— К сожалению, не захватил, — поежился в предчувствии разноса Уэбстер, — могу нарисовать словесный портрет… 35 лет, рост чуть выше среднего, шатен, по происхождению из поляков… да, на правой щеке шрам длиной пять сантиметров.
— Вспомнил, — наморщил лоб Рейган, — видел я его пару раз. Уберите его из администрации, мне неприятно будет знать о предателе под боком…
— Хорошо, — вздохнул директор ФБР, — решим этот вопрос в ближайшее время…
— А на чем его русские прихватили? — продолжил интересоваться президент.
— Вы будете смеяться, мистер президент, но ни на чем — этот Майкл инициативник. Сам предложил свои услуги.
— И почему же поляк решил продаться с потрохами русским? У поляков, насколько я помню, всегда с ними были напряженные отношения.
— По идейным соображениям, сэр, — пустился в объяснения Уэбстер, — этот Майкл левак, даже пытался вступить в Компартию США, но не довел дело до конца.
— И кто же его согласовал в мою администрацию, с такой биографией?
— Вы, мистер президент… — потупил взор Уэбстер, — он дальний родственник вашей супруги.
— Хм… — чуть не подавился Рейган, — ладно, замнем этот вопрос. Еще что-нибудь по обсуждаемой теме у вас есть?
— Конкретно по русским наверно все, — ответил Уэбстер, — но есть пара связанных топиков.
— Излагайте…
— Конечно, мистер президент, — начальник ФБР открыл свой блокнот где-то на середине и начал, — неприятные изменения в коммунистической партии — наши проверенные кадры неожиданно слетели со своих мест, вместо них там сейчас сидит непонятно кто.
— Там же главным был этот… — Рейган пощелкал пальцами, — Гэс Холл кажется…
— Точно, — подтвердил Уэбстер, — Гэс Холл, из семьи финнов, 20 лет был бессменным председателем, ФБР с ним конструктивно работало, а теперь там какой-то Генри Уинстон. И насколько нам стало известно, Советы резко сократили их поддержку. Даже не в разы, а просто на порядок — если, например, в прошлом году было передано два миллиона долларов с небольшим, наличными, через посольство в Вашингтоне, то в текущем году помощь составила всего сто пятьдесят тысяч.
— Этот самый Холл в президенты же баллотировался, — наморщил лоб Рейган, — в обе мои предвыборные кампании, помню я такой факт. Он еще в паре с Анжелой Дэвис выдвигался.
— Точно так, мистер президент, — подтвердил Уэбстер, — по сорок тысяч голосов получил оба раза, это сотые доли процента от общей численности американских избирателей.
— Я вообще не понимаю, почему их до сих пор не закроют, — задал наводящий вопрос Рональд, — откровенные же иностранные агенты под крышей КГБ.
— Один раз закрывали уже, — напомнил директор ФБР, — в пятидесятые годы. Комиссия Маккарти, если помните, работала в этот период. Ничем хорошим это не закончилось… пусть уж лучше легально работают, проще присматривать будет.
— На какие, собственно, средства они живут? — задал неожиданный вопрос Рейган, — кроме денег от русских, конечно.
— В нашем обществе всегда имелась достаточная прослойка, сочувствующая коммунистической идеологии, — пояснил Уэбстер, — вот они и делают соответствующие взносы. И потом — у нас же демократическое общество как-никак, все американские граждане имеют право на различные убеждения. Даже на такие экзотические, которые исповедует Компартия. Так мы о чем… — потер лоб он, — ах да, о смене руководства — это не смертельно, но и не очень приятно.
— А вообще как у Советов сейчас обстоят дела с помощью коммунистическим движениям? — спросил Рейган. — Я что-то слышал, что идет снижение по всем регионам.
— Совершенно верно, мистер президент, — оживился Уэбстер, услышав вопрос, на который у него имелся подробный ответ, — сочувствующие Советам партии и движения в Европе также получили в этом году гораздо меньше денежных вливаний. Не на порядок, конечно, но вдвое точно все упало.
— И с чем это связано? — продолжил интересоваться Рейган.
— С Романовым, конечно, мистер президент, — пояснил директор ФБР, — и с его новым внешним курсом.
— Общие суммы можете озвучить?
— Только оценочно, — Уэбстер перевернул пару листов в блокноте, — сами же понимаете, что бухгалтерия здесь исключительно черная… итого получается, что за 85 год, неполный, он еще не закончился, общие траты СССР на помощь иностранным политическим движениям составили около полутора миллиардов долларов. Что на тридцать-тридцать пять процентов меньше, чем в 84–м.
— Не сказать, чтобы очень много, но и не два цента, — выдал резюме Рейган.
Глава 27
— Мы ведь тоже помогаем нашим друзьям в других странах, — вмешался в разговор Кейси, — и спонсируем их на гораздо большие суммы, чем русские.
— Я все понял, — моргнул Рейган, — если у вас больше никаких новостей нет, тогда я озвучу свои пожелания.
Вся троица дружно открыла блокноты и приготовилась записывать умные мысли босса.
— Первое — нужно отследить местонахождение Алиева и Кунаева и постараться наладить с ними связь. Они сейчас озлоблены на Романова в частности и на всю советскую систему вообще. Такие люди нам пригодятся.
— Второе — делаем упор на межнациональные трения у Советов. Я понимаю, что вы и раньше этот аспект не упускали из виду, но сейчас надо бросить на него все имеющиеся силы и возможности. У них там очень много разных наций и народностей, отношения между ними часто напряженные — в эти зазоры и надо бить. К тому же дурацкая, иначе ее не назовешь, национальная политика в СССР сама по себе подталкивает к углублению этих трений. Так что нам просто Господом Богом велено подыгрывать Кремлю в этих вопросах.
— Вы имеете ввиду что-то конкретное? — спросил Кейси.
— Если хотите конкретику, то возьмите Украину — там много чего можно нарыть по этому вопросу, начиная с политики Петра Первого и заканчивая Голодомором. Ну и третий, наконец, пункт…
Рейган сделал небольшую паузу, потом продолжил.
— И тему с Афганистаном пока ставим на паузу… совсем сворачивать помощь моджахедам не надо, просто немного прикрутим кран.
— Немного это насколько? — уточнил Кейси, любивший точные цифры.
— Вдвое для начала, надо сделать хорошую мину для Романова — ответил президент и мановением руки отпустил всех троих.
Москва, госдача номер 6
Романов после ноябрьского пленума слег с непонятной болезнью, как только приехал на дачу в Заречье, так и повалился без сил. Возле него колдовала целая бригада медиков во главе с новоиспеченным начальникомуправления Минздрава Михаилом Лебедянцевым. Но пока без особенных успехов.
— Ну что, Михаил Андреевич, — спросил у него генсек в перерывах между сеансами интенсивной терапии, — плохи мои дела?
— Нет-нет, Григорий Васильевич, — попытался успокоить его врач, — все под контролем, скоро встанете на ноги.
— Да ладно вам, — горько усмехнулся Романов, — я же вижу, вы ни черта не понимаете, что со мной происходит… вот что сделайте… найдите и пригласите сюда Чазова, может он что-то поймет.
— Будет сделано, Григорий Васильевич, — взял под козырек Лебедянцев, — в кратчайшие сроки.
Не совсем в кратчайшие, конечно, сроки, но в течение дня Чазова отыскали и доставили пред светлые очи генерального секретаря.
— Приветствую вас, Евгений Иванович, — сказал слабым голосом Романов, — присаживайтесь, поговорим.
— И я тоже рад вас видеть, Григорий Васильевич, — ответил тот, усаживаясь на стул. — Наше расставание прошло как-то не совсем здорово…
— Согласен, — не стал отпираться генсек, — возможно, я поторопился со своими решениями. Но как говорится в народной пословице — лучше поздно, чем никогда. Я был неправ тогда на даче в Зеленом городе, поэтому приношу свои извинения.
— Извинения приняты, — ответил с довольным видом Чазов, — рассказывайте, что с вами стряслось…
Через час Романов смог сам встать с дивана и дойти до книжной полки. Оттуда он вынул толстый том Похождений бравого солдата Швейка и зачитал любимую цитату.
— Встретимся в шесть вечера после войны в трактире У чаши… хотя нет, могу задержаться, приходи в половине седьмого.
— Я понял ваш юмор, — с небольшой задержкой отреагировал Чазов, — однако давайте закончим наши дела.
— Так уже закончили, — отвечал ему Романов, поставив Швейка на место, — а относительно вас завтра выйдет отдельное распоряжение, ожидайте… да, а у вас-то самого как со здоровьем?
— Довольно странно задавать такой вопрос врачу… — сказал Чазов.
— Почему же, — парировал генсек, — есть же такая греческая, кажется, максима — врачу исцелися сам. Иначе какой ты врач, если себя вылечить не в состоянии…
— Понял, Григорий Васильевич, — смиренно склонил голову Чазов, — мне ведь тоже немало лет, 56 уже, а в этом возрасте сами знаете — если встаешь утром и у тебя ничего не болит, это значит, что ты умер…
— Я оценил ваш юмор, — продублировал генсек слова медика, — кстати — вы же, кажется, говорили, что родились рядом с этим… с Зеленым городом, где мы встретились. И что, заехали на свою историческую родину?
— К сожалению, не удалось, Григорий Васильевич, — потупил голову Чазов, — другие заботы навалились.
— А вы съездите, — наставительно поднял палец вверх Романов, — нехорошо забывать родных и близких… кстати и мне неплохо бы побывать в Псковской области — я там родился, знаете ли, деревня Зихново Боровичского уезда…
— Я вас услышал, — встал по стойке смирно Чазов.
— Отлично, тогда увидимся в скором времени.
Байконур
А тем временем на космодроме Байконур, он же Тюратам, в бескрайних степях Казахстана проходили последние приготовления к первому запуску комплекса Энергия с человеком на борту. А если точно, то с тремя человеками — вообще-то пилотируемый корабль, пристыкованный к ракете, был просторным и позволял вместить до восьми пассажиров, но на первый раз решили ограничиться минимальным количеством.
Из отряда космонавтов в Звездном городке придирчивая комиссия отобрала следующих товарищей — Леонид Кизим в роли командира, бортинженер Виктор С