Участковый не соврал и на следующий же день пришел вместе с директором в класс Аношкина Григория освобождать того от каторжной учебы. Участковый не соврал, предупредив Гришу, что это не шутка: он и в самом деле уже получал звоночки на его счет. И если тот не пройдет проверку, то начнутся приключения иного, более увеселительного характера. А какого? Антон Олегович продемонстрировал в тот же день, когда его срочно вызвали на понажовщину между пьяными супругами. Рядом стояла машина скорой помощи. Капли крови были на каждой ступеньке лестницы, начиная с первого по пятый этаж, по которым поднимались участковый Слонов и Аношкин Гриша. Гришу участковый чуть не забыл в машине, так как они приехали, как раз когда медбратья на носилках вытаскивали пьяных и окровавленных Велесовых. У женщины состояние было тяжелое, врачи так и кружили над ее каталкой.
Участковый быстро побежал наверх, чуть не забыв подопечного, щелкнув кнопками сигнализации авто. Но Гришу нельзя было забыть, он бы и из закрытой машины вылез посмотреть на Такое.
Дело пахло уголовщиной, если жена не выживет, это понимали все. И прежде чем приедут службы посерьезнее, участковый решил покараулить квартиру и посмотреть, что к чему в его районе, где он приступил к обязанностям полгода назад и еще знал не всех «артефактов», как он про себя выражался, думая про особо интересных персонажей, которые должны были прибавить пикантности его профессиональной деятельности.
Кровью залит был линолеум, Гриша старался идти по следам участкового, чтоб не навернуться на месиве, которое устроили каблуки врачей и соседей и пятки потерпевших. Войдя в двухкомнатную квартиру, уже пустую, Антон Олегович стал просто осматриваться, нехорошо глянув на появившегося в дверях Гришу, про которого начисто забыл и даже пожалел, что ввязался в эту подростковую историю по исправлению шалопая.
Но ничего не сказав, стал по-прежнему смотреть по сторонам, будто от этого теперь что-то зависело. Опять пришли соседи, они заняли участкового своими возгласами и тот стал записывать их слова под диктовку. Оказалось, что самое страшное произошло только что, хотя ругань стояла всю ночь, падали вещи, бились стекла или посуда. Это было заметно по разнообразным осколкам, выпавшим из шкафа и растерзанным книгам.
Гришу что-то привлекло под столом, пока он тоже как вкопанный стоял на месте, развесив уши и внимая речам ошарашенных очевидцев.
– Котенок или мышка… – думал парень. – Или птичка забилась от страха.
Что-то трепыхалось под круглым столом, но чтоб увидеть, надо было б лезть под него. Скатерть и тень от нее не давали рассмотреть получше.
Парень решился, опустился на коленки, стараясь не вляпаться в кровь или еще куда похуже, отдернул скатерть, пытаясь разглядеть и разгадать. Форма была неясная, нечто живое было слишком испугано, наверное, съежилось в комочек. Гриша был смелый, ему не было жалко пальца ради птички или кролика, перепуганных до ужаса, и протянул руку, чтоб схватить животное. Мгновенье, и он открыл кулак, в котором трепыхался, а может, ему просто казалось, что было движение, окровавленный женский палец.
Гриша окаменел от картинки, которую наблюдали его глаза, не в силах ни закричать, ни выкинуть находку. Палец все-таки дернулся, из красного обрубка вышла капля крови. Но и в этот момент Гриша не закричал, только поднял одуревшие глаза на участкового, который крикнул так, что Гриша поднялся и побежал вниз за скорой, будто от этого зависела вся его жизнь.
Слава Богу, кареты еще не отъехали, и парень вручил отрубленный палец взрослой женщине в белом халате, которая взяла палец щипцом и тут же оприходовала в какой-то ящик.
– Молодец, мальчик! – сказала тетя и занялась делами.
– Чтоб так отчекрыжить, надо ведь не ножом, да? – спросил он широкую белую спину врачихи. Та обернулась, посмотрела на него очень внимательно и сказала:
– Никогда не пей водку, сынок, – с таким же серьезным видом вернулась к делам, теперь громко захлопнув за собой дверь.
– Это ж обычным кухонным ножом не отрежешь, да? – спросил Гриша Антона Олеговича.
– Да, применялся топор, как раз в момент, когда соседи уже вызвали полицию, – садился за руль участковый, выезжая по другому звонку. Здесь уже работали другие профессионалы.
«Конечно, – размышлял Гриша, – тут только резаком или топором», – представляя себе картину или, точнее сказать, совсем не представляя, в какому умате надо быть, чтоб отрубить жене палец.
Водку Гриша и друзья пробовали, но не пили. Лично Грине не шло. Во-первых, горькая, во-вторых, уносит, чувствуешь себя зомби, язык не вяжет, в голове туман, ноги не слушаются. Другое дело, пиво. Пиво хоть горькое, но вкусное. Нравилось Грине пиво, особенно когда пенка горло щекотала. И не таким пьяным домой заваливаешься, можно и в школу ко второму-третьему уроку успеть. Хотя нафига? Когда вот жизнь! Вот какие дела ворочаются!
– А сколько баллов на ЕГЭ надо, чтоб на участкового, а лучше криминалиста потом пойти? – спросил Гриша, когда они остановились у подъезда какой-то салатовой новоэтажки.
Антон Олегович не понял вопроса, был занят какими-то другими мыслями. И хлопая пушистыми ресницами, уставился в папку, вычитывая еще раз повод, по которому была сделана заявка.
Он так и не ответил, но разрешил парню сопровождать.
На 11-ом этаже жила пара с двумя детьми. Они все дружно уселись на кухне и даже приготовили чай для участкового и подопечного, будто ждали тех с утра, а не в полдень. Все бы ничего, хорошая такая семейная обстановка, но у молодой жены под глазом ярчел синячище, от которого Грине никак не удавалось отвести взгляд. Только другие синяки на женской розовой коже – на запястьях, на предплечье тоже привлекали внимание. Виднелась огромная ссадина на шее, выглядывавшая из-под симпатичного халатика.
– Звонок поступил от соседей, – тяжело вздохнул участковый после того, как представился и представились сами хозяева. – Женский и детские крики. Удары. Грохот мебели. Опять крики, – читал с листка Антон Олегович. Он опять тяжело вздохнул, печально глядя на молчаливых людей. – Заявление писать будем?
Ответила женщина:
– Нет. У нас все хорошо.
Гриша еще раз посмотрел на синяк и вспомнил свой, который у него получился от столкновения с разными предметами, когда его Виталик, бугай из 11-го, по асфальту катал за одно неприятное слово, брошенное по делу, между прочим. Слава Богу, обошлось без переломов, но синяки были похожие. Гриша стал грызть ноготь почему-то. Дурная привычка, он знал. Но не мог сдержаться в этом гнусном молчании, потонувшем в нетронутом остывшем чае.
Заявление писать не стали. Но Антон Олегович своей волей, которой пришлось показаться в специальном документе несколько раз в глаза разгневанному мужу, отвел в сторонку женщину в синяках и объяснил ей ее права. И после этого заявление все же не понадобилось.
– Хозяин-барин, – так и сказал участковый, сомкнув розовые губы в тоненькую малиновую полосочку.
– Скотская жизнь! – плюнул на асфальт Гриша, когда они вышли из ненавистной обстановки душегубства.
– У нее выхода нет, – зачем-то прокомментировал слова мальчишки участковый, направляясь к машине. – Кто их кормить станет? Небось, ипотеку взяли на новостройку. – Он высоко задрал голову, глядя в небо.
– Моя б мамка никогда такое не допустила б. Работала б неделями, голодали, но чтоб какой-то … – выругался пацан, – стал ее или меня щупать своими щупальцами.
Антон хотел дать пацану подзатыльник, за то, что в его присутствии нецензурно выразился, но потом передумал.
– Мамка твоя и голодает. Небось, все, что зарабатывает, на тебя одного уходит, а ты… в унитаз это спускаешь. – Антон Олегович Слонов выдержал взгляд, от которого сыпали опасные искры. – Да мне все равно, как ты живешь, успокойся. Когда сядешь – ей легче будет. Только передачки, сигареты, носки да на телефон бросить.
И спокойно завел машину. Парень стоял, не двигаясь, ожидая то ли извинений, то ли приглашений. Участковый нацепил ремень, поправил зеркальце и хотел уже поехать по другому звонку, но Аношкин успел заскочить в авто. Искры больше не сыпали.
Был обед. По нормативу на кормление шпаны не выделялись средства, но участковый был вынужден пригласить Аношкина, тем самым подтвердив статус официального подопечного и немного помощника.
– А у вас каждый день так вот? – спросил парень, поглощая борщ.
– Нет. Скоро вот хочу тебя заставить все данные впечатать в комп, пока я отдохну.
И еще пару звонков осталось проверить, но они бескровные… Хотя…
«Хотя» оказалось крайне неприятным походом к соседям, которые вот уже несколько месяцев жаловались на переселенную к ним из ниоткуда бомжиху с двумя десятками собак, вывших и днем, и ночью, и плодившихся с невероятной скоростью. Запах от такой активной собачьей жизни стоял за километр. Антон Олегович уже был по этому адресу, но шли суды, и сделать пока что было ничего нельзя. Только наделенные полномочиями приставы могли нарушить «бардак» в 23 квартире, и освободить жильцов на Скворцовой от ужаса бомжатника.
На звонок в дверь через какое-то время вышла женщина. Точнее, еле выглянула из-за двери, ибо открывать побоялась, иначе псы повалили б участкового.
Вид у женщины был адекватней, чем в последнюю встречу, отметил про себя Антон Олегович.
– Жалуются, – просто сказал он.
– А что я могу? – каким-то неженским и немужским голосом проговорила тетя. – Ну куда я их дену? И сама куда денусь? Сын мой мою квартиру трехкомнатную, вот этими руками заработанную, пропил. Сам в тюрьму попал. Меня сюда гнить сбагрил. Ну куда я пойду? Кому я нужна? А им нужна, – она посмотрела вниз, десятки лап хотели прорваться сквозь щель.
Лай стоял страшный.
– Вы ж хоть выгуливайте их. Они ж антисанитарную обстановку создают, – опять без злости проговорил участковый. – Некоторых в приют можно отдать. Им там найдут хороший дом. А любимых парочку оставьте.
– Да мне осталось-то… Четвертая у меня стадия. Куда я выгуливать? – усмехнулась тетя и поглядела на Аношкина.