— Салам Аллейкум, мухтарам ас-сайед Абдалла, — выдал Романов вежливое обращение, принятое на Востоке.
— Вааллейкум ассалам мухтарам Романов, — откликнулся принц, — и можете называть меня просто Абдалла.
— Отлично, — обрадовался генсек, потому что иностранные языки явно не были его коньком, — меня тогда тоже можно звать Григорием.
— Григорий — это ведь греческое имя? — сделал неожиданный вираж принц.
— У вас обширные познания в ономастике, — вежливо ответил Романов, — действительно грегорио в переводе с греческого означает «бодрствующий». А самым известным носителем этого имени в нашей стране был Лже-Дмитрий-самозванец, настоящее его имя Григорий Отрепьев.
— У России богатая история, — не менее вежливо сказал принц, — но давайте перейдем к вопросам, имеющим большее значение для наших двусторонних отношений.
— Никаких возражений, — приложил руки к груди Романов, — переходим к насущным вопросам.
— Я осмотрел вашу экспозицию, — продолжил Абдалла, — все экспонаты весьма достойные…
— Все, что мы привезли в Ле Бурже, — ответил генсек, — продается. Причем первому покупателю мы можем сделать очень хорошую скидку. Советская сторона в курсе, что практически весь авиапарк Саудовской Аравии закуплен с Соединенных Штатах…
— Не весь, — возразил принц, — имеются также французские и шведские самолеты.
— Но это ведь единичные экземпляры и погоды они не делают, — возразил Романов и, видя кивок собеседника, продолжил тему, — а ведь существует древняя народная мудрость «все яйца в одну корзину класть не надо»…
— Примерный аналог в арабском языке, — понял намек Абдалла, — это «на аллаха надейся, но ишака привязывай».
— Совершенно точно, — поднял вверх указательный палец Романов, — поэтому советская сторона может предложить Саудовской Аравии отличную авиатехнику по цене гораздо ниже западной. Что помимо экономии бюджетных средств будет способствовать диверсификации данной отрасли экономики. Яйца в двух или трех корзинах — это гораздо безопаснее, чем все в одном месте…
Глава 13
— Все очень логично, Григорий, — Абдалла наклонил голову вперед, изображая согласие, — но вы же умный человек и политик, а значит должны понимать, что американцы наши союзники с давних времен, а у вашей страны с ними напряженные отношения.
— Уважаемый Абдолла, — прижал руки к груди Романов, — хочу отметить, что ваши сведения немного устарели — СССР и Штаты на данный момент довольно тесно сотрудничают в разных сферах деятельности, в частности в космических делах и в противодействии терроризму. Я бы даже рискнул назвать наше время чем-то наподобие второй серией разрядки… если помните, было такое понятие в семидесятых…
— Вы упомянули космос, — оживился принц, — это очень интересная тема. Я слышал, что в скором будущем состоится запуск китайского космонавта на вашем носителе, это так?
— Ваши источники вас не обманули, — ответил Романов, — такой запуск действительно намечен на ближайший месяц.
— Наш человек тоже недавно побывал в космосе, — похвастался принц, это был Султан ибн Салман, американцы включили его в состав шаттла Колумбия.
— Мы следили за этим полетом, — сымпровизировал Романов, потому что ни за чем таким он конечно не следил и услышал про этот факт впервые, — и считаем, что это замечательно, что все больше стран посылают своих граждан в космическое пространство. Космос — территория мира.
Потом он немного подумал и продолжил импровизацию.
— Кстати, наше космическое агентство вполне могло бы рассмотреть вопрос о запуске вашего гражданина на корабле «Союз»… с посещением станции Мир, конечно. Если это будет Султан ибн Салман, это совсем интересно — он станет первым человеком на земле, слетавшим в космос на носителях разных стран.
— У вас появилась новая ракета, — проявил осведомленность Абдалла, — кажется, называется «Энергией»…
— Верно, — кивнул Романов, — но пока она недостаточно проверена, чтобы запускать на ней людей. Через год-два наверно запустим первый экипаж и на Энергии…
— И это будет экспедиция к Луне? — заинтересовался принц.
— Решение пока не принято, но скорее всего да.
— Саудовская сторона была весьма признательно советской, если бы наш человек был включен в одну из экспедиций к Луне…
— Хорошо, — вздохнул Романов, — советская сторона рассмотрит этот вопрос самым внимательным образом… однако, давайте все же вернемся к авиации.
— Давайте вернемся, — улыбнулся принц, — саудовская сторона тоже рассмотрит предложения советской стороны самым внимательным образом.
По итогам салона Ле Бурже были подписаны твердые контракты на поставку 22 пассажирских и 38 военных самолетов — немного, конечно, на фоне успехов Боинга и Макдонелл-Дугласа, но тем не менее лед тронулся. На обратном пути на Родину ИЛ-62 Романова, как и было предварительно согласовано, совершил посадку в варшавском аэропорту имени Фредерика Шопена. Встречал его лично товарищ Войцех Ярузельский, боевой генерал и нынешний руководитель страны, как обычно, в затемненных очках.
— Добрый день, Григорий Васильевич, — поздоровался он с генсеком у трапа Ила, — как ваше здоровье?
Генерал говорил по-русски практически без акцента — выучил язык во время ссылки на Алтай… там же кстати, он получил повреждение глаз, в связи с чем вынужден был носить темные очки до самой смерти.
— Спасибо, Войцех Витольдович, — отвечал ему Романов, — вашими молитвами пока живой и частично здоровый.
— Последний раз я молился, — ответил улыбающийся Ярузельский, — в 45 году во время штурма Поморского вала.
— А я до Германии не дошел, — сообщил генсек, — демобилизовался в Эстонии.
— Почетный караул обходить будем? — справился Войцех.
— Ну конечно, люди же старались, ровными рядами выстраивались, — и они неспешно обошли строй бравых гвардейцев с винтовками на плечах.
— Вот теперь можно и делами заняться, — сказал Романов, когда утомительная процедура встречи закончилась. — Может прямо в аэропорту и поговорим? Мой визит кратковременный — зачем куда-то ездить?
— Согласен, Григорий Васильевич, — ответил тот, — пройдемте в зал для официальных делегаций.
— Итак, — сказал Ярузельский, когда они уединились в зале делегаций, — расскажете, чем вызван такой срочный характер вашего визита?
— Да, конечно, — устроился поудобнее в кресле Романов, — во время беседы с французским президентом мне было сделано представление относительно польского вопроса…
— Поконкретнее можно, Григорий Васильевич? — попросил поляк, — что хотел Миттеран?
— Сами посмотрите, — ответил Романов, выкладывая на стол меморандум, переданный ему в Елисейском дворце.
Войцех с большим вниманием ознакомился с его содержимым, потом начал отвечать.
— Ну что тут можно сказать… по фактуре все правильно, Куронь с Михником сидят, Модзалевский и Валенса под надзором, а Малишевского мы собираемся выпустить в Австрию в течение этого месяца, у него мозгов мало, никакого вреда он нам не нанесет ни здесь, ни в Австрии.
— А как-то успокоить эту волну можно? — поинтересовался наш генсек, — просто меморандум Миттерана это же не единичный случай, похожую бумагу нам уже передавали западные немцы. И американцы точно в стороне не останутся… зачем нам новая волна истерии в прессе и у общественности?
— А как ее можно успокоить, эту волну? — искренне заинтересовался Ярузельский. — С 80-го года все никак не можем, с тех самых событий в Гданьске…
— Дорогой Войцех, — перешел на более близкую форму общения Романов, — в истории не бывает совсем уж уникальных событий… может быть за редчайшими исключениями — все уже когда-то случалось и каким-либо образом разрешалось, верно?
— К чему вы клоните, дорогой Григорий? — уточнил поляк.
— К тому, что надо изучать исторические прецеденты и брать на вооружение мировой опыт… — ответил Романов и после непродолжительной паузы закончил свою мысль, — возьмем историю России в конце девятнадцатого и начале двадцатого века, нет возражений?
— Никаких возражений, — эхом откликнулся генерал.
— Вы не хуже меня, наверно, помните, что творилось в России в это время — революционное брожение, массовый терроризм и очень, очень много легальной и нелегальной оппозиции…
— Если выбросить террор, — отозвался Ярузельский, — то в остальном все очень похоже на современную Польшу.
— Чем все это закончилось, надо напоминать?
— Сначала первой революцией в 1905-м, — немедленно выдал Войцех, — а потом и еще двумя в течение 1917-го.
— Верно, — улыбнулся Романов, — но сейчас же нам революции совсем ни к чему, да?
— Дорогой Григорий, — прервал цепь исторических реминисценций поляк, — давайте уже будем говорить прямо без этих аллегорий.
— Хорошо, — вздохнул Романов, — согласен перейти прямо к делу… царская власть в эти годы действовала нерешительно и ни одного мероприятия по нейтрализации оппозиции до конца не довела. Но что у нее, у этой власти, получилось неплохо, так это создание органа законодательной власти в виде Государственной Думы, помните такую?
— Ну а как же — Пуришкевич, Родзянко, Протопопов, — ответил Ярузельский, — главными в этой Думе были, если не ошибаюсь, кадета и октябристы…
— Да, Пуришкевич и октябристы, — подтвердил Романов, — но главное не в этом…
— А в чем?
— В переключении внимания общественности на пустую говорильню — эту функцию тогдашняя Дума выполнила очень качественно.
— Намекаете на то, что в Польше надо сделать что-то похожее на кадетов и октябристов?
— Ну не так уже прямо, кадеты нам ни к чему, но разбить оппозицию на несколько противоположных лагерей было бы неплохо. И пусть они выясняют между собой отношения в Сейме… так ведь у вас называется этот орган власти?
— Верно, Сейм… название это пошло еще с 12 века — вальный сейм или общий сбор, сначала проводился, как вечевой сбор у древних славян, потом оно трансформировалось в нечто, похожее на парламент.