Посадка прошла на удивление без заминок и неожиданностей — ИЛ только один раз тряхнуло на ВПП, и буквально через пять минут он подрулил к горьковскому аэровокзалу, стандартной двухэтажной коробке с двумя выходами на взлетное поле по краям. Местное начальство быстро подсуетилось, поэтому генсека у трапа встречал полный ареопаг — секретарь обкома Христораднов, председатель облисполкома Пролежнев, командующий Приволжским военным округом генерал-полковник Патрикеев и начальник областного КГБ генерал-майор Семенов.
— Рады видеть вас, Григорий Васильевич на гостеприимной нижегородчине, — с места в карьер пустился Христораднов.
— Все потом, — на ходу бросил Романов, — а сначала обеспечьте мне связь с нужными людьми.
— Конечно-конечно, — засуетился Христораднов, — товарищ Семенов сделает все это в лучшем виде.
Прилетевшие и встречающие тут же расселись по машинам, по номенклатурным Волгам ГАЗ-31, и процессия с места в карьер полетела по полупустым улицам города Горького. Миновали автозавод, потом длиннейший проспект Ленина, по одному из мостов перескочили в нагорную часть города и остановились в конце концов на высокой волжской набережной возле красивого здания с табличкой «Здесь в двадцатые годы работали Попов и Бонч-Бруевич».
— И куда вы меня привезли? — недоуменно спросил Романов, осмотревшись по сторонам.
— Сейчас вы сами все увидите, Григорий Васильевич, — подскочил к нему секретарь обкома, — прошу сюда.
И они вошли в боковой пристрой к дому с Бонч-Бруевичем. Там за стальными дверями обнаружился вполне современный лифт, опустивший всех вошедших в него на глубину примерно в сорок-пятьдесят метров.
— Что это? — в очередной раз спросил Романов, — бомбоубежище что ли какое?
— И бомбоубежище тоже, товарищ главнокомандующий, — выдвинулся на первый план начальник военного округа, — этот бункер вырыт в 1941 году для товарища Сталина. Когда был риск захвата Москвы фашистами, в нескольких городах одновременно были подготовлены соответствующие убежища для высшего советского руководства. Целыми остались только два из них — в Куйбышеве, на улице Фрунзе, и в Горьком, на Верхне-Волжской набережной.
Глава 15
Бункер Сталина
— Про Куйбышевский бункер я что-то слышал, — ответил Романов, — а про горьковский совсем ничего… хорошо, показывайте, что тут у вас к чему…
Впереди был ярко освещенный недлинный коридор и четыре двери в разные стороны. Функции хозяина взял на себя генерал Патрикеев, он и сообщил следующее.
— Справа сначала идет комната для совещаний, вот, посмотрите сами, — в распахнутую дверь было видно длинный стол, покрытый зеленой скатертью, а вдоль него куча стульев, — далее кабинет для первого лица… то есть для вас, Григорий Васильевич.
Второе помещение отличалось от первого только отсутствием стола, наличием дивана и дверью сбоку, очевидно в санузел.
— А слева у нас сначала комната для охраны, а затем узел связи — с любой точкой и любым гражданином СССР можно соединиться… ну почти с любым.
— Это как раз то, что сейчас нужно, — потер руки Романов, заходя в узел связи, — свяжите меня для начала… ну скажем с Председателем Совета Министров.
— Алексей, — генерал сделал знак капитану, который вытянулся во фронт, увидев входящее начальство, — обеспечь связь с товарищем Воротниковым.
Тот козырнул, уселся на свое рабочее место, надел наушники и начал щелкать тумблерами и крутить верньеры. Это продолжалось практически с минуту, после чего он повернул свое покрасневшее лицо к начальству и сообщил:
— Виноват, связь с товарищем Воротниковым сейчас невозможна…
— Тогда давай ленинградский обком, Гидаспова или кого-нибудь еще, — продолжил Романов.
Через полминуты капитан обрадованно доложил:
— Товарищ Гидаспов на линии!
— Приветствую, Борис Вениаминович, — сказал в предложенные наушники Романов, — расскажите уже что-нибудь про текущую ситуацию, а то мне одни слухи предлагают.
— Добрый вечер, Григорий Васильевич, — немедленно откликнулся ленинградский начальник, — могу передать только то, что до меня дошло в последние полдня.
— Слушаю с нетерпением…
— Итак, приблизительно в пол-второго по Москве выключилась вся правительственная связь…
— Стоп-стоп — а как же мы сейчас разговариваем с вами?
— Это дублирующий канал, как мне сообщили компетентные товарищи.
— Понятно — продолжайте, Борис Вениаминович.
— Далее — через час с небольшим в ленинградский обком пришло сообщение…
— Каким образом оно пришло, если все каналы связи закрылись? — уточнил Романов.
— Вы не поверите — на бумаге, Григорий Васильевич. На скором поезде фельдегерь привез…
— И что же было в этом сообщении?
— Много слов, но все расплывчатые. Общий смысл заключался в том, чтобы соблюдать спокойствие и не поддаваться на возможные провокации.
— Кем была подписана эта бумага?
— Гейдаром Алиевичем Алиевым, лично.
— И как он назвался? В смысле, должность какую себе приписал?
— Член Политбюро ЦК КПСС, больше ничего…
— Таааак, — почесал затылок Романов, — еще что можете добавить?
— В местные отделения КГБ и МВД пришло примерно то же самое сообщение. На телевидении вы сами наверно знаете, что происходило…
— Знаю только про заявление в программе «Время» — что-нибудь еще было?
— Да, полностью сменилась сетка программ, вместо «Сельского часа» и трансляции хоккейного матча между… между ЦСКА и Спартаком… показали художественный фильм «Человек с ружьем», а потом до самой программы «Время» была музыкальная заставка.
— А после программы «Время» что пошло?
— Там все уже в график вошло — по первой программе Кинопанорама, а по второй — очередная серия «Места встречи изменить нельзя»
— Хорошо… — задумался Романов, — а сами-то вы что думаете на этот счет? Про то, что в программе «Время» сказали?
— Ни на одну секунду этому не поверил, Григорий Романович, — достаточно искренним тоном заявил Гидаспов, — а сейчас после разговора с вами еще больше укрепился в своем мнении — состояние здоровья у вас, судя по голосу, отличное. Так что не сомневайтесь, ленинградская партийная организация целиком и полностью на вашей стороне. Кстати, что там с ядерным чемоданчиком, не подскажете?
— А что с ним может быть? — Романов оглянулся и нашел взглядом офицера, в обязанности которого входила связь с РВСН, — все под контролем, не сомневайтесь. Спасибо за поддержку, Борис Вениаминович, я этого не забуду.
Генсек снял наушники, оглянулся на группу сопровождающих лиц и начал растирать себе виски.
— Голова заболела, Григорий Васильевич? — участливо спросил Воронцов.
— Да, есть немного, — буркнул тот, — хорошо бы таблетку какую-то выпить от этого дела…
Воронцов тут же вытащил из кармана несколько штук заводских упаковок лекарственных средств.
— Пенталгин подойдет? — спросил он, выудив нужную по цвету коробку.
— Вполне, — Романов принял таблетку, закинул ее в рот, потом налил воды из графина, который стоял тут на приставном столике, а далее продолжил свою мысль, обратясь к секретарю обкома, — у вас же ведь есть свое местное телевидение?
— Так точно, товарищ Романов, — вытянулся тот по стойке смирно, — на улице Белинского есть областная студия. Вещает примерно на 250 километров по окружности.
— Мне нужен доступ к ней, — закончил мысль Романов, — и желательно побыстрее.
— Сейчас уже почти полночь, — в некотором замешательстве ответил Христораднов, — все жители страны спят… ну или почти все. Может быть перенесем это на утро?
Но тут встрепенулся главный областной КГБ-шник:
— А зачем ехать на улицу Белинского? Мало того, что это не совсем безопасно, так еще и в этом нет необходимости. Наше управление сможет обеспечить трансляцию телевизионного сигнала прямо отсюда.
— Отлично, — наклонил голову Романов, — обеспечьте все это… и ладно, не прямо сейчас, а к девяти утра, например.
— Тогда может приляжете отдохнуть? — взял на себя функции хозяина генерал Патрикеев, — диван в комнате отдыха для этого вполне подойдет.
— Можно, — расслабленно ответил генсек, — а вы куда пойдете отдыхать?
— Здесь рядом есть хорошая гостиница, Октябрьская называется, построена специально для таких случаев… когда приезжает много руководящих работников из других регионов. Остальные туда заселятся.
— Заселяйтесь, — разрешил Романов, — вот еще что… принесли бы сегодняшнюю прессу что ли, почитаю перед сном.
— Будет сделано, Григорий Васильевич! — ответил Христораднов, но по стойке смирно вытянулись все присутствующие.
Романов шаркающей походкой проследовал в комнату отдыха к своему дивану и рухнул на него практически сходу, все-таки день выдался непростой — с утра еще были беседы и встречи в Ле Бурже, потом перелет в Варшаву и нелегкий разговор с Ярузельским и на закуску получил дворцовый переворот на Родине, который еще предстояло пресекать и разруливать не совсем понятным способом. А ведь мне уже 62 года, подумал Романов, скоро 63 будет… для политика не так уж и много, вон Рейгану уже 74, а скачет, как горный козел… а де Голль и в 80 страной руководил… но 62 года это 62 года, а не 40 и не 50… можно начинать думать о пенсии.
— Григорий Васильевич, — прервал его тягостные раздумья офицер из девятки, — сегодняшняя пресса.
И он выложил на столик рядом с диваном с десяток газет, среди которых затесалась даже одна иностранная, Нью-Йорк-Таймс. Интересно, где они ее нашли в городе Горьком-то, поневоле подумал генсек, но вслух ничего не сказал, а отпустил офицера кивком головы и начал листать страницы…
Правда и Известия ничего нового не сообщили — про салон в Ле Бурже были небольшие заметки, но самого общего характера, с фотографиями нашей техники, но ни слова про то, с кем встречался генсек. В Комсомолке внимание привлекла заметка на второй полосе о встрече в Кремле товарищей Алиева и Кунаева, но как водится, о содержании беседы тоже был молчок, желающие могут догадаться сами. В Советской культуре выделялась разгромная статья о творчестве модного художника Глазунова… гм, подумал