Глава XXVО влиянии фортуны на дела этого мира и о том, как можно противостоять ему
Вопрос о человеческой свободе содержит в себе одну из тех задач, которая подвигла многих философов к размышлениям и которую пытались решить многие богословы. Защитники свободы говорят: если люди не имеют последней, тогда Бог действует в них; следовательно, с помощью человека он осуществляет убийство, воровство и все злодеяния, что никак не соответствует его святости. Более того, если всевысочайшее Существо будет отцом беззаконий и причиной всех несправедливостей, тогда преступников не следует наказывать, следовательно, нет на свете ни злодеяний, ни добродетели. Но поскольку это гнусное предположение противоречиво в себе самом, то не остается ничего иного, как допустить существование свободы.
Противники этого скажут, что в этом случае Бог уподобляется архитектору, который действует в темноте, если он при сотворении мира не знал того, что в нем будет происходить. Часовой мастер, скажут они, знает действие даже самой малейшей детали в своих часах, ибо он знает то движение, которое придал этому механизму, и для чего он сделал каждую шестеренку. И Бог поэтому, как бесконечное и премудрое Существо, не должен быть бессильным свидетелем человеческих действий. Как можно, чтобы Бог, все дела которого несут на себе печать Его порядка и который все вещи подчинил постоянным и неизменным законам, только одного человека мог сделать неподвластным. В этом случае не Божественное Провидение управляло бы миром, но человеческое своенравие. Поэтому из человека и Бога надлежит избрать того, кто является источником закономерного движения. Понятно, что скорее человека следует признать ведомым, поскольку именно он подвержен слабости и непостоянству. Таким образом, разум и слабости являются той цепью, с помощью которой десница Провидения управляет человеческим родом, чтобы вести его через препятствия, которые предопределены вечной премудростью.
Таким образом, приближаются они к одной пропасти, когда стремятся избегнуть другой. Философы взаимно ввергают себя в бездну нелепостей; богословы же борются во мраке и из любви к нему себя проклинают. Эти партии сражаются между собою так же, как некогда боролись карфагеняне с римлянами. Когда первые опасались увидеть римское войско в Африке, то переносили пламя войны в Италию, и когда в Риме от Ганнибала, которого римляне боялись, стремились избавиться, то посылали Сципиона с легионами под Карфаген. Философы, богословы и многие «герои силлогизмов» имеют те же самые качества, что и французы. Они во время приступа храбры, но могут вдруг проиграть, если не позаботятся о защите. Один из остроумнейших людей говорил по этому поводу: Бог является отцом всех сект, ибо Он дал всем равное оружие, одну добрую и одну худую сторону.
Макиавелли, заимствуя вопрос о свободе и предопределении из метафизики, включил его также и в политическую науку. Однако эта тема не дает ему никакого материала, который бы подходил для учения о государстве. Здесь бесполезно спрашивать о том, что является причиной происходящего: свобода, удача или случайность. Единственно, о чем мы должны помышлять, так это о совершенствовании разума.
Счастье и случай – это слова, которые зависят от чувства. Они, по-видимому, обязаны своим происхождением глубокому неведению: эти имена даются вещам тогда, когда причины произошедшего еще неизвестны.
То, что простой народ называет счастьем Цезаря, является не чем иным, как собранием всех тех приключений и обстоятельств, которые сопутствовали намерениям этого честолюбивого государя. Но что подразумевалось под несчастьем Катона[82], то было случившимися с ним внезапными неудачами, а за ними так быстро последовали несчастья, которые он не мог предвидеть и отвратить.
Что следует разуметь под словом «рок», нельзя объяснить иначе как на примере игры в кости. Бывает, что мне вместо двенадцати выпадает семь очков. Если с помощью естественных причин рассмотреть то, что последовало за бросанием, то надо иметь необычное зрение, чтобы увидеть, какое положение получали кости в стакане. Один раз или более они переворачивались? Достаточное ли движение они получили? Собрав все эти причины воедино, мы получим то, что называют случаем или роком.
Как долго будем мы, люди, ограниченными существами, которые понятия не имеют о том, что они называют роком? Мы обязаны исследовать естественные причины, однако жизнь наша столь скоротечна, что разум не в состоянии все это согласовать между собой.
Я намерен представить некоторые примеры и сих помощью ясно доказать, что не может человеческий разум все предвидеть. Первый пример – это внезапное нападение на город Кремону, которое с необыкновенной смелостью и остроумием задумал принц Евгений и которое он с чрезвычайной отвагой осуществил. Но что за этим последовало? Его намерение ему изменило. Принц Евгений вошел в город утром по каналу для нечистот, который был ему показан одним из священников. Он, вне всякого сомнения, захватил бы город, если бы ему не помешали два случая. Во-первых, городской полк вышел на учения раньше обычного и удерживал участок прорыва неприятеля до подхода остального гарнизона. Ошибся и тот проводник, который принца Водемонта должен был подвести к городским воротам, поэтому, когда этот принц подошел к городским воротам, было уже поздно[83].
Другой пример, который я хочу привести, касается заключения мира, то есть событий, которые произошли в конце войны за Испанское наследство между Англией и Францией. Ни министры императора Иосифа, ни самые великие философы и искуснейшие политики не могли предвидеть того, что пара перчаток может изменить судьбы всей Европы. А произошло следующее.
Герцогиня Мальборо была тогда гофмейстериной при королеве Анне, в то самое время, когда ее супруг в брабантском походе пожинал лавры и богатство. Герцогиня с помощью милости королевы поддерживала интересы мужа при дворе, а он своими победами возвышал свою супругу. Таким образом, пока она была при королеве, противостоящие герцогу Мальборо тори не могли преуспеть в стремлении заключить мир. Но герцогиня лишилась благоволения королевы из-за ничтожной вещи. Королева и герцогиня заказали одинаковые перчатки. Нетерпение заставило герцогиню принудить перчаточницу изготовить ее пару быстрее, чем королевскую. С другой стороны, и королева желала получить свою пару раньше герцогини. Между тем одна из противниц герцогини при дворе уведомила королеву о желании Мальборо получить перчатки раньше нее. Королева с этого времени хотя и продолжала смотреть на герцогиню как на наперсницу, однако уже не могла мириться с ее гордостью. И наконец, когда мастерица пожаловалась королеве на то, что герцогиня принуждает ее сделать перчатки раньше, королева окончательно разгневалась. Такое ничтожное событие имело следствием неприятности, которых стоит ожидать от королевской немилости. Тори воспользовались случаем, чтобы укрепить позиции своей партии при дворе.
Вместе с немилостью королевы к герцогине Мальборо оказались в немилости при дворе и виги, и те, кто представлял императора и его союзников при английском дворе. Таким образом Провидение смеется над всей мудростью и величием человека, показывая, что столь смехотворные причины оказываются в состоянии изменить судьбы монархий.
В результате женщины избавили Людовика XIV от таких обстоятельств, в которых ни его остроумие, ни армия, ни вся его сила не могли бы ему помочь. Именно они принудили союзников заключить мир против их воли[84].
Такого рода случаи очень редки, и они не могут принизить человеческий разум. Они подобны тем болезням, которые, хотя и причиняют нам неприятности, все же не могут помешать наслаждаться телесным здоровьем.
Поэтому необходимо, чтобы власть имущие стремились совершенствовать свой разум. Однако этого недостаточно; для того, чтобы быть удачливым в делах, нужно уметь соотносить свои действия с обстоятельствами, а это бывает очень трудно.
Вообще я говорю о двух типах людей, о тех, кто обладает энергичным и медлительным характером. Это различие в характерах имеет свои следствия. Государь не может, подобно хамелеону, изменять свое обличие. Иные времена способствуют людям дерзновенным, которые, казалось бы, рождены для битв, войн и всякого рода возмущений. Беспокойный характер и недоверчивость, свойственные многим великим государям, дают возможность неприятелю воспользоваться их несогласием. Таким образом междуусобицы американских индейцев помогли Фердинанду Кортесу покорить Мексику.
В другие времена мир не развивается так быстро. Он требует, чтобы им управляли с послаблением и кротостью. Тогда ничего от правителя не нужно, кроме разума и предосторожности, и в управлении господствует благословенная тишина, которая наступает, как правило, после великого волнения.
В такое время переговорами добиться можно гораздо большего, чем войнами, и то, что не достигается оружием, может быть получено с помощью пера и чернил. Но чтобы великий государь во всех случаях мог добиваться своего, ему следует учиться у разумного кормчего.
Если бы полководец в соответствующее время был отважным и осторожным, он мог быть почти непобедимым. Фабий[85] превосходил Ганнибала только своей медлительностью. Этот римлянин знал совершенно точно, что карфагеняне имели недостаток в деньгах и нуждались в пополнении войска и что он, не вынимая меча из ножен, может победить всю армию, которая с каждым днем таяла от голода и лишений. Политика же Ганнибала состояла в стремлении к сражению. Власть его опиралась на случай, от которого он ожидал очень скорых выгод. Он заставлял людей подчиняться, давая почувствовать им свою силу в ужасных и вспыльчивых поступках.
Если бы баварский курфюрст и маршал де Таллар в 1704 году не выступили из Баварии к Бленхейму, то они, без сомнения, овладели бы всей Швабией, поскольку союзная армия из-за недостатка в съестных припасах не могла более находиться в Баварии. Ей необходимо было немедленно отступать к Майну и затем распустить все свое войско. Это не случилось из-за того, что курфюр