и Черном морях; генерал Скотт инспектировал фронт и совершил поездку в Румынию; Мотт беседовал с представителями церкви; Дункану и Расселу удалось помимо официальных функционеров обнаружить несколько истинно «пролетарских» групп. Разговоры с соответствующими министрами выявляли военные, морские и финансовые нужды России. Но главными источниками информации, особенно для Рута, Крейна, Мак-Кормика и Бертрона, были правительственные чиновники, дипломаты, бизнесмены и представители среднего класса, которые и тогда являлись декоративными, поскольку не пользовались поддержкой массового населения. Многочисленные речи, из которых Рут предпочитал тему священного долга демократической России защитить ее недавно завоеванную свободу от захватнических амбиций Германии, находили отклик у избранной аудитории, и без того понимающей эту необходимость. И вместе с тем даже в Петрограде низшие классы едва знали о присутствии в стране американской миссии, не говоря уже об остальной России. За исключением нескольких выпадов со стороны левой прессы, ее присутствие игнорировалось, и публикуемые в буржуазной печати речи Рута и других привлекали лишь поверхностное внимание. Подтвержден единственный зарегистрированный случай выступления одного из членов миссии перед Петроградским Советом, он был разрешен только ради удовлетворения любопытства американских корреспондентов. Выступление этого оратора, а именно Рассела, несколько раз откладывалось под несущественным предлогами, к примеру, одним из главных препятствий являлся его статус представителя правительства, а не американского социалиста. Патриотические замечания Рассела вызвали резкие возражения со стороны оратора Петроградского Совета, которые переводчик до такой степени закамуфлировал и смягчил, чтобы не оскорбить американца, что тот ушел с убеждением, что Петросовет твердо стоит за дело союзников. Этот вывод, как цинично заметил один из наблюдателей, «был таким же близким к реальности, как американская миссия… русской революции». Тем не менее большинство членов миссии, казалось, сознавали существование Петроградского Совета, а некоторые из них даже смутно отдавали себе отчет в его важной роли в политической жизни России. Лишь Дункан и Рассел пытались встретиться и поговорить с вождями Петросовета, однако никто не имел прямых контактов с большевиками, о которых им практически ничего не было известно помимо того, что они являются германскими агентами. Генерал Скотт считал, что сейчас благоприятный момент для того, чтобы «казнить около сотни таких германских агитаторов… как Ленин и Троцкий, или по меньшей мере выслать их», но ему не удалось получить поддержку своего предложения у Керенского. Это только подтвердило мнение генерала, что Керенский был радикалом и что «радикализм опасно преобладает в правительстве».
Если Рут не понимал действительного состояния общественного мнения в России, то, следовательно, проявил политическую проницательность, еще 17 июня предложив Государственному департаменту единственное средство, которым можно было бы изменить это мнение, – широкомасштабную пропагандистскую кампанию. Он потребовал немедленно выделить 100 тысяч долларов и предположил, что на проведение кампании потребуется минимум 5 миллионов. В том же послании он охарактеризовал русских как «школьный класс, состоящий из ста семидесяти миллионов человек, которые только начинают учиться, как быть свободными». «Им нужно поставлять обучающие материалы, которые применяются в детском саду», «они простодушные, добрые, хорошие люди, но с помраченным и ослепленным рассудком», добавлял он. Это высокомерное, хотя и беззлобное, отношение к русским выражало типичное мнение некоторых членов делегации – мнение, которое один русский явно антибольшевистской ориентации назвал «во многом похожим на отношение миссионеров, снисходивших до племени погрязших в невежестве дикарей на каком-нибудь острове в Тихом океане, которые стремились принести им благословение цивилизации белых людей и с огромным удовлетворением делали лестное для себя наблюдение, что Господь создал их из другой глины, чем эти бедные создания, которых они обращали в свою веру».
Только 27 июня Лэнсинг прислал ответ на депешу Рута, лишь в конце телеграммы осторожно заметив, что «вопрос подвергается тщательному изучению». Тем временем Мак-Кормик, Бертрон и Рут вложили больше 30 тысяч долларов собственных средств в расходы поначалу пропагандистской кампании. Речь Рута от 15 июня была отпечатана тиражом миллион экземпляров за счет Британии и Франции, а на дополнительные средства были напечатаны полмиллиона экземпляров речей Вильсона. Германия тратит «по меньшей мере миллион долларов ежемесячно для того, чтобы овладеть сознанием русских», предупреждал Рут в одном из своих призывов о поддержке. Бертрон послал от себя телеграмму Мак-Эдоу. В ответ на эти телеграммы было сообщено, что уже потраченные ими на пропаганду средства будут признаны, но что вопрос о дальнейшем выделении средств все еще «внимательно изучается».
9 июля, не получив еще ответа, делегация покинула Петроград, отправляясь в обратное путешествие. Рут был раздражен задержкой ответа на свои послания и считал, что, находясь в Вашингтоне, сможет подтолкнуть правительство к действиям. В телеграмме Лэнсингу от 10 июля он выразил удовлетворение достигнутыми миссией результатами. Стабильность правительства вскоре, в июле же, была подвергнута серьезному испытанию, и все же Рут заключал, что «ситуация определенно более обнадеживающая и стабильная, чем в момент нашего прибытия». За время обратного пути делегаты составили предварительный вариант официального отчета о виденном, который отражал их общее заключение, что миссии «удалось до определенной степени повлиять на положение в России нравственным авторитетом ста миллионов населения Соединенных Штатов… и придать силу и уверенность тем элементам российского населения, которые борются за порядок и результативное ведение войны».
Прибыв в Вашингтон, делегаты думали, что их сразу примет президент. Но он явно не торопился, и, когда наконец делегацию пригласили в Белый дом, он казался слегка нездоровым и избегал говорить о предполагаемой пропагандистской кампании. Позднее Рут признался в своем подозрении, что Вильсон даже не читал их депеш. Вместе с тем президент проявил хорошую осведомленность о положении в России и пригласил Рута посетить его позднее. В последних числах августа Вильсону был представлен еще один доклад с тщательно разработанным планом пропагандистской кампании. Во время окончательного разговора с Рутом, Мак-Кормиком и Моттом в Белом доме, состоявшегося 30 августа, стало очевидным недоверчивое отношение президента к идее кампании. Эта идея, хотя и без подробностей, была вновь поднята через несколько месяцев, и снова была предпринята попытка провести видоизмененную пропагандистскую кампанию в России – уже под юрисдикцией Комитета общественной информации. Однако момент, когда еще можно было рассчитывать с помощью устного и печатного слова предотвратить захват власти большевиками и заключение сепаратного мира, оказался уже упущен.
В то время, когда в России находилась американская миссия, в Соединенные Штаты прибыла российская делегация во главе с профессором Борисом Бахметьевым, помощником министра торговли и промышленности, который должен был занять пост посла до назначения постоянного дипломатического представителя. Этот пост оставался вакантным с апреля, когда из-за сочувствия царскому режиму посол Георгий Бахметьев (однофамилец Бориса Бахметьева) ушел в отставку. Набоков, который занимал в Лондоне аналогичное положение, отказался покинуть свой пост, но, по-видимому, настолько отдалился от своих монархических взглядов, что даже критиковал Временное правительство за то, что оно не использовало все возможности для достижения идеологической близости между двумя странами. Они ничего не сделали, жаловался он, лишь заменили в Вашингтоне одного Бахметьева на другого.
Это суждение чрезмерно резко, поскольку в состав русской миссии входил не только новый посол, но и большое число правительственных и военных должностных лиц, которые, если и не были затронуты демократической горячкой, по меньшей мере старались произвести такое впечатление. Фактически этот визит имел целью выразить «признательность Временного правительства за инициативу, предпринятую могущественным союзником в официальном признании демократического режима, установившегося в России». На деле столь представительная делегация преследовала более важные цели, чем просто обмен любезностями. Соединенные Штаты уже предоставили крупный кредит на закупку военной техники, и приблизительно сорок пять человек из составлявших делегацию были торговые посредники, технические и финансовые специалисты, представители армии и флота, которые должны были эффективно распределить полученные средства и те, на которые втайне рассчитывали в будущем.
15 июня делегация прибыла в Сиэтл и отправилась в Вашингтон. Ее встречали Лэнсинг и другие правительственные чиновники, которые повезли русских по городу, где на улицах миссию горячо приветствовало население. На следующий день Бахметьев был принят президентом и сделал для прессы большое заявление, в котором подчеркнул общие цели двух стран, выразил уверенность в прочности Временного правительства и пообещал, что Россия будет сражаться плечом к плечу со своими союзниками до тех пор, пока «не будут уничтожены германские автократические принципы». 23 июня делегаты были приняты палатой представителей конгресса, где выступление Бахметьева часто прерывалось алодисментами. Палата была особенно удовлетворена его горячими заверениями, что Россия не рассматривает возможность заключения сепаратного мира. Подобный же прием был устроен делегации 26 июня на заседании сената. Бахметьев не повторил буквально свою речь, произнесенную в палате представителей, но смысл ее был тот же, он еще раз заверил, что «Россия с негодованием отвергает даже мысль о сепаратном мире». Обе палаты конгресса единодушно приняли резолюцию с пожеланиями успехов новой республике и выражающую «серьезную надежду конгресса, что демократия и самоуправление принесут народу России то огромное процветание, прогресс и свободу, которые они принесли американскому народу». 5 июля Бахметьев нанес президенту официальный визит и в соответствии с дипломатическим протоколом вручил ему свои верительные грамоты. Он произнес короткую речь в духе своих прежних, и Вильсон отвечал в своем обычном стиле, воздавая дань институтам свободы, высоко оценив Временное правительство за его усилия добиться того, чтобы Россия «заняла принадлежащее ей по праву место среди великих свободных наций земного шара».