Любители кино могли рассмотреть его во всех подробностях в фильме «Игра в четыре руки», где в самом финале Бельмондо получал орден из рук президента. Вот в этот двор и заехал кортеж из местного и советского лидеров. Миттеран предложил начать переговоры, не откладывая их в долгий ящик, и Романов тут же согласился. Переговоры начались в так называемой Золотой гостиной, рабочем кабинете президента — назван он был так из-за массы позолоченных элементов интерьера.
— Это что, натуральное золото? — удивился Романов, вступив в это помещение.
— Конечно, мсье Генеральный секретарь, — ответил Миттеран, — не целиком, конечно, если бы это было так, тогда вот этот стул, например (он показал, какой именно), весил бы килограмм пятьдесят-семьдесят. Это позолота.
— Красиво, — наклонил голову Романов в знак уважения, — в Эрмитаже, по-моему, есть похожая комната.
— Да, вы же ведь родом из Петербурга, — продолжил беседу Миттеран, — как и все последние русские цари… это символично и преемственно, что у русского руководителя та же фамилия, что и у царской династии.
— Кхм, — даже немного смутился Романов, — давайте перейдем к делу.
— Охотно, — потер руки Миттеран и начал беседу с весьма неожиданной темы, — хотел бы, если позволите, немного затронуть польский вопрос…
— А что не так с польским вопросом? — насторожился генсек.
— Поляки, как считает французская общественность, должны сами решать свою судьбу, мсье Генеральный секретарь, — высказал он свое мнение, — а профсоюз Солидарность имеет полное право участвовать в предстоящих в Польше выборах. Лидеры же Солидарности должны, по нашему мнению, быть освобождены из мест лишения свободы — за убеждения нельзя арестовывать.
— А кто именно из лидеров Солидарности сидит в тюрьме? — прямо спросил Романов.
— Вот тут мои помощники подготовили справку, — он полистал содержимое папочки и нашел нужную страницу, — Адам Михник и Яцек Куронь получили новые сроки в этом году… Лех Валенса и Кароль Модзалевский на свободе, но перемещение их по стране сильно ограничено. Петр Малишевский добивается выезда за границу уже третий год. А профсоюз Солидарность хотя формально и не запрещен, но фактически находится под запретом…
— Хорошо, — Романов устало прикрыл глаза, — я поручу компетентным источникам проверить эти данные. Только наверно эти вопросы надо было бы решать не с нами, а польским руководством…
— Наверно, — улыбнулся Миттеран, — я оценил ваш юмор. Передаю вам информацию об этих тревожных фактах. А теперь давайте перейдем уже к двусторонним вопросам…
Глава 11
Двусторонние вопросы, которые счел нужным затронуть Миттеран, оказались не настолько интересны, чтобы что-то о них говорить. Романов в ходе беседы не раз пожалел, что Францией больше не руководит генерал Де Голль — это был настоящий сильный лидер, умевший ставить цели и добиваться их выполнения… не всех, конечно, но многих. И заставить уважать не только себя, но и законные интересы страны. А Миттеран этот опять начал смотреть в рот заокеанским начальникам…
— Спасибо, мсье президент, — сказал на прощание Романов вежливую и ни к чему не обязывающую фразу, — за интересный и полезный обмен информацией, все ваши пожелания будут рассмотрены в полном объеме. А мы продолжим общение завтра уже непосредственно в Ле Бурже.
Разместили советскую делегацию в пригородном замке Шато де Ментенон, это довольно далеко от Парижа, но почему-то наши и французские администраторы согласовали именно его. Это оказался целый комплекс зданий с огромной серой башней по левую сторону. В качестве сопровождающего лица к советскому лидеру прикрепили Ольгу, русскую по происхождению, дочь известной поэтессы Ирины Одоевцевой.
— Замок де Ментенон, — провела она небольшой ликбез Романову, — был построен в сегодняшнем виде в пятнадцатом веке казначеем Людовика 12-го Жаном Коттеро…
— Что вы говорите? — изумился Романов, — выходит ему уже почти пятьсот лет?
— Да, около того, — кивнула она головой, — затем он много раз переходил из рук в руки, пока не оказался в собственности семьи Ментенон. Франсуаза Ментенон стала фавориткой короля Людовика 14-го и в это время произошла масштабная реконструкция всего поместья, в частности построен вот этот акведук, подводящий воду от рядом расположенной реки.
— А канал вокруг замка зачем? — поинтересовался генсек.
— Это так называемый канал Людовика 14-го или просто канал Европы, — сообщила Одоевцева, — когда-то имел хозяйственное значение, а сейчас просто элемент интерьера.
— А ведь я, кажется, видел панораму этого замка в каком-то французском фильме… — задумался Романов.
— Да, — быстро согласилась Одоевцева, — здесь снимался, например, «Фанфан-тюльпан»…
— Точно, — обрадовался Романов, — там я его и видел — Жерар Филип спасал дочь короля во дворе этого замка. Но не только… недавно вы привозили совсем новый фильм на Московский фестиваль, там тоже была вот эта площадка, обрамленная каналом.
— А это, наверно, «Профессионал», — ответила она, — с Жаном-Полем Бельмондо в главной роли. Он совсем недавно здесь снимался.
— Да, наверно… — подумав, сказал Романов, — как, кстати, поживает Жан-Поль, не знаете?
— Если честно, то не знаю, — улыбнулась Одоевцева, — но могу узнать… давайте уже пройдем в ваши апартаменты.
Апартаменты были такими же шикарными, как и внешний вид замка. Романов мельком осмотрел их и продолжил беседу с сопровождающей.
— Ольга… могу я вас так называть?
— Да, конечно, — легко согласилась она.
— Вы ведь родственница той самой знаменитой Ирины Одоевцевой?
— Дочь, — согласно кивнула она, — единственная.
— Как поживает ваша мама?
— Как вам сказать, — ответила Ольга, — не очень хорошо… ей уже 80 лет — как можно поживать в таком возрасте?
— Она ведь из той самой линейки серебряного века… — то ли спросил, то ли утвердительно сказал Романов, — стояла в одном ряду с Гумилевым, Бальмонтом, Ахматовой и Гиппиус…
— Все верно. А еще она была в дружеских отношениях с Блоком, Брюсовым и Андреем Белым.
— Надо же, ваша мама это прямо живая история… а что, если ей перебраться на свою историческую родину — что она забыла здесь на берегах Сены и Луары?
— Она живет в Сан-Тропе, — поправила его Ольга, — это берег Средиземного моря.
— Все равно очень далеко от ее родного Петербурга-Ленинграда… а я, как уроженец города на Неве, оказал бы ей в этом всемерную помощь.
— Хорошо, я передам ваше предложение маме, — согласилась Ольга, — а сейчас у нас в программе дня значится ужин…
А за ужином Романов разговорился с министром иностранных дел Воронцовым насчет польского вопроса.
— Юлий Михайлович, — обратился он к нему после того, как принесли горячие блюда, — а что у нас сейчас с поляками, просветите меня, пожалуйста.
— Охотно, Григорий Васильевич, — тут же отозвался тот, — видимых проблем на этом фронте не наблюдается… Ярузельский крепко держит в руках нити управления государством, оппозиция частично интернирована, частично эмигрировала. Те, что остались в стране и на свободе, ведут себя тихо и незаметно. Никаких волнений типа того, что произошло в Гданьске в 80-м году, не просматривается даже при всем желании.
— Так-так-так, — забарабанил Романов пальцами по лакированной поверхности шикарного дубового стола, — а вот местный президент только что мне совсем другое рассказал…
— Что именно?
— Что оппозиция в Польше есть, и на Западе вообще и во Франции в частности внимательно следят за происходящими в Польше событиями… вот этот документ он мне передал, — и Романов открыл ту самую папочку с одним листочком.
Воронцов взял его, внимательно прочитал, после чего ответил не совсем дипломатичным образом:
— Собака лает, караван идет. Можно просто не обращать внимания на озабоченности Запада вообще и Франции в частности.
— Тоже неплохой вариант, — согласился Романов, — но я все же думаю, что есть смысл разобраться в этих процессах. На обратном пути мы сможем завернуть в Варшаву?
А на следующее утро кортеж советского лидера выдвинулся в пригород французской столицы Ле Бурже. Это местечко было совсем недалеко от центра Парижа, десяток-полтора километров на северо-восток.
— А как переводится это название? — спросил по дороге Романов у Ольги (она продолжила сопровождать делегацию и за пределами замка).
— Если в лоб переводить, — ответила она, — то это будет просто буржуа, капиталист по-русски.
— А если не в лоб?
— Тогда это такой сорт хлеба, его начали выпекать как раз в этих местах.
— Интересно, — погрузился в размышления Романов, — надо будет попробовать этот ле бурже…
— Я распоряжусь — на обед у вас будет именно он, — ответила Ольга.
— С чего у нас начинается программа? — спросил генсек уже у Силаева, текущего министра авиационной промышленности СССР.
— Так, — пошелестел тот бумажками, — сначала знакомство с советской делегацией и показ представленных образцов. Затем две короткие встречи — с иракским президентом Хуссейном и наследным принцем из Саудовской Аравии Абдуллой Аль-Саудом…
— Прямо как герой «Белого солнца пустыни», — заметил Романов.
— Верно, — согласился Силаев, — только в фильме это отрицательный персонаж, а у нас наоборот.
— Вы смотрели «Белое солнце пустыни»? — обратился Романов к Ольге.
— Кажется да, — наморщила она лоб, — это где спасали гарем восточных женщин?
— Точно… любимое кино советских космонавтов, — продолжил Романов, — они его смотрят перед каждым запуском на орбиту. А теперь вот его герой живьем перед нами предстанет… а Джавдета в саудовской делегации случайно нет?
— У меня не указано, Григорий Васильевич, — ответил Силаев, — но в принципе может и такой человек у них значиться.
— У киношного Абдуллы было 12 жен, — вспомнил еще и такой факт наш генсек, — а у этого сколько?
— Я не знаю, — честно признался Силаев, — но наверно тоже немало.
— Я могу дать справку, — неожиданно выступила Ольга, — а Абдуллы Аль-Сауда одиннадцать жен на данный момент.