— Никогда не бывать этому! Есть у меня друг суженый, славный батыр Ураим, — сказала Уралга.
И тут из-за угла показалась голова чудища. Дэв хотел броситься на Уралгу, но передумал. Топнул ногой и со словами «Не будет Ураима!» провалился сквозь землю.
Вовсе осатанел Шайтан, когда узнал, что Ураима нет ни в коше и ни среди людей.
В старое время разное про нечистых плели, но все знали, что и с ними можно справиться.
Бросился Дэв по следам богатыря, да какая-то высшая сила путала его.
Ни птицей, ни зверем, ни духом, ни облаком не мог одолеть он заветного рубежа, обозначенного золотым веретенцем. Взвыл он тогда, прося у Земли свидания.
И велела Земля, чтобы ждал он гонца в подземном замке между Черным и Белым морями.
На огненном коне своем скакал Дэв из одной пещеры в другую. От цокота копыт стонало подземелье, гул катился широким валом, выхлестываясь через трещины земные. Оттого сосны на горах ходуном ходили, вода в озерах стеной вставала, землю и небо молнии шнуровали.
Вмиг доскакал Дэв до места. Черные своды из кварца смыкались высоко над головой, и оттуда глядел глаз равнодушного агата. Дэв поозирался по сторонам. И когда агат замерцал красноватыми искорками, из пустоты и мрака вышел Горный Батюшка, Земли посланец.
— Это ты дал человеку веретенце с золотой ниткой? — спросил Дэв.
— А это ты украл у человека его молодую жену? — не для того, чтоб спросить, а просто для того, чтоб не ответить Дэву, сказал Горный Батюшка.
— Я полюбил Уралгу, и она станет моей, не будь я шайтаном, — вскричало чудище. — Но зачем ты заступаешься за людей? Разве ты не видишь, ведь они только и думают о том, чтобы присвоить себе богатства Земли?
— Люди говорят: умные речи приятно слушать, а от глупых только уши вянут; то про тебя, глупый шайтан, сказано.
— А мой дед, Кущей Шайтанович, учил нас: не бойтесь прослыть глупыми, не бойтесь прослыть жадными, бойтесь стать бедными. Дурак тот, у кого из-под носа добро уносят. Уж не про вас ли это сказано, Горный Батюшка и Земля-матушка?
— Земля одаривает людей за труд их великий, да и раскрывает свои секреты не каждому, а тому, кто достоин.
— Нет достойных! Нет достойных! — кричал шайтан.
— Отчего же? — возразил Горный Батюшка… — Чем, к примеру, Ураим нехорош? На край света пошел за красавицей-женой.
— Не бывать этому! Прошу тебя, отбери проклятое веретено.
— Золотая нить веретена тянется к любящему сердцу, и нет силы, которая бы нарушила этот великий закон.
— Я докажу тебе, — взревел шайтан, — что нет достойных и любви у них никакой нет. Появлюсь перед Уралгой в образе Ураима, и она не догадается, что это я. А Ураиму подошлю одну из своих красавиц, враз забудет Уралгу.
Крепко Дэв с Горным Батюшкой поспорили и в конце концов договор заключили. Если Уралга или Ураим верность свою не сохранят, Горный Батюшка лишит батыра золотого веретенца. И пусть будет, как будет…
Только судьба распорядилась иначе, и беда пришла не с той стороны, как думали спорившие.
Напрасно шайтан, вернувшись к себе, пытался обмануть Уралгу.
Увидев Ураима, Уралга, восхищенная его верностью и бесстрашием, кинулась к нему. Но тут же отпрянула. Чужая улыбка была на лице у него. Присмотрелась Уралга, и глаза были без родных искорок.
— Уйди, шайтан! Уйди, шайтан! — закричала Уралга и бросилась бежать, минуя одну пещеру за другой.
Шайтан не остановил ее, а, зло усмехаясь, упал оземь зеленой змейкой и уполз в расщелину.
Долго-долго скакал Ураим. Вот уж дальняя звезда почти над головой встала. Но страшные ветры ходу не давали Ураиму. И темень кругом, будто глаз у батыра не стало. Слез тогда с коня Ураим — оглядеться, отдышаться, и тотчас с ног его сбило. Хотел он подняться, вспомнив про веретенце под седлом у коня, но тело словно камнями придавило. И в это время выскочила маленькая змейка из земли и укусила его в самое сердце.
Сразу дума одолела Ураима: «И конь мой сгинул. И ветер режет ровно ножами, а Уралги как не было, так и нет. Может, Земля меня обманула? Все кругом мертво, и я чуть живой».
Подумал так богатырь, и раскаяние его взяло.
А Змейка из норки все выглядывала: головка маленькая, а глаза здоровущие и огнем пышут — злые, ну точь-в-точь, как у того гостя незваного.
Да! Там, где не под силу великану, порой не только змейке, но и червяку по плечу.
Замертво пал конь Ураима, а сам он в бессилии заснул. А когда очнулся Ураим, то увидал, что лежит он на том же месте, где ему Земля веретенко подарила. Только была уже весна, и все кругом зеленело. Ни коня, ни лука, ни стрел не было возле него.
Напившись студеной воды из родника, голодный, сжимая золотое веретенце в руках, он побрел по лесу. И вновь Земля сжалилась над ним. Нежданно богатырь почувствовал приток сил, бодрость в сердце воротилась, и он смелей зашагал, но… сам не зная куда.
Немало сменилось дней и ночей, когда вдруг увидел Ураим на горе дворец из прозрачного розового камня.
Вошел в открытые двери дворца Ураим и остановился. Перед ним девушки в прекрасных одеяниях, как лебеди, медленно по кругу плыли. И отделилась от них одна. И была она в танце так нежна, что загляделся на красавицу богатырь, забыв про голод и несчастья свои. А когда девушка приблизилась к Ураиму, коснулась волосами его лица, у богатыря закружилась голова, и он протянул руки к танцовщице…
Тотчас прозвенело веретенце золотое и с жалобным писком исчезло неизвестно куда.
А Уралга по пещерам все шла и шла. Не раз шайтан пытался обмануть беглянку и злым коварством сердце ее купить. Но сердце Уралги было неподкупно.
Как-то, переходя из одной пещеры в другую, Уралга почуяла ароматный запах кипящего в казанке барана. На этот запах Уралга поспешила и, пройдя совсем немного, в большой белоснежной пещере очутилась. Посредине пещеры лежал длинный, как стол, белый камень, а на нем разные яства красовались.
Навстречу Уралге шел высокий красивый джигит. В белой одежде с широким поясом джигит был прекрасен.
Уралга взглянула на юношу, протягивающего к ней руки в знак приветствия, и взгляд свой отвела, на его редкостном клинке остановила, подумав про себя: «Вот бы такой клинок моему Ураиму!»
Враз исказилось злобой лицо джигита. Холодом глаз он обдал Уралгу и знакомым ей голосом воскликнул:
— Она еще не забыла Ураима!..
И не стало ни белой пещеры, ни яств. Мгла поглотила все кругом…
Может, и сгинула бы она в подземных кладовых шайтана, если бы вдруг в ее руках золотое веретенце не оказалось. Как во сне увидела она доброе лицо старца и услышала его горькие слова: «Ураим в беде, поспеши к нему. Веретенце тебе дорогу укажет».
Откуда только силы взялись у Уралги. Словно на крыльях летела она к милому.
И когда Уралга на гору взошла, где дворец, точно весенний цветок, сиял, и увидела перед дворцом на поляне суженого, радостно вскрикнула и побежала к нему. Ноги ее были в кровавых ссадинах, но она не замечала этого. Так раненая горлица летит к своему гнезду, вычерчивая в воздухе кровавые круги, все медленней и медленней махая крылами, но довольная, что добралась до цели.
— Ураим, родной мой, — прошептала она, падая к ногам его. Но Ураим смотрел на Уралгу холодно и будто недоумевая.
— Здравствуй, Уралга. Зачем ты пришла? Я здесь живу с новой женой.
Вздрогнула Уралга, встала, заглянула в лицо Ураиму. Неужто опять проделки шайтана? Но нет! Она узнала глаза Ураима и отшатнулась в отчаянии.
В эту минуту Уралга почувствовала под сердцем нежные и слабые толчки, и боль украденной любви пронзила ее всю.
Молча постояли они друг возле друга и разошлись в разные стороны.
С ликованием мчался шайтан по пещерам: ничто не угрожало теперь его богатствам.
И вознегодовала Земля. Точно судорогой передернуло горы и долы, страшный гул прокатился в земных недрах, из открытых пещер вырвались клубы огня и дыма, скрывая богатства, накопленные шайтаном. Сам он едва спасся, поднявшись из-под обвалов сизым и смрадным облаком.
Чудом в живых остались и Ураим с Уралгой, без вины своей вызвавшие гнев матушки Земли. Ураим, спасая дворец с обитавшей в нем красавицей-женой, бросался навстречу двигавшимся на него скалам, круша их. И отступил лишь тогда, когда дворец за его спиной с грохотом осел, оставив после себя груду камней.
И пошел тогда прочь Ураим, сам не зная куда, и на размягченных камнях гранита оставались четкие следы его огромных ног. Никто из людей его больше не встречал…
А Уралгу подхватил и понес ветер, легко минуя огненные вихри и обвалы земные. Видно, не оставил ее в этот трудный час Горный Батюшка. Потом уж, когда Уралга в себя пришла, заметила она на правой руке своей подвешенный кожаный мешочек. Раскрыла его, а там камни один лучше другого сияли.
Прошел год. Однажды, летней порой, пастухи вдруг увидали, как в горах из пещеры вышла молодая женщина красоты несказанной. В руках она младенца несла.
От гор начиналась степь, где стоял забытый всеми кош, покинутый когда-то Уралгой. Женщина направилась к нему, и кто-то крикнул:
— Да ведь это Уралга! Уралга!
Обрадовались люди. Кинулись к ней. И первые их слова были: «Где Ураим?»
А когда увидали в большущих глазах Уралги горе неутешное, то поняли все и замолчали. Радость легко разделить словами, а горю — разве поможешь?
Люди как могли успокоили ее, разожгли огонь в каганце, сыном любовались. По обычаям предков мальчика назвали именем родителей: Ураим-Алга. А короче — просто Урал.
Каждый думал: «Как ни тяжко горе, не век горевать. Нет печали, у которой бы конца не видали». И никто не догадывался, что горе Уралги без дна.
И хоть были это родные места Уралги и люди ее любили, потекли для нее дни холодные, как осенние дожди. Даже сына своего по-матерински она не ласкала. Люльку качает, песни грустные поет, а сама все смотрит вдаль и думу думает. Пало ей на ум, что не поняла она Ураима. И случилось это, когда она еще только-только вернулась к людям.