ым социалистом для того типа социалистов, который вскоре завоевал господство в России. Он был страстным сторонником войны и позднее, когда отказался сложить полномочия, был исключен из социалистической партии. В то время лидеры нью-йоркских социалистов ограничились выражением резкого неодобрения по поводу замечания секретаря партии, что Вильсону лучше было вообще не посылать социалистов, чем такого, как Рассел.
В качестве представителей армии и флота в комиссию были включены генерал-майор Хью Л. Скотт, начальник штаба, и контр-адмирал Джеймс X. Гленнон, специалист по морской артиллерии. Вполне возможно, что генерал Скотт, который находился уже в таком возрасте, что не мог приносить реальную пользу в качестве начальника штаба, был включен в делегацию в качестве альтернативы его отставки. Возглавлять делегацию был назначен Элиху Рут – очень неудачный выбор, поскольку он был выдающимся, но совершенно бескомпромиссным консерватором. Семидесятидвухлетний Рут, всю жизнь придерживавшийся республиканских взглядов, бывший сенатор от Нью-Йорка и бывший при президенте Теодоре Рузвельте государственным секретарем, он не мог вызвать в русских прилив патриотизма. Его политические настроения были откровенно, хотя, может, и бессознательно, выражены в замечании, которое он сделал своим коллегам во время посещения одной русской деревушки по пути в Петроград: «Я твердый приверженец демократии, но терпеть не могу грязи!»
Хотя исторические перспективы с самого начала показывали безнадежность этой миссии, безусловно, желательно было иметь в ее составе более либерального человека. Непонятно, почему именно Рут был избран для этой трудной задачи. Его друзья впоследствии утверждали, что это назначение послужило только поводом избавиться от него, чтобы избегнуть его услуг в более важном деле, возможно, как члена кабинета министров. Если Рут и сам так полагал, то держал это при себе. Но однажды он дал выход своей горечи по поводу провала миссии, обвинив Вильсона в нежелании достигнуть каких-либо результатов. «Это была идея, рассчитанная на то, чтобы произвести эффект, – жаловался Рут. – Он хотел выразить свое сочувствие и симпатии русской революции. Когда мы передали его послание и произнесли соответствующие речи, он был удовлетворен; больше ему ничего не было нужно». Никаких объяснений двигавших президентом соображений так и не представлено. Два члена кабинета министров, Лэнсинг и Уильям Дж Мак-Эдоу, очевидно, добились его согласия на назначение Рута. Из-за враждебного отношения Рута в прошлом к некоторым домашним реформам «Новой Свободы» Вильсон резко отзывался о нем, но пришел к убеждению, что Рут был «самым восхитительным выбором» и что он был «искренним и пылким в своей симпатии к революции в России». Из членов кабинета министров один Джозеф Дэниелс возражал против кандидатуры Рута, и Вильсон поддержал Лэнсинга и Мак-Эдоу, когда они упрекнули Дэниелса за подчеркивание очевидного – а именно, что в России консерватизм Рута будет главной помехой.
Рут принял это назначение как долг, но без энтузаизма. «Ты не представляешь, до чего мне это не по душе, – писал он другу, – но это подобно тому, как наши ребята идут на войну, здесь не может быть и речи об отказе». В письме жене, которое он отправил по дороге в Россию, он замечает: «Мне будет страшно тоскливо в Петрограде, но только на короткое время». Как либеральные, так и радикальные круги восприняли выбор президента с откровенной критикой. Редактор «Нового мира», газеты, в которой работал Троцкий во время своего недолгого пребывания в Нью-Йорке, заявил, что «вероятно, было бы лучше вообще не направлять в Россию никакой делегации, чем настоящую во главе с мистером Рутом», а профессор Александр Петрункевич, русский преподаватель в Иельском университете, заявил, что американские социалисты, несомненно, предостерегли своих товарищей в России относительно Рута. Это последнее разоблачение вызвало возмущенные требования проверить телеграммы, отправленные в Россию, и могло повлечь преследование социалистов, предположительно участвующих в этом нечестивом деле, но инцидент обошелся без последствий. Раввин Стефен С. Уайз дошел до того, что обратился к президенту с просьбой не назначать Рута, и Сэмуэль Антермейер, известный еврейский писатель и оратор, обвинил Рута на публичном собрании в том, «что он совершенно не сочувствует нашей расе» и «невероятно узок и провинциален в своем представлении о евреях».
Рут ничего не отвечал на эти упреки, но почти все американские газеты и журналы единодушно встали на его защиту. Была еще наделавшая меньше шума, но более важная по значению, чем делегация Рута, специальная железнодорожная комиссия, которая отбыла в Россию из Вашингтона, когда стали затихать разногласия по поводу кандидатуры Рута. Этой комиссией руководил Джон Ф. Стивенс, который был главным инженером на строительстве Панамского канала; помимо него в комиссию вошли еще четыре известных инженера и железнодорожные специалисты. Эта комиссия, первоначально предложенная Советом по национальной безопасности, с энтузиазмом была поддержана послом Фрэнсисом. Сначала Стивенс должен был войти в группу Рута, но затем его перевели возглавить железнодорожную комиссию.
По понятным причинам Рут был недоволен направлением одновременно двух комиссий для работы с Временным правительством и 6 мая отправил Лэнсингу письмо, предлагая группу Стивенса прикрепить к его делегации в качестве технических советников. Просьба была вежливо отклонена, Руту сообщили, что его делегация является, по существу, политической и что вряд ли возможен какой-либо конфликт авторитетов. Однако в России действительно произошли некоторые неприятности, поскольку Рут проявил интерес к вопросам транспорта, и Стивенс резко заявил ему, что его миссия «неодобрительно» относится к вмешательству «посторонней группы».
Группа Стивенса прибыла во Владивосток в последних числах мая и сразу приступила к инспектированию Транссибирской магистрали. Хотя сам Стивенс был нездоров, а согласие внутри интернационального состава миссии оставляло желать лучшего, ее работа продолжалась до того момента, как в ноябре было свергнуто Временное правительство. В то время в Россию готовилась приехать для более серьезной работы большая группа в составе около трехсот железнодорожных специалистов, инженеров и переводчиков. Ситуация осложнилась, тем не менее Фрэнсис посоветовал им ехать, поскольку не был уверен в жизнеспособности правительства большевиков и уж никак не ожидал, что они заключат сепаратный мир. Как и планировалось, партия прибыла во Владивосток, но там сразу перебралась на судно, направлявшееся в Японию, где она и оставалась несколько месяцев в бездействии, ожидая прояснения политической ситуации в России. Впоследствии, в 1918 и 1919 годах, эти люди участвовали в интервенции союзных государств в Сибирь.
Только 18 мая специальная дипломатическая миссия наконец покинула Вашингтон и отправилась в длительное путешествие в Петроград через северную часть Тихого океана и через Сибирь. Миссия была укомплектована большим штатом военных адьютантов, секретарей, клерков и ординарцев, «политически влиятельными и хорошего характера», но только в последнюю минуту и с величайшими трудностями удалось втиснуть в состав делегации людей со знанием русского языка. Среди членов миссии не было ни одного, кого можно было бы назвать авторитетным знатоком России; правда, недалеко от Чикаго на борт судна ненадолго поднялся профессор Харпер и прочитал членам делегации короткую лекцию о текущем положении в России. Сам он не был включен в состав делегации, предположительно, потому, что разные источники сообщили Лэнсингу, что профессор не так популярен в России, как предполагалось ранее. Но Харпер все же отправился в Россию через Атлантический океан в качестве неофициального представителя и все летние месяцы тесно сотрудничал с Фрэнсисом.
Миссия Рута отплыла из Сиэтла на старом перестроенном крейсере и прибыла во Владивосток 3 июня. Городские власти горячо приветствовали делегацию, но поспешно пересадили ее в бывший специальный царский поезд, чтобы избегнуть возможных демонстраций со стороны местных радикальных элементов. Скорее всего, эта опасность была преувеличенной, поскольку попытка настроить население против делегации встретила слабую поддержку. Подстрекателями, предположительно, были социалисты из Нью-Йорка, изгнанные при царе и недавно вернувшиеся на родину. Десятидневная поездка по Транссибирской магистрали до столицы России прошла довольно спокойно. По пути поезд останавливался во многих городах, где во время теплых приветствий местных сановников и толп населения с обеих сторон произносились пылкие речи. Но эти короткие встречи, вносившие разнообразие в монотонное путешествие, носили исключительно демонстративно-церемониальный характер, их нельзя было принимать всерьез, как порой воспринимали их ораторы. В Петрограде делегация была размещена в роскошном Зимнем дворце, чьи полные вина подвалы были предоставлены в распоряжение гостей. Рут выяснил, что в его комнате часто бывала когда-то Екатерина II, «чья мораль», вспоминает он в письме жене, «отличалась от морали королевы Виктории».
Со следующего дня, 14 июня, сплошной чередой пошли официальные приемы, конференции, интервью членов делегации, что стало главным занятием американцев во время их пребывания в Петрограде. Первый прием был устроен в Министерстве иностранных дел, но более официальный прием был организован 15 июня Временным правительством, где, представляя членов делегации, Фрэнсис воспользовался случаем блеснуть своим ораторским искусством, то и дело вспоминая «четвертое июля». Аудитория выслушала его со сдержанной вежливостью, впрочем, было замечено «несколько скрытых усмешек», когда он заявил, что в Америке нет классовых различий. Речь Рута была полна обычных банальностей, прибереженных для подобных случаев, и Терещенко в таком же стиле отвечал со стороны России. Другой министр, очевидно возмущенный далекими от реальности речами, воскликнул, адресуясь к русскому морскому адъютанту, приписанному к миссии: «Молодой человек, пожалуйста, скажите американцам, что мы устали от этой войны. Объясните им, что мы истощены долгой и кровопролитной борьбой». Адьютант пришел в ужас от неожиданной выходки и отказался переводить. Если впечатление, созданное всеми современными источниками, верно, то такого рода искренность не произвела бы ни на Рута, ни на его коллег ни малейшего впечатления, если только этот министр не был человеком с причудами или большевиком, и тогда, возможно, им было бы любопытно узнать, что оппоненты войны находятся не только среди дискредитированных ораторов. Однако поскольку контакты американцев с русской публикой были весьма ограниченными, то они и не могли сделать такое открытие. Рассел, обычный оптимизм которого временами ему изменял, коротко заметил в своей дневниковой записи от 21 июня, что «если у этой миссии есть какая-либо иная задача, помимо стремления приятно выглядеть и обильно есть, то пока еще она не проявилась». Каждый член комиссии выискивал в России аналоги тех групп населения родной страны, которых они представляли в Америке. Адмирал Гленнон посетил российский флот, базировавшийся на Балтийском