[45].
Большая часть европейских армий состоит из своих граждан и находящихся на жалованье иностранцев. Крестьяне и граждане дают определенное количество средств для содержания солдат, которые обязаны их защищать, сами же они не принимают участия в сражениях. Поэтому нанимается в солдаты небольшое количество жителей страны, а именно – ленивцы, склонные больше к праздности, чем к труду, расточители, ожидающие от солдатской службы большой вольности, но малого наказания, своевольные юнцы, не повинующиеся своим родителям, которые из легкомыслия добровольно идут в солдаты. Все они едва ли больше, чем иностранцы, преданы своему государю.
Какое различие между этими солдатами и римлянами, которые овладели всем светом! Люди, которых в наши времена во всех армиях бывает столь много, для римлян были вовсе неизвестны. Эти мужи, воевавшие за свое семейство, за своих домашних богов, за римские гражданские права и за все то, что в их жизни более всего было им любезнее, никак не помышляли о том, чтобы лишиться многих выгод через позорные поступки; ибо что, как не это, может обеспечить безопасность великих европейских государей? В некоторых случаях их народы очень похожи на римлян, и ни один из них перед другим ни в чем не имеет преимущества, исключая только швейцарский народ, который одновременно является гражданином, крестьянином и солдатом. (Но если швейцарцы выходят на сражение, тони один из них не остается в деревне для обработки земли, следовательно, они тем самым причиняют больше вреда себе, чем неприятелю.)
На этом закончим рассуждение об иностранных солдатах, состоящих на жалованье. Что же касается того, каким образом великому государю вести войну, то здесь я с Макиавелли одного мнения.
Каждому сильному государю надлежит командовать своим войском. Его армия должна быть его столицей; к этому обязывают его собственная выгода, долг и честь. Подобно тому, как он поставлен совершать правосудие, равным образом правитель является и защитником своих подданных. Это наиважнейшая часть его деятельности, и поэтому он этого не должен доверять никому, кроме самого себя. Его собственная польза требует, чтобы он находился при своей армии. Ибо если все повеления исходят лично от него, то и их исполнение последует тогда наискорейшим образом.
Его присутствие кладет конец разномыслию между его генералами, которое так же вредно для армии, как и для дела государя. Оно же состоит в том, чтобы обеспечить наилучший порядок снабжения армии всем необходимым, ибо без этого даже сам Цезарь не справился бы со стотысячным войском. Также если государь, будучи при войске, повелевает вступить в бой, то он командует и расположением армии, и ведением боя, внушая своим присутствием бодрость и веру в победу, ибо он, находясь перед строем, подает войску пример.
Однако многие скажут, что не всякий государь родился солдатом ичто многие из них не имеют необходимых для ведения сражения разума, опыта и отваги. Я сам признаю это. Ноне находятся ли при армии искусные генералы? От государя требуется только следование их советам, и война при всем том всегда будет вестись лучше, чем если бы генерал подчинялся указаниям отсутствующего на поле боя военного совета, не имеющего возможности рассуждать о ходе сражения, – а ведь это и самого искусного стратега делает неспособным доказать свое умение.
Глава XIIIО вспомогательном войске
Макиавелли весьма много говорит, утверждая, что разумному государю лучше быть побежденным со своим народом, нежели победить с помощью чужого.
Мне кажется, что человек, подвергающийся опасности утонуть, мало станет обращать внимания на то, если бы кто ему сказал, что непристойно поручать спасение своей жизни кому-то другому; следовательно, лучше ему утонуть, нежели схватиться за канат, которой подают для спасения. Если рассмотреть это правило Макиавелли, то оно способно внушить государям довольно сильный страх. Однако обеспокоенность государей по поводу генералов или вспомогательного войска всегда была очень вредна. Из-за этого множество побед было упущено, да и само усердие здесь вредило государям больше, чем неприятели. Действительно, Макиавелли всеми силами старался внушить государям подобные опасения. Он хочет, чтобы они не доверяли своему народу, а следовательно, и своим генералам и вспомогательному войску. Эта недоверчивость очень часто была причиной многих несчастий, и не один государь потерпел поражение, поскольку не пожелал делиться со своими союзниками.
Правда, государь не должен воевать только с одним вспомогательным войском, но по большей части ему надлежит быть в состоянии оказывать такую же помощь, которую он получает от других государей. Это правило звучит следующим образом: «Ты должен находиться в таком состоянии, чтоб ни союзника, ни врага своего не имел причины бояться». Но если кто единожды вошел уже с кем в союз, то его следует хранить с верностью. Сколько времени Англия и Голландия были в союзе против Людовика XIV, столько же времени они были победителями, и ни Евгений[46], ни Мальборо[47] не смели восстать против них. Но как только Англия отступилась от союзников, сразу укрепился Людовик[48]. Государи, не имеющие нужды в смешанном и вспомогательном войске, очень хорошо поступят, если исключат их из своей армии, но поскольку в Европе очень мало таких государей, то я думаю, что они вынуждены будут мириться с вспомогательным войском до тех пор, пока населения их страны не будет достаточно для создания собственной армии.
Макиавелли говорит только о малых государях, но и в их отношении его сведения незначительны. Он не в состоянии сказать ничего важного и справедливого, поскольку он нечестный человек.
Кто воюет с помощью чуждого народа, тот слабый государь, но если он воюет вместе со своим и иностранными народами, тогда он бывает очень силен.
Когда же три Северных государя[49] отобрали у Карла XII его немецкие земли, это предприятие было осуществлено с помощью разных народов и их союзников, да и во время войны, предпринятой Францией по поводу польского наследства в 1734 году, она опиралась, со своей стороны, на испанцев и савойцев.
Но что остается сказать Макиавелли при столь многих примерах? Он не захотел растолковать приведенную им аллегорию, связанную с библейской историей о Сауловом оружии и о Давиде[50].
Сравнение не может быть доказательством. Я согласен с тем, что вспомогательное войско иногда бывает для государя обременительно, ноя спрашиваю, не стоит ли с охотой принять эту тяжесть, если можно выиграть при этом города и области?
Говоря о вспомогательном войске, Макиавелли также упоминает и о швейцарцах, состоящих на французской службе. Бесспорно, что французы с их помощью выиграли многие битвы, и если бы Франция отказала швейцарцам и немцам, состоящим унее на службе, то войска ее из-за этого могли бы оказаться приведенными в негодность.
Однако достаточно говорить об этих заблуждениях Макиавелли. Теперь я намерен исследовать заблуждения, связанные с его учением о нравах. Примеры, о которых говорит Макиавелли государям, таковы, что не только здравый рассудок, но и здравую науку об управлении они вводят в заблуждение. Он вспоминает Гиерона, который решил, что равным образом опасно и иметь вспомогательное войско, и отказывать ему от службы, и поэтому повелел изрубить наемников в куски. Ведь такого рода дела бывают противны всякому, читающему о них в различных историях. И всякий почувствует великое негодование и омерзение, если увидит эти примеры в книге, предназначенной в наставление государям.
Однако, что касается государей, которым Провидение определило управлять человеческими судьбами, то это омерзение свойственно им в меньшей степени – по мере того, как они перестают его бояться. Поэтому тем, кому предначертано управлять человеческими судьбами, надлежит искоренять злоупотребление неограниченной властью. В Европе мало таких государей, которых бы не возмущало злодеяние Гиерона Сиракузского, поскольку им вспомогательное войско не опасно, так как собственных солдат уних больше.
Я не считаю, что описание этих древних времен является подлинным, но если справедливо то, что они повествуют о Гиероне II Сиракузском, тоя бы никому не советовал следовать этому примеру. Говорят о нем, что он во время сражения против мамертинцев разделил армию свою на две части, из которых одна состояла из вспомогательного войска, а другая – из жителей государства. Первых он позволил уничтожить всех до одного, чтобы одержать победу с помощью других. Если бы император Леопольд в войну 1701 года таким же образом принес в жертву англичан, то было ли бы это безопасным средством победить Францию? Мне кажется, что это было бы бесчеловечно или было бы чрезвычайно опасной глупостью, как если бы отрубить себе левую руку, чтобы удобнее было сразиться правой.
Глава XIVСледует ли государю помышлять только о войне. Отвлечение, связанное с рассуждением об охоте
Всем людям, состоящим на военной службе, свойственна педантичность, имеющая основание в избыточном рвении. Каждый солдат становится педантом, если он почти все внимание уделяет мелочам. Если же он превозносит это свое рвение, то он уподобляется Дон Кихоту. Макиавелли своим энтузиазмом подвергает своего государя опасности стать посмешищем в глазах света. Уделяя чересчур большое внимание военному делу, он требует, чтобы государь был только солдатом. Таким образом он превращает того в Дон Кихота, воображение которого наполнено одними только ратными подвигами, крепостями, укреплениями, атаками, линиями и нападениями. Государь исполняет свой долг лишь наполовину, если он помышляет только об одной войне. Несправедливо суждение, что государю никем другим не надлежит быть, кроме как солдатом. В первой главе я упомянул, что государи являются судьями, что генералами они становятся под воздействием обстоятельств. Что же касается государя Макиавелли, то он напоминает мне богов Гомера, которые никогда не изображаются справедливыми. О них всегда повествуют как о сильных и могущественных. Макиавелли, ничего не зная о началах правосудия, являет нам только насилие и корыстолюбие, забавляя нас одними лишь низкими идеями, и его ограниченный разум способен понять только те вещи, которые связаны с наукой управления, приемлемой малыми государями. Лодовико Сфорца, например, имел причину думать об одной только войне потому, что он у других все отнимал беззаконно.