастроном, в который, время от времени, кое-что завозят, но тоже, неизвестно кто и откуда. Сами жители живут за счёт пайков. Есть клиника, где можно кое-что прикупить и послушать местные новости. Города, как такового, вроде и не существует. Нет его ни на одной карте, даже самой подробной. Зачистки, как уже упоминалось — не производятся. Военные жутко боятся заразиться, хоть сам объект находится глубоко под землёй. Видимо, население, которого не коснулась авария, было в
тот момент, на поверхности. Подробная карата наших действий прилагается. Ну, или почти подробная.
История четвёртаяВосточный фронт
Итак, войско разделилось на четыре части. Разведка рассчитывалась на один день, с ночёвкой, а ранним утром, когда сон врага наиболее крепок — проникновение в кулуары монстров. Восточный филиал отметил начало активных действий, сразу после дробления, и ни в какую канализацию, залазить больше не хотелось, тем более что с этой стороны, на неё даже намёка не было. Проходная блокпоста была — виднелась впереди, а вот сточных канав — ни одной. После усиленных раздумий, чья-то светлая голова вспомнила про то, о чём шёл разговор на планёрке. Оказывается, им не надо искать подземные лазейки — эта роль отведена «северянам». После таких известий, настроение остальных членов команды, заметно повеселело. Присев на дорожку, добавили ещё — на посошок, и начали обходной манёвр. Ночь ещё впереди и можно, не торопясь, исследовать ближайшие окрестности. Настроение было настолько хорошим, что кое-кому показалось, что вдоль дороги тянутся пирамидальные баобабы, принимающие порой причудливые формы. Стволы, полные манящей влаги, и ветви, одетые в привлекательную зелень, манили под свою тень одиноких путников. Бармалей потряс головой, отгоняя наваждение:
— Почта, ты когда-нибудь видел виноградники, бредущие по склонам и пахнущие перегаром?
— Бару больше не наливать, — Почтальон усмехнулся и предложил посидеть в теньке.
— Некогда рассиживаться, — возразил Гаштет. — Надо, всё-таки, разведку произвести.
— Чего тут производить? — поддержал конфронтационные элементы Апофеоз. — Кругом голая степь, с одиноко стоящими столбами, да небольшими перелесками! И никакого намёка на другой путь, кроме центральных ворот. Дождёмся ночи, посидим, надумаемся до отвала, а рано утром, что-нибудь придумаем.
— По принципу — утро вечера мудренее? — уточнил Бармалей.
— Как же, мудренее! — возмутился Почтальон. — Башка будет раскалываться, как церковный колокол, зовущий к обедне. Все мысли будут в гаштете.
— А я тут при чём? — насторожился Гаштет.
— Ты не при чём! — резко уточнил Почтальон, я про настоящую немецкую забегаловку, в которой бюргеры, силой желания, перемещают бочонки с пивом из подвала — себе в желудки.
— А мы, как дураки, здесь сидим! — с сожалением воскликнул Бармалей.
— Не огорчайся, Бар! — бодрым голосом успокоил его Почтальон. -
Есть у нас ещё в резерве: деньги, водка и консервы — вспомнил он старую песенку. Как ни странно, но всё это действительно было.
Со стороны сторожевой будки, совмещающей в себе, ещё и туалет, доносились звуки веселья.
— Гуляют, вояки, — констатировал факт Гаштет, хоть мог бы и не озвучивать — и так ясно каждому, что не письма из дома получили.
— Это хорошо, — удовлетворительно заметил Апофеоз. — Или к ночи, все свалятся, или к утру, с большого бодуна будут, а там посмотрим. Есть у меня одна идейка.
Расположившись небольшим табором, в пределах недосягаемости обзора с блокпоста, Бармалей остался разводить огонь, а остальные отправились собирать хворост для костра. Не успели они толком затариться дровами, как услышали дикую Бармалеевскую ругань. Поспешно вернувшись к месту стоянки, их ожидала любопытная, со всех сторон, картина: у костра стояло испуганное существо, непохожее на мыслимое и немыслимое создание, описать которое не представляется возможным. Оно сочетало в себе все черты, присущие живым тварям: откуда только чего не торчало, из каких нелепых мест и в непотребном количестве. Рядом стоял Бармалей, в угрожающей позе и, собственно, не знающий, что делать дальше. Прибежавшие на крик товарищи, несколько растерялись, но они не были бы сталкерами, если бы испугались в нетрезвом виде. Ну, или не совсем в трезвом. С любопытством разглядывая творение и жертву аварии, в одном лице, одновременно и разинув рты, они то же не знали, что предпринять. Обстановку разрядил Почтальон:
— Бар! Ты чего орёшь, как зарезанный?
— Да вот, крендель, напугал! Зашёл со спины — я от неожиданности, чуть в штаны не наложил. Чувствую, кто-то сзади скребётся, оборачиваюсь: морда жуткая, кожа клочьями висит, взгляд отсутствующий, а рука — к стакану тянется.
— Так налить ему — может, отвяжется, — предложил Гаштет, которому не хотелось коротать ночь в таком обществе. — Кругом одни хвосты.
— Ты говорить можешь? — спросил Апофеоз гостя.
В ответ, чудище только покрутило всеми глазами, нашедшимися на поверхности тела, промычало, что-то невразумительное, и отрицательно помотало верхней частью, напоминающей голову, но с признаками нижней половины, сильно похожей на заднюю.
— А пить будешь? — спросил Почтальон.
На это предложение, создание затрясло всеми частями тела, сверху вниз.
— Я не сомневался, — беззлобно процедил Бармалей, наполняя самодельный литровый стакан, сооружённый из пластиковой бутылки.
— А ему много не будет? — осторожно предположил Гаштет. — Всё-таки литр!
— Ты на его морду посмотри! — возразил Бармалей. — А из наших стаканов, ему пить не стоит — кто его знает, чем он может болеть. Судя по внешнему виду — всем сразу.
«Марсианин» ловко ухватил предложенное угощение и залпом опустошил, далеко не маленькую ёмкость. Дальнейшее напоминало цирк с клоунадой: он упал — поднялся снова. В воздухе запахло адреналином. При повторных попытках, ситуация не изменилась. Тогда, на боковых конечностях, торчащих изо всех щелей, он уполз, как гусеница, оставив собутыльников загибаться от смеха.
— Красиво пошёл! — корчась, от коликов в желудке, выдавил Почтальон.
— Судя по всему, он не первый раз побирается, — сделал заключение Апофеоз. — Бедолага пропах зельем. И бродят, эти проспиртованные кренделя повсюду — значит, лазейка есть, а то нам с таким расходом материала, просто необходимо посетить местный гастроном.
— А с какой радости ты решил, что там есть горючее? — недоверчиво осведомился Гаштет.
— Так, упоминалось же, что бывают привозы. В случае чего, в деревне наверняка, «рукопись» можно найти. Да и охрана, где-то выпивку берёт — вон, как гуляют.
С блокпоста доносились нестроевые песни, перемежающиеся народным фольклором.
— Да, орут знатно, — согласился Гаштет, — значит, и правда, боятся такими же стать — вон, как себя подбадривают.
— Как говорится — сейчас спою! — предложил Бармалей повеселиться.
— Я тебе спою! — осадил его Почтальон, хоть и понимал, что это всего лишь шутка, — нечего, раньше времени, себя обнаруживать.
Вечер опускался на окрестности странного города, удлиняя тени, сгущая краски и наводя меланхолию.
— Сколько раз, за свою жизнь, проходишь эту стадию ипохондрии, — задумчиво вымолвил Бармалей, — живописный закат, успокаивающий рассвет. Нервы, как у дросселя, дребезжат.
— Ты ещё скажи, как у диода — из одного состояния в другое, — с издёвкой произнёс Почтальон. — Или как у транзистора — радиотехник, хренов.
Кое-как скоротав ночь, десантное крыло восточного фронта, стало выдвигаться на позиции. Ничто не нарушало идиллию мирно спящего городка, кроме стона, не похмелившегося прапорщика, который вызывал уважение, при ревизии количества выпитого. Все прониклись сочувствием к объекту, почти эротических звуков.
Смотря на беспризорные ворота, Апофеоз для себя отметил, что можно, было бы, и так пройти, но решительно постучал в дверь. На стук, дверь открыл скомканный прапорщик, глазами, ничем не уступающий своим подопечным из города. Он беззвучно открывал пересохший рот, как сазан на берегу, и Ап решил взять инициативу в свои руки:
— Скорую помощь вызывали?
Прапор остолбенел и выпученными глазами смотрел на эскулапов, не зная, что и ответить. А вдруг и, правда, кто-нибудь вызывал?
— Бригада реанимации, говорю, прибыла! — повторил попытку Апофеоз и показал бутылку.
Прапорщик, не веря своему счастью, только молча указал рукой на стол, беззвучно предлагая располагаться. Сталкеры, извлекши на свет, ещё пару литров, растолкали остальных участников вчерашнего банкета, и веселье продолжилось в обновлённом составе. Через пару минут, к прапорщику вернулся дар речи, а ещё через полчаса, они уже знали обо всей ситуации в городе.
— Вчера споили всех, включая мышей и тараканов, — поведал военный, наконец-то получивший возможность разговаривать. — Последних на кухне тошнит, а первые пошли, кажется, совам морды бить, пока те днём, сонные, на ветках дремлют. А если серьёзно — охранять тут нечего и некого. Объект сразу залили бетоном, как только оттуда живые повыскакивали.