— А откуда у вас эти сведения? — ответил вопросом на вопрос Олейник.
— Журнальчик такой недавно почитал, Спейс-Флайт называется… английское какое-то издательство выпускает, слышали?
— Если честно, то нет, — признался генерал.
— Так вот, в нем ведется скрупулезный подсчет космических стартов всех стран, участвующих в этой гонке. Причем с указанием цели выводимых в космос грузов… так вот — СССР по выводу разведывательных спутников лидирует, как… ну не знаю, как Мохаммед Али в мировом боксе. В месяц по 3–4 штуки мы их запускаем, тогда как американцы столько же, но в год. Почему так, не расскажете?
— Я не сильно большой специалист в космической технике, — ответно потер затылок Олейник, — разве что в двух словах могу сказать, что знаю…
— Давайте в двух словах, — разрешил ему Романов.
— Все дело в несовершенной фото- и кино-технике — у американцев она гораздо чувствительнее и дает четкие снимки с более высоких орбит. Мы же вынуждены запускать спутники на высоту 150–200 километров, где есть еще следы земной атмосферы — спутники тормозятся ей и сходят с орбиты в течение месяца-двух. А у американцев они годами летают на более высоких орбитах.
— Плохо, — с чувством ответил Романов, — каждый запуск это ведь миллион рублей, не меньше…
— Запуск Союза стоит полтора миллиона…
— И плюсом к этому стоимость самого спутника, верно? Надо эту ситуацию как-то менять…
— Задачу понял, Григорий Васильевич, будем менять ситуацию! — браво вытянулся Олейник, но генсек посмотрел на него с большим сомнением — тут надо других людей напрягать, с этого толк вряд ли выйдет.
— А можно посмотреть на старт Союза вживую? — неожиданно перепрыгнул он на другую тему. — Не из этого помещения?
— Сейчас я согласую вопрос, — и начальник полигона мгновенно исчез, будто его здесь и не было.
Вернулся он достаточно быстро и даже не запыхавшийся, сообщил он следующее.
— Можно выдвинуться к наблюдательному пункту номер три, это всего в километре от точки запуска Союза.
— Отлично — выдвигаемся, — ответил Романов, — далеко это отсюда?
— Тоже приблизительно километр… только одеться бы надо, холодно сегодня.
Романову быстро принесли овчинный тулуп и шапку из кролика — он это одел и стал удивительно похож на Шурика в третьей части «Операции Ы», только без очков. Сопровождать его на пункт номер три вышли трое, кроме Олейника еще охранник из девятки и бравый капитан из ЦУПа. Дорожка была наезженная, так что добрались они до места за минуты. Наблюдательный пункт представлял собой врытую в землю долговременную огневую точку с бетонными стенами толщиной в метр и амбразурой, вытянутой в сторону стартовой площадки, в нее прекрасно был виден Союз, готовящийся к запуску.
— Тут гораздо интереснее будет, — сказал Романов, припав к амбразуре.
— Совершенно с вами согласен, — ответил ему Олейник, а сопровождающий капитан тем временем вытащил из ниши телефон, самый стандартный советского типа с диском, и начал дозваниваться до кого-то.
Через минуту он повернулся и доложил, что связь с ЦУПом установлена — оттуда будут передавать всю информацию по запуску.
— Хорошо, транслируйте команды из ЦУПа голосом, — предложил ему Романов, а потом добавил Олейнику, — а вы их расшифровывайте, ладно?
— Сброс штепсельного разъема, — сказал капитан, а генерал прокомментировал, — это отрыв сервисного разъема от обтекателя корабля, вон его можно видеть с правой стороны.
— Ага, вижу… что дальше?
— Минутная готовность… это не до старта минута, а до команды «ключ на старт», — пояснил генерал, — следом будет собственно «ключ на старт», по ней подготовка старта переводится в автоматический режим.
— Протяжка-1, продувка, — сказал капитан.
— А вот всегда хотел узнать, что это за протяжка — что там протягивают? — поинтересовался Романов.
— Все просто, Григорий Васильевич, — ответил Олейник, — на КП начинает протягиваться бумага в самописцах, которые регистрируют параметры ракеты… а протяжка-2 это то же самое, но для стартового комплекса.
— Продувка, — продолжил капитан и сам же объяснил, — по этой команде продуваются жидким азотом все элементы двигателей…
— А зачем?
— Освобождение от паров горючего и окислителя… противопожарные меры. Ключ на дренаж…
— Закрытие дренажных клапанов, — пояснил генерал, — по этому сигналу прекращается стравливание кислорода в атмосферу.
— Вижу, — отозвался Романов, — облачка пропали.
— Земля-борт, отходит кабель-мачта, ракета переходит на автономное питание.
Эта мачта действительно отклонилась в сторону.
— Пуск… зажигание… предварительная… промежуточная… главная… подъем…
Эти пункты расшифровки собственно не требовали, поэтому Романов просто смотрел в амбразуру, не отвлекаясь. Ракета с некоторой натугой начала карабкаться вверх и через непродолжительное время превратилась в точку на горизонте.
— 30 секунд, полет нормальный, — продолжал передавать от телефона капитан, — 60 секунд, полет нормальный…
Глава 11
— Отделение первой ступени, — продолжил бубнить капитан.
— Красиво падает, — заметил Романов, — по баллистической траектории. А куда она упадет?
— Чуть дальше нашего полигона на восток, — ответил генерал, — там специальная полоса выделена для этих целей.
— Высота 50 километров, — сказал капитан, — отделение второй ступени… а кстати, устройство Р-12М достигло цели — отклонение составило около ста метров.
— Потом прокрутите мне пленку, как боеголовка в атмосферу входит, — попросил Романов.
— Конечно, Григорий Васильевич, — кивнул Олейник, — только там ведь интересного мало… примерно как метеорит падает, огненная точка и все.
— Хорошо… что там с Союзом? — справился Романов, адресуя это в основном капитану.
— Сброс второй ступени прошел, — отрапортовал он, — все параметры в норме, отклонений нет.
— И дальше что будет?
— Дальше будет низкая околоземная орбита, — доложил генерал, — и небольшие коррекции разгонным блоком, чтобы спутник занял нужное положение. Это может занять и сутки, и двое.
— Понял, — ответил генсек, — ну что, тут больше делать нечего, пойдем обратно… — и он тут же добавил неожиданную вещь, — а космодром отсюда все же надо перебазировать куда-нибудь южнее… не в Кушку, конечно, поближе, а Полярный круг совсем не место для него.
БЖРК Молодец
А в ЦУПе Романов высказал еще более удивительную мысль.
— Я хочу проехать на этом вашем Молодце… у него же все равно маршрут будет в центр, вот в Москве меня и высадят.
— Даже не знаю, что и сказать, Григорий Васильевич, — заволновался генерал, — это ведь против всяких правил, и наших, и ваших…
— Правила на то и существуют, чтобы их иногда корректировать, — наставительно заметил генсек, — проясните вопрос.
На этот раз Олейник отсутствовал добрый час, видимо вопрос действительно был сложным. Романов успел полностью просмотреть пленку относительно приземления боеголовки на полигоне Кура — там и точно ничего примечательного не значилось, в точности, как вход метеорита в атмосферу. В конце только что-то взметнулось с земли, как при сильном взрыве.
А тут и генерал вернулся с вестями о решении вопросов.
— Все в порядке, Григорий Васильевич, — улыбаясь, заявил он, — вы будете приняты в команду БЖРК на должность стажера-испытателя. Сегодня вы переночуете в нашей гостинице, а завтра утром вольетесь в дружные ряды подразделения бронепоезда… только инструктаж придется прослушать, это обязательное условие… и одежду сменить на уставную.
— Конечно, — не стал спорить Романов, — инструктаж прослушаю, одежду сменю.
А наутро Генеральный секретарь ЦК КПСС стоял в форме прапорщика Советской Армии (другой почему-то на складе не нашлось) у выездных ворот из ангара, где обслуживался БЖРК «Молодец» с порядковым номером 2.
— А где номер первый? — это был первый его вопрос, когда он забрался в штабной вагон, второй с головы поезда.
— Номер первый, товарищ главнокомандующий, — вытянулся начальник поезда, — базируется в Ростовской области, возле Кротова.
— А маршруты у вас пересекаются?
— Наши маршруты это государственный секрет высшей степени, — ответил полковник, — утверждаются в Генштабе, и даже вам я не могу их сообщить.
— Хорошо, не буду настаивать, — ответил генсек, — покажите мне внутреннее устройство поезда — это не под запретом?
— Нет, это вполне допустимо, — слегка улыбнулся Нечипоренко, — пойдемте, товарищ прапорщик.
Романов покорно проследовал за ним, по дороге он услышал какое-то шипение, раздавшееся со стороны левой стенки вагона.
— Что это? — спросил он.
— А… — подумав, ответил полковник, — это наддув вагонов… у нас тут поддерживается давление чуть выше атмосферного… на всякий пожарный случай, чтобы вероятный противник не сумел отравить всех нас газом снаружи.
— Толково придумано, — констатировал Романов.
Они прошли в первый вагон, находящийся сразу за спаркой локомотивов.
— Здесь у нас расположено силовое прикрытие, — сообщил начальник поезда, — двадцать пять бойцов спецназа с соответствующими боевыми средствами. В случае непредвиденных обстоятельств они осуществляют прикрытие нашей боевой части до прибытия подкрепления. Вот их командир, майор Звягинцев.
Майор отдал под козырек и вытянулся в ожидании вопросов от высокого гостя.
— Я слышал краем уха, — сказал ему Романов, — что вас называют черными автоматчиками — это верно?
— Так точно, товарищ главнокомандующий, — доложил майор, — именно так и называют.
— А почему?
— Наверно из-за черной формы, — предположил майор, — а также из-за приказа патронов не жалеть и пленных не брать. Работаем по-черному…
— Покажите мне ваше вооружение, — зачем-то, сам не зная зачем, попросил Романов.
— Так точно, — майор повернулся через левое плечо и пошел в конец вагона, а Романов с Олейником за ним.
Он открыл там крайнее купе и предложил им зайти внутрь.