«Первые два месяца 1917 года дают 575 000 политических стачечников, из них львиная доля приходится на столицу. Несмотря на новый разгром, произведенный полицией накануне 9 января, в столице бастовали в день кровавой годовщины 150 000 рабочих. Настроение напряженное, металлисты впереди, рабочие все больше чувствуют, что отступления нет. На каждом заводе выделяется активное ядро, чаще всего вокруг большевиков. Забастовки и митинги идут непрерывно в течение первых двух недель февраля. 8-го на Путиловском заводе полицейские подверглись «граду железных обломков и шлака», 14-го, в день открытия Думы, бастовали в Петербурге около 90 тысяч».
Теперь посмотрим, а численность населения какова была в Петрограде на 1917 год? 2 млн 420 тысяч человек. Из них более 500 тысяч не просто недовольных, а активно недовольных — бастующие рабочие, каждый пятый. Вы представляете спокойствие в городе, где каждый пятый готов на баррикады? Как вам два миллиона, если учесть процент населения, таких «спокойных» на улицах современной Москвы, к примеру?
Так кто же организовал эти забастовки, если не английская разведка? Да Милюков же почти открытым текстом и сказал: политические силы, не представленные в Думе. А таких политических сил было раз и обчёлся — большевики. Пятерых депутатов от РСДРП еще в 1914 году отправили с парламентской скамьи прямиком на каторгу. Вот их, большевиков, как организаторов забастовок и прочих беспорядков полиция регулярно выявляла и арестовывала. 2 января 1917 года был арестован весь состав Петроградского комитета РСДРП (б), но гидре лучше голову не рубить, две новых вырастут, и вот вам:
«Из записки департамента полиции о заседании Петербургского комитета партии большевиков 25 февраля 1917 года.
Петроградская организация Российской социал-демократической рабочей партии в течение двух дней происходящих в Петрограде волнений решила использовать в партийных целях возникшее движение и, взяв руководство участвующих в нем масс в свои руки, дать ему явно революционное направление.
Для сего названной организацией предложено:
1) издать сегодня, 25 февраля, листовку (проект ее при этом прилагается);
2) завтра, 26 февраля, утром созвать комитет для разрешения вопроса о наилучшем и целесообразном порядке управления уже возбужденными, но недостаточно еще организованными массами бастующих рабочих; при этом предложено, в случае непринятия правительством энергичных мер к подавлению происходящих беспорядков, в понедельник, 27 февраля, приступить к устройству баррикад, прекращению электрической энергии, порче водопроводов и телеграфов;
3) немедленно образовать на заводах ряд заводских комитетов, члены каковых должны выделить из своего состава представителей в «Информационное бюро», каковое послужит связующим звеном между организацией и заводскими комитетами и будет руководить последними, передавая им директивы Петроградского комитета. Это «Информационное бюро», по предположению заговорщиков, должно будет в дальнейшем образоваться в «Совет рабочих депутатов» по типу функционировавшего в 1905 году;
4) от Бюро Центрального Комитета той же организации (Петроград) командированы с партийными поручениями не выясненные пока делегаты в Москву и Нижний Новгород.
Что касается других революционных организаций, то существующие в Петрограде отдельные представители партии социалистов-революционеров (организаций этой партии в Петрограде нет), вполне сочувствуя начавшемуся движению, полагают примкнуть к нему с целью поддержать революционное выступление пролетариата. В среде учащихся высших учебных заведений наблюдается полное сочувствие движению; в стенах заведений происходят сходки, руководимые ораторами. Учащиеся принимают участие в беспорядках на улицах. В целях пресечения подобных замыслов революционных элементов предположено сегодня в ночь произвести до 200 арестов среди наиболее активных революционных деятелей и учащейся молодежи…»
Пока запомним информацию в 3-ем пункте этой записки. Пригодится.
После этого утверждения Старикова, что большевики стояли сбоку в событиях февраля 1917 года, стоят столько же, сколько стрижка лысого под ноль.
И добьем, наконец, нашего залихватского разоблачителя английских заговоров мемуарами А. И. Спиридовича (если вы не поняли еще, что это лицо, особо информированное о тех событиях, то я не виноват):
«23 февраля считается у социалистов «женским днем». Вот почему с утра того дня, в четверг, работницы-текстильщицы Выборгского района, желая ознаменовать свой день, объявили забастовку. Их делегатки рассеялись по фабрикам и заводам, прося поддержки. Выборгский большевицкий комитет, по требованию женщин, санкционировал забастовку. Были выброшены лозунги: «Долой войну» и «Давайте хлеба».
Вопрос на сообразительность: Спиридович — тоже «красный историк», или он в эмиграции не был? Так что, Николай Викторович, Вы опять пойманы на вранье.
И снова, уже в который раз, классика стариковского жанра историко-политического изложения с элементами надувательства. Сначала насладимся его попыткой подражания известной французской королеве:
«Хлеба не стало, но только черного, белый, чуть подороже, лежал свободно!»
Здесь он проявил некоторую литературную беспомощность, Мария-Антуаннета высказалась острее и более афористично: посоветовала парижанам кушать пирожные, если у них хлеба нет. Правда, ее юмор и был оценен соответствующе — лишением головы. Стариков пока только дошел до белого хлеба, но это пока, все еще впереди. Не мешало бы ему, конечно, знать, что белый хлеб — это была не повседневная пища питерских рабочих, и почти у всех — даже не праздничная, а просто недоступная. Но ладно, с белыми булками, а как вот это можно оценить:
«И тут сама природа, казалось, выступила против России. В феврале в центральной России ударили сильные морозы до минус 43°. Это привело к выходу из строя свыше 1200 паровозов, что в свою очередь и затруднило подвоз продовольствия. В столице начались перебои с продуктами, поэтому 19 февраля власти объявили о введении в столице хлебных карточек».
Как мы помним, немцам тоже морозы всегда мешали…
Однако поглядим, насколько виноваты морозы в Февральской революции и как выкобенивался питерский пролетариат, воротя нос от вредного для здоровья белого хлеба, требуя полезного ржаного.
Не будем приводить ничего из большевистской прессы, отставим в сторону воспоминания коммунистов, обратимся к тем, кто должен был подтвердить утверждение Старикова о благополучии в Империи — к самой государственной власти тех лет, и прочтем один интересный документ о «белых булках», которые не хотел потреблять в пищу разбалованный столичный рабочий класс:
При сем имею честь представить Вашему Превосходительству нижеследующий, вновь добытый от секретной агентуры вверенного мне Отделения осведомительный материал по вопросу о положении продовольственного дела в столице.
Приложение: записка на 10-ти полулистах.
Ежедневно газеты всех направлений без исключения пишут чуть ли не половину статей очередного номера про дороговизну, недостаток продуктов и т. п.; некоторые даже завели особые рубрики под названием «продовольственная разруха», и рубрика эта читается большинством публики раньше остальных, даже раньше телеграмм с войны. С каждым днем продовольственный вопрос становится острее, заставляя обывателей ругать всех лиц, так или иначе имеющих касательство к продовольствию, самыми нецензурными выражениями.
Наступление нового года ознаменовалось новой волной недовольства, вызванной как новым повышением цен, так и исчезновением с рынка различного рода товаров первой необходимости. Продовольственный кризис, еще недавно ощущавшийся в Петрограде лишь низами населения, проклинавшими бесконечное стояние в «хвостах», ныне задел все слои столичного общества без исключения: на многие продукты совершенно исчезли «хвосты», так как продуктов этих не стало в продаже совершенно, на другие же торговцы нагнали такие цены, что они стали большинству не по карману (например, стерилизованное молоко, продаваемое по 60–65 коп. за бутылку без посуды).
Следствием этого явился новый взрыв недовольства публики и нареканий на Правительство, не принимающее никаких мер к прекращению продовольственной разрухи. Этот взрыв охватил даже консервативные слои чиновничества, оказавшегося вдруг в одном положении с наименее обеспеченными элементами пролетарских масс столицы. Результат недовольства — один: публика громко осуждает правительственные распоряжения, язвительно критикует действия администрации и не скрывает больше своей «усталости от войны».
Тщетно публицисты в газетах призывают к терпению, к сравнению неудобств жизни тыла с теми ужасами, которые переживают защитники Родины в окопах, большинство населения с озлоблением читает подобные статьи и делает вывод: «Журналисту-то хорошо, они тысячи сейчас зарабатывают, да почти все холостые, а тут попробуй-ка обернуться на 3 рубля в день; нет, нечего и воевать соваться, коли не умеешь…» и т. д.
Подобные речи стали обычной приправой в жизни обывателей: «сведения, протекающие в печать об организации тыла в Германии и Англии, лишь подливают «масла в огонь»; публика сплошь и рядом занимается сравнением мер немцев с нашими, делая отсюда вывод, резко осуждающий нашу администрацию. Благоденствие в продовольственном отношении Финляндии заставляет публику винить во всем происходящем наших «продажных администраторов», якобы подкупленных на германские деньги «вызвать в России голод и тем принудить нас к миру» (К. И. Глобачев. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения).
Что там г-н Стариков говорил о том, что в Англии и Германии голодно, а в России еще вполне можно бублики кушать? Как на это в те годы наш народ реагировал?