Анти-Макиавелли. Наставление о военном искусстве к своим генералам — страница 4 из 27

Макиавелли рассматривает эти вещи только с одной стороны. Он, имея в виду единственный образ правления, думает, что могущество Оттоманской Порты и Персидского государства основывается лишь на общепринятой у этих народов негуманности, и на том еще, что только один человек, считающийся главой государства, возводится ими на престол. Он думает, что неограниченная власть, таким образом утвержденная, является самым безопасным для государя средством спокойного царствования и противостояния неприятелю. Во времена Макиавелли было принято считать, что знатность и дворянство во Франции некоторым образом делят власть с государем, который в случае возмущения может оказаться в опасности.

Но я не уверен, что султан находится в меньшей безопасности, чем король. Различие между ними состоит только в том, что турецкий император принимает смерть от янычар; в отличие от него же, некоторые французские короли были погублены бродягами, монахами или чудовищами, монахами вскормленными. Однако Макиавелли больше рассуждает в этой главе о политических изменениях, нежели об особенных случаях. Он в самом деле добрался до некоторых пружин различий между народами, но, по моему мнению, главнейших перемен он не исследовал.

Различие климата, питания и воспитания людей создают абсолютное неравенство между ними в жизни и умонастроении, а в этом и заключается причина того, что итальянский монах является человеком совсем другого рода, нежели китайский мудрец. Темперамент остроумного, но при том ипохондрического англичанина весьма отличается от кичливой отваги испанца, да и француз также мало имеет общего с голландцем, подобно тому как живость обезьяны отличается от медлительности черепахи.

Давно замечено, что восточные народы весьма строго придерживаются древних своих обычаев и от них никогда не отклоняются. Их старинные традиции, отличающиеся от европейских законов исповеданием веры, обязывают их противостоять народам, которых они считают неверными и которые могут нанести ущерб их государям. Те же обычаи заставляют отвращать всё, что может поколебать их исповедание. В результате, хотя их монархи часто бывают низвержены, государство остается целостным.

Образ жизни французского народа, во всём отличный от мусульманского, являлся отчасти причиной политических перемен, происходящих в этом государстве. Легкомыслие и непостоянство характеризуют этот любви достойный народ. Он беспокоен, своеволен и многие вещи ему быстро наскучивают, его тяга к переменам касалась и важнейших вещей. Кажется, что столь любимые и ненавидимые французами кардиналы, в течение длительного времени управлявшие государством на пользу себе[7], использовали правила Макиавелли ради низвержения знатных лиц и прилаживания к характеру своего народа, чтобы таким образом предотвращать народные возмущения, которые из-за легкомыслия французов постоянно угрожали государству. Политика кардинала Ришелье не имела другой цели, кроме унижения знати, дабы тем самым возвысить власть государя и положить ее в основу управления. В этом он так преуспел, что до сего времени не видно во Франции никаких привилегий и признаков власти и силы, которые могли быть употреблены во зло знатными людьми.


Антуан Песне. Фридрих Великий и его сестра Вильгельмина, 1714


Антуан Песне. Портрет Софии Доротеи фон Брауншвейг-Люнебург, 1737


Кардинал Мазарини последовал во всём примеру кардинала Ришелье, которому после многих попыток, встречавших ожесточенное сопротивление, удалось лишить парламент основных преимуществ, и сегодня общество во Франции представляет лишь тень того, которое существовало ранее. Иногда случается и ныне, что оно заявляет о себе, но, как правило, ему затем приходится в этом раскаиваться.

Настоящее политическое искусство, побудившее министров учредить во Франции неограниченную власть, научило их также и тому, чтобы поддерживать в народе легкомыслие и непостоянство, – чтобы тот был менее опасен. Для этого устраивается много такого, что способствует бесполезному времяпровождению. Отмена привычного общественного устройства привела к тому, что те же самые люди, которые долгое время противоборствовали императору, которые в оные времена могли пригласить в государство стороннее вспомогательное войско, или восставать против Генриха IV и в то время, когда он находился в младенческом возрасте, учредить великие беспорядки[8], так вот, эти же французы, утверждаю я, ничем другим сегодня не заняты, кроме как стремлением следовать изменчивой моде, и потому довольно часто меняют свои склонности. Таким образом, взирая с удовольствием на одну вещь сегодня, завтра они ее презирают, показывая во всех своих делах непостоянство и легкомыслие – в том числе и по поводу своих любовниц, жилища и времяпровождения. Однако, несмотря на всё это, сильные армии и большое число их крепостей убеждают их в том, что владеют они своим государством прочно, что позволяет им не страшиться ни внутренней брани, ни военных предприятий соседних держав.

Глава VО завоеванных государствах

Как управлять теми городами и княжествами, которые до завоевания имели собственные законы? По мнению Макиавелли, нет никакого иного средства удержать в подчинении вновь завоеванное вольное государство, кроме как его разорение, и это он считает самым безопасным способом избежать возмущений впоследствии! Несколько лет назад один англичанин покончил жизнь самоубийством. После его смерти была найдена на столе записка, в которой, оправдывая свое злодеяние, он уведомляет, что лишил себя жизни для того, чтобы никогда не болеть. Этот случай подобен разорению нового царства завоевателем, предпринятого для того, чтобы никогда его не лишиться. Я уже не говорю о человечности здесь, ибо это понятие вовсе чуждо Макиавелли.

Его, однако, можно опровергнуть собственным его оружием – корыстолюбием, душой его книги, богом его науки об управлении, а также собственными его злодеяниями. Макиавелли говорит, что государь, овладевший вольной державой, должен разорять ее для того, чтобы владеть ею без опаски. Но зачем тогда предпринял он это завоевание? Ответом будет, без сомнения, что оно необходимо было для увеличения его силы и могущества.

Именно это я и хотел доказать: он делает совершенно противоположное тому, к чему стремится. Ибо завоевание обходится ему весьма дорого: он опустошает те земли, которые могли принести ему вред, если бы их население восстало. Всякий согласится со мною в том, что обладание опустошенной и лишенной всех жителей землей никак не делает сильным государя. Я считаю, что если бы какой-либо монарх имел пустоши, простирающиеся от Либена до Баркана, то это обладание не сделало бы его земли плодоноснее, и я уверен в том, что миллион барсов, львов, крокодилов с миллионами подданных, с изобильными городами, гаванями и многочисленными кораблями, с трудолюбивыми гражданами, солдатами и со всем тем, чего можно ожидать от многолюдной земли, нельзя поставить ни в какое сравнение с опустошенным краем. Всякий со мной согласится в том, что сила какого-либо государства не связана с обширностью его пределов; но с количеством живущих в нем людей. Взять хотя бы Россию и Голландию, в первой мы видим не что иное, как болота и бесплодные острова, возникшие из лона обширного океана, напротив, Голландия – малая республика, которая занимает площадь не более чем на сорок восемь в длину и на сорок миль в ширину. При всём этом она является небольшим политическим телом, имеющим многочисленные внутренние связи. Многочисленный и трудолюбивый народ обитает на этой земле, и он очень силен и богат. Голландия смогла сбросить с себя иго испанского господства, господства самой сильной в те времена монархии в Европе. Торговля этой республики простирается до отдаленнейших частей света, в военное время она способна содержать пятьдесят тысяч человек войска, не говоря уже о сильном и весьма боеспособном флоте.

Но если вы обратите свой взор на Россию, то перед глазами предстанет неизмеримое государство, – земли его занимают огромную часть суши. Это государство с одной стороны граничит с Великой Татарией[9] и Индией, а с другой стороны с Черным морем и Венгрией; пределы его простираются до Польши, Литвы и Курляндии. Швеция граничит с ним с севера. Россия простирается в ширину на триста, а в длину более чем на шестьсот немецких миль[10]. Земля эта плодоносна хлебом, и всё то производит, что необходимо для жизни народа, ее населяющего, более всего же она плодоносна около Москвы и в Малой Татарии[11]. Однако при всех этих упомянутых преимуществах ее населяют не больше пятнадцати миллионов жителей.

Эта нация, которая начала ныне славиться в Европе, не сильнее Голландии ни на море, ни на суше, что же касается до богатства, то в этом она далеко отстоит от Голландии.

Крепость государства заключена не в обширных владениях, и не в обладании великими степями или неизмеримыми пустынями, но в богатстве и множестве жителей. Поэтому истинная выгода государя состоит в том, чтобы населить народом землю и привести ее в цветущее состояние, но никоим образом не уменьшать число жителей и тем более не опустошать эту землю. Если злость, присущая Макиавелли, возбуждает омерзение, то о его рассуждениях остается только сожалеть, и поступил бы он гораздо справедливее, если бы научился правильно мыслить, прежде чем преподавать другим свою столь нелепую науку правления.

Государь должен в завоеванных землях учредить свою резиденцию. Это третье правило сочинителя, которое умереннее, нежели другие, и относительно которого я уже высказался, показав все трудности данного предприятия.

Мне кажется, что государь, завоевавший республику, к овладению которой имел законные причины, может удовольствоваться тем, что он уже наказал ее в достаточной степени, предоставляя ей вольность. Мало людей, которые думают подобным образом, те же из государей, которые придерживаются такого образа мыслей, будут пребывать в безопасности и они создадут себе убежище в наиболее древних и почитаемых городах вновь завоеванных земель, дозволив народу пользоваться всеми их прежними правами и вольностями