— Почто животину мучаешь? — подколол его Петренко.
В ответ раздалось злобное мычание, переходящее в агрессивное рычание. Ассорти весёлых запахов, царивших в помещении, не очень понравилось командиру и, присоединившемуся к нему заму. Они поспешили, как можно быстрее покинуть газовую камеру, удивляясь тому, что можно, оказывается, жевать в таком месте. Зачем приходили — оба так и не вспомнили.
— Этот батальон, уже задолбал здесь бегать! — Фёдор Семёнович проводил взглядом разрозненную толпу раскрасневшихся девиц. — Что с генофондом делаем? Сейчас то, чего они несутся?
— Или лучше сказать — куда? Теперь может быть — от страждущих любви и тепла? — неуверенно предположил Горовенко.
— В лаптях… Где они их раздобыли? — растерянно сказал Головин. Он был сам из деревенских, и отлично помнил, как его дед плёл подобную обувь и валял валенки. Где-то в далёкой деревне, до сих пор хранятся колодки, чуть ли не всех размеров. «Надо бы узнать, где они лыко драли, а то в бане, уже давно тереться нечем. Не хватало того, чтобы личный состав кевларовые бронежилеты, на мочалки распустил». Он, правда, был не уверен в том, что это возможно, но как показывает практика — нашему народу и не такое, по плечу.
— Надо бы заглянуть в финансовую часть, — сказал замполит. — Там давно пахнет перегаром и недостачей.
— А ты у них, в принципе, документы проверял? — задал вопрос полковник, будто бы не услышав предложение зама.
— М-м-м!
— Чего мычишь, как финансовая пирамида?
— Да неудобно, как-то, — ответил подполковник. — Давным-давно все лица знакомые. Если они ещё пару дней побегают, то, как родные станут.
— Или беременные, — с сарказмом заметил начальник. — А из вещей, лишатся остатков. Документы совать некуда будет.
— Присобачить к верёвке и на шею — типа бейджика, — предложил Горовенко. — А шмотками, пусть будущие отцы снабжают.
— И печать на известное место — с указанием постоянного места дислокации, — Головин сплюнул. — Что-то у нас с тобой разговор, в странной манере происходит.
Напротив полковой бани, можно было наблюдать прелюбопытную картину, как тщедушного вида паренёк, читал стихи барышне, весьма дородного вида. Его, разве что, ветром не мотало, а она была статна, и прямо скажем, из тех, про кого сложен фольклор: и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдёт. Короче — прибьёт, как муху, неосторожным движением. Но юный Ромео увлекся, и казалось, не замечал разницы потенциалов:
…
Позовёт однажды вдаль,
Ветер странствий, в путь зовущий,
Сердце рвущую печаль,
Позабудет…
Продекламировать до конца у него не получилось. Пролетевший мимо уха лапоть, чуть было не вышиб из него мозги:
— Скотина! Я воевать в армию пришла: я большая и страшная, а ты
из меня Джульетту хочешь сделать?! Абрикос похотливый!
Фёдор Семёнович, напуганный перспективой досрочной отправки солдата на родину, не стал дожидаться окончательной развязки спектакля и скомандовал:
— Рядовой Загоруйко! Ко мне!
Строевым шагом, молодой воин подошёл к начальству и отрапортовал:
— Товарищ полковник, рядовой Загоруйко, по вашему приказанию — прибыл!
— Что у вас там происходит, товарищ солдат?
— Я с честными намерениями, товарищ командир.
— Знаю я, ваши честные намерения, — усмехнулся Головин. — По моему, ты не по статусу, невесту выбрал. Ты же на первом скачке лопнешь. Может — она ещё девушка. Для тебя что-нибудь значит офицерская честь?
— Ничего, товарищ полковник.
— Это ещё почему?
— Вы бы ещё спросили, что для меня значит этика поведения американского астронавта, — весомо отчеканил рядовой. — Я же не космополит.
— Космонавигатор, — поправил его заместитель командира по политической части.
— Ладно, ступай, — махнул рукой полковник, отправив юного любовника восвояси. — Да смотри у меня — аккуратней с девицами, не то женишься, прямо здесь, свободы не увидев.
Над входом в баню, под вывеской «Баня», какой-то шутник нацарапал «Оставь одежду, всяк сюда входящий».
— Юмористов развелось — видимо, давно лекций не читали, — заметил Горовенко.
Внутри моечного отделения пахло прелыми берёзовыми вениками и самогоном. Трое старослужащих употребляли спиртосодержащую жидкость, запивая её пивом. Двое ещё держались в седле, но третий, окончательно принял горизонтальную позицию.
— Вот, Пётр Васильевич, — обращаясь к заму, сказал Головин. — Водка без пива — стоять будешь криво.
— А с пивом?
— А с пивом — вообще стоять не будешь! — и, обращаясь к собутыльникам, спросил. — Почему он лежит?
— Потому что стоят не может, — заплетающимся языком, ответил один из компаньонов.
— Ладно, — устало сказал полковник заму, — вызови, кого нужно, и отправь их, куда надо.
Выйдя на свободное, от перегара пространство, они увидели несущегося завгара, грязно ругающегося и поносящего всё подряд, разве что, кроме Того, на чём свет стоит. Он брызгал слюной и грозил кулаком, разводящему, в недоумении руки, солдату. И всё это происходило в парном перемещении, относительно банно-прачечного комплекса, в направление гаража. Один разводил руками, другой ими махал, а ноги сами несли, в нужном направление. Со стороны, это было похоже на современный балет, переполненный экспрессией. Бальные танцы, так и продолжались бы, до самого механизаторского двора, но вмешалось начальство, в лице командира:
— Карась! Что, там у вас, случилось — так вашу перетак!
— Да вот, ездуны за фруктами, на БТР в болоте застряли, и солярка кончилась, пока они, газуя, пытались выбраться!
Обращаясь к срочнику, он показал недвусмысленный жест, не оставляющий сомнений, в выбранном намерении:
— Как дал бы по шее!
От всех сегодняшних мытарств, Головина охватила глубокая апатия к происходящему, и он отдал приказ, не позволяющий достоверно определить — что это: команда или дружеское пожелание:
— Пусть толкают технику, до ближайшей АЗС и заправляют, за свой счёт.
— Её сначала вытащить надо, — заметил замполит.
— Всех поубиваю! — также вежливо, заметил полковник. — Надо звонить старому товарищу, на аэродром. Надеюсь, транспортный вертолёт у него не в ремонте.
Примерно через час, над весёлым блокпостом показалась боевая машина, несомая большой стальной птицей, и на высоте, примерно тридцати метров. Головину так и хотелось сказать: «сброс!» — чтобы никто и никуда, на ней не ездил: ни за ромом, ни за ананасами.
После приземления выяснилось, что старый друг был, в весьма весёлом, расположении духа, и после короткого приветствия, прежде чем удалиться, для продолжения банкета, заметил:
— Хорошо засосало! Он мне чуть днище не выломал, когда подпрыгнул, после освобождения. — Ну что? Пойдём за встречу по сто грамм.
Они давно не виделись, и отпущенное лётчиком количество
спиртного, заставило Фёдора Семёновича усомниться, в лимите.
— Пошли, конечно! — приятель не дал возможности другу, себя уговаривать, а немедленно проследовал, в указанном направлении.
История седьмаяСон замполита
Вероятно, в связи с открывшимися обстоятельствами, Петру Васильевичу, в эту ночь, снился весёлый сон. Прямо посередине болот, в камышах, сиротливо примостилась атомная подводная лодка, вытесняя собой вонючую жижу и заслоняя видимый обзор. Длину она имела около ста семидесяти метров, и более одиннадцати метров ширину. Парадный трап, с умопомрачительными фонарями по бокам, заменяли несколько досок, брошенных одна на другую и ведущих из болота на борт лодки. Перила временно отсутствовали, зато имелась в наличии болотная жижа, смягчающая удар при падении и обилие тростника, чтобы не чувствовать себя одиноким, лёжа в луже. «Представь себя крокодилом, лежащим в засаде», — такой плакатик встречал каждый свалившийся с импровизированного трапа в правую сторону. Если пострадавший падал по левому борту, то его встречала другая надпись на фанере: «Не уподобляйся бегемоту: жёсткий тростник — плохая закуска».
Горовенко прошёл по скользким, от болотного ила, доскам и вышел на верхнюю палубу подводного ракетоносца. Едва не свалившись за борт, он подумал о том, что необходимо, перед входом поставить очиститель обуви, а не то, и трезвым не проскользнёшь, без происшествий. Столики летнего кафе, размещённые над ракетным отсеком, служили местом времяпровождения, в основном, романтиков. Над каждым люком — столик. Романтическое кафе на двадцать четыре стола, и соответственно, на девяносто шесть посадочных мест. Тенты-зонтики, размещённые над ними, защищали от солнечных лучей, создавая прохладу и оберегая мороженое, от преждевременного таяния. Мороженое, в ассортименте: ванильное, клубничное, земляничное — разве что, банного нет. С вареньем, с шоколадом, с яблочным сиропом — только макароны не входят, в список добавок. Для гурманов — с самогоном. Привередливые клиенты пользуются компонентами ракетного топлива, а в частности, гидразином. С верхней палубы открывался умопомрачительный вид на болота, сплошь заросшие тростником и рогозом, по краям водных проплешин. Запах топи соответствовал обстановке, внося неповторимые ароматы, в нагрузку к мороженому.
Монтаж неоновой вывески, затянулся на неопределённое время, а пока, её заменяла корявая надпись краской, сделанная на ходовой рубке и гласящая «Гигатонна». Наверху надстройки разместился телескоп, посмотреть в который, любопытствующих, по ночам, пускал начальник гаража. За плату, естественно. «Что-то мне подлодка, контурами напоминает «Огайо». Почему в русском флоте не нашлось собственного проекта, который можно выделить для дислокации в болоте? Откуда она вообще здесь взялась?» — подумал замполит. Ответа на эти вопросы не было, и Горовенко продолжил обход вверенной территории, которую он так любовно обихаживал, вот уже третий месяц.
Проходя через переборку надстройки, он обратил внимание на ржавчину, тут и там, проедавшую казённое имущество. Спустившись в центральный пост, Пётр Васильевич прямиком оказался в казино. Зелёное сукно рулетки будоражило воображение, в котором проплывали баснословно выигранные суммы, а на деле, как правило, всё выглядело иначе. «Однорукие бандиты» блестели ровными рядами, стоя, как на параде и дожидаясь своих постоянных клиентов. Любимчики появляться не торопились, ещё не оправившись после прошедшей ночи,