енщине. Наконец, он медленно побрел к скамейке, которая виднелась неподалеку. Место было публичным, как и просил его Майкл. Напоследок он не хотел отказать другу - это ему ничего не стоило. Потом достал крошечный сверток, развернул и уставился на капсулу. Две минуты и все будет кончено, - вспомнил он. Его жизни оставалось всего какие-то две минуты. Уже закрыл глаза и хотел положить ее в рот, но в ужасе отдернул руку. Стало жутко. Он беспомощно огляделся. Неподалеку были какие-то люди, никого подозрительного он не заметил, но знал, что за ним наблюдают, иначе и быть не могло. Он спрятал капсулу в карман и вынул книгу, ту самую, с которой никогда не расставался. Почему – он не знал, но она всегда была с ним. Когда-то эта книга лежала рядом с подушкой семнадцатилетней девочки, которая умерла из-за него. Он открыл ее, но тут же захлопнул. Теперь и он умрет, а книга-убийца будет рядом с ним, но сначала…
Он снова открыл ее, вдруг начал вырывать листы. Как когда-то он писал ее, страницу за страницей, теперь безжалостно уничтожал. Их собралась уже большая кипа, и тогда он бросил ее в урну, стоящую неподалеку. Достал спички и поджег. Потом следил за тем, как разгорается пламя и молил бога о том, чтобы тот сохранил ему жизнь. Он просил его уничтожить эту книгу, словно так мог сжечь и все остальные, которых было миллионы по всему свету. Он мечтал оказаться в месте, где никто ее не читал, где ничего не знали о писателе Рональде Дойле. Ведь это так просто сделать шаг в сторону, потом еще и еще, стереть из жизни лишь один позорный факт, а все остальное оставить так, как есть. В этом месте будет светить солнце, будет кружиться карусель, раздаваться веселый детский гомон, только не будет этой проклятой книги. Он все смотрел на огонь, и белые языки пламени, словно гипнотизировали. В этот момент Рональд Дойл не соображал ничего. Потом встал со скамейки и медленно пошел прочь. Он шел по какому-то наитию, ничего не понимая. Ноги его двигались сами собой. Так какое-то время он брел по дорожке парка, потом ступил на мягкую траву. Вот показались кусты и редкие деревья, а он все двигался, не ведая куда. Вдруг за одним деревом резко повернул направо, за следующим налево. Все напоминало какой-то удивительный ритуал. А когда перед ним возникли два высоких дерева (они словно выросли в эту секунду, их не было здесь раньше, он помнил это точно), Рональд Дойл, не задумываясь, шагнул между ними и… исчез. Исчез навсегда.
Какое-то время они молчали. Наконец Франк заговорил:
- Так Рональд Дойл попал в параллельный мир. В свой Париж… Рональд Дойл, человек-вулкан, извергающий толщи лавы, в которой меркнет история. Она плещет через края, сжигая все на своем пути.
- Это не история. Ваша история переписана не один раз. Это правда.
- Только, кому она нужна?
- Вам!
Мы закончили? – спросил Франк. – Хороший финал! - Он отложил ручку и посмотрел на Дойла, который сидел задумчиво и молчаливо.
- Закончили? Нет. Не совсем.
- Продолжим завтра?
- Сегодня. Сейчас, - жестко ответил старик.
- Можно спросить – на этих фотографиях ваша дочь? – и Франк показал на стену.
- Да, - коротко ответил тот.
- А откуда у вас ее взрослые фотографии? Вы с ней виделись?
- Больше ни разу в жизни. Спустя много лет я встречался с одним человеком из агентства, который мне их дал. Зовут его Блэйк. А моей девочки больше нет. Год назад она ушла из жизни. И Дороти давно нет, и Майкла. Он зачем-то покончил с собой на старости лет. Отравился. Никого нет. Осталось только проклятое агентство и я.
- Неужели какая-то книга могла иметь такие последствия? А агентство, оно было в вашем мире?
- Да. Оно так же начинало свою деятельность, и главным направлением была культура – в этом весь смысл.
- Без вашего романа они ничего не смогли?
- Эта книга имела какую-то дьявольскую силу. Она стала толчком всему. Это направление было для агентства экспериментом. Они сами не ожидали такого успеха. Но только за первый год мою книгу купили и прочитали более семидесяти миллионов идиотов. Впрочем, идиотами они стали потом. А без нее у этих ребят все рассыпалось и сошло на нет. Все умерло. Удивительно, но это правда. Блэйк, находясь здесь, сумел это узнать. Больше в моем мире агентства нет.
- Удивительно. Какая-то книга…
- Талантливая книга, дьявол ее побери.
- Зачем вы потом вышли из своего убежища?
- Не хотел жить. Тебе этого не объяснить. Но меня они почему-то не тронули. Я тридцать лет не выходил отсюда, но в восьмидесятые снова ступил на вашу землю, прочитал газеты, посмотрел, как вы живете. Потом девяностые, двухтысячные. Я был в ужасе от того что происходит.
- Вы преувеличиваете. Кстати, почему ваш Париж так отстал? Вы этого хотели? Почему здесь нет компьютеров, нет современных телефонов. Вы отброшены на полвека назад! Где научный прогресс? Где все открытия человечества за последние десятилетия? Вы даже не дали объединиться Европе!
- Ваш прогресс продвигали военные - ты это не понимаешь? Только благодаря им появлялись новые технологии, которые людям не нужны. Новое вооружение, космос, спутники-шпионы, компьютеры. Все во благо победы. А это порождение спецслужб – Интернет? Теперь к каждому в постель может заглянуть кто угодно, услышать тебя, даже увидеть, прочитать переписку, снять деньги с твоего кошелька, загнать в толпу социальных сетей, вывести на площади, устроить революции, поджоги. В этом ваш прогресс? Здесь даже климат другой. Здесь не было с тех пор ни одной войны – ни в Корее, ни во Вьетнаме, ни Афганистане, никто не вешал Саддама, не убивал Каддафи, не бомбил Югославию…
- Так вот почему мой отец до сих пор жив, - пробормотал Франк.
- Ваш отец?...
- Он не получил тяжелого ранения в Югославии, потому что там не было войны, и не скончался от его последствий год назад. Так вот почему в вашем Париже я не встретил свою жену. Ее мать лечила моего отца. Там в клинике мы и познакомились с Жоан. А здесь отец не пострадал и остался в своем Провансе, где и живет до сих пор… И все какая-то книга…
Некоторое время они молчали.
- Вы вышли из своего Парижа, но почему с вами не покончили?
- Не знаю, но я этого хотел. После того, что я увидел, в моей жизни больше не было никакого смысла. Они меня сразу же нашли - в парке висят камеры. Нашли и предупредили, если заговорю, пострадает моя дочь. Я молчал. Год назад моей дочери не стало, а потом появились вы… Знаете что, Луи, поедемте в одно место. Сегодня хорошая погода, пройдемся, там и поговорим. Вот, возьмите деньги.
- У меня еще есть. И зачем столько?
- Даю – берите. Купите себе газированную воду. Там она очень вкусная.
Очень скоро они приехали в парк. Пока Франк ходил за газированной водой, старик медленной походкой отправился к своей скамейке, чтобы там его подождать.
- 33 –
Рональд Дойл сидел на скамеечке в парке и лениво нежился в лучах полуденного солнца, которое щедро палило, согревая его дряблое лицо и покрытые тонкими черными жилами морщинистые руки. Была поздняя осень. Желтая листва уже готовились сбросить это шелестящее покрывало, отдавая дань наступающей зиме и смене времени года. Скоро до этих мест ненадолго доберется стужа, редкие снежинки закружатся веселым хороводом, укрывая все белым мягким покрывалом, но пока было очень тепло, и старик, словно ловил каждое мгновение давно ушедшего лета и последние крохи тепла. Он сидел и о чем-то думал, глядя по сторонам. Взгляд его был отрешенным, потухшим. Казалось, вжавшись в скамейку, он останется здесь навсегда и будет трепетно ловить свежий воздух, пока не превратится в статую, большую и величественную, невозмутимо взирающую по сторонам. Ее будет обдувать ветрами, поливать холодным дождем, леденить равнодушным морозом, и она замрет навеки бескровным изваянием. Но это произойдет потом…
Франк подошел, протянул ему бумажный стаканчик, и Дойл с жадностью его опорожнил.
- Все. Мою историю вы дописали, - устало произнес он. – Интервью закончено.
- Что же дальше?
- Теперь мы сделаем одну простую вещь. Сядьте, не маячьте... Книга еще не дописана. Всем наплевать на какого-то старика, который жил полвека назад и теперь готов отправиться на тот свет, - и он посмотрел на солнце. – Я вам, Луи, больше не нужен. Я никому больше не нужен. Теперь вы без моей помощи возьмете эти главы и вставите их в большую книгу, которую напишете о том, что случилось с вами. А вот на вас им не наплевать. Вы дитя их времени - вам поверят. Теперь поняли, почему это должны сделать вы, а не я?
- Вы издеваетесь? – засмеялся Франк.
- Слушай и не перебивай, - горячился Дойл, он торопился, а голос его начинал нервно срываться. – Ты напишешь книгу о том, что с тобой произошло с момента, как ты меня нашел. Ты должен писать примитив. Главы не должны быть более 3-4 страниц, иначе читать тебя не будут. Люди разучились читать. Этих тупых скотов приучили к тому, чтобы их внимание не переутомлялось, поэтому делать это нужно короткими предложениями. Никакого второго плана.
- Что такое второй план?
- Посмотришь в своем любимом Интернете, разберешься. Хотя, здесь нет Интернета… Это, когда говорят одно, а подразумевают другое. Человек намного сложнее, а сегодня пишут примитив. Все должно быть на поверхности. И главное – действие должно быть непрерывным, сопряженным с яркими дешевыми эффектами и событиями. Это их стиль. Литература для скотов, какими их и выращивали в последнее время. Для дебилов и дебилок!
- Дебилок?!!!
- Не перебивай. Ты должен донести до них правду именно на их диком языке - другого они не понимают. Язык Достоевского, Фолкнера, Тургенева давно забыт.
- Что же дальше?
Дойл едва сидел на скамейке, лицо его внезапно побледнело, глаза вылезли из орбит. Казалось, что он задыхается.
- Вам плохо? – закричал Франк.
- Нет! Мне хорошо. Мне очень хорошо, - и Дойл через силу улыбнулся, но в этой улыбке было что-то зловещее.