– У вас один брат?
– Да. Алекс на два года моложе меня. А у вас есть братья или сестры?
– У меня тоже есть брат. – Я глубоко вздохнула, все еще переваривая то, что он мне рассказал. – Вау. Представить только, я думала, что не знаю никого, кто мог бы понять мою ситуацию. И все это время вы были прямо за стеной.
Он посмотрел мне в глаза:
– Сумасшествие, правда?
Глава 7ДиконЧерный лебедь
Было так хорошо поделиться всем этим.
Я уже давно хотел рассказать Кэрис о своем прошлом, но все время что-то мешало. И когда она пригласила меня на ужин, я принял это приглашение отчасти потому, что это дало бы мне возможность наконец рассказать ей все.
– С того самого момента, когда вы поведали мне о вашем несчастном случае, – сказал я, – я чувствовал себя очень близким вам. Словно сама судьба свела нас, людей, переживших похожую драму.
Я тут же пожалел о сказанном. Слишком мелодраматично. Это была правда, но я не хотел, чтобы Кэрис неправильно поняла меня. «Судьба свела нас».
Я поправился:
– Я не хотел выглядеть…
– Несчастливые люди любят общаться друг с другом. Я вас поняла. – Она улыбнулась. – И я рада, что вы поделились со мной.
Она положила свою изящную ручку мне на плечо. Мне не хотелось, чтобы Кэрис дотрагивалась до меня, потому что всякий раз, когда она это делала, мое тело живо реагировало. Но я не имел права так реагировать на Кэрис. Мое влечение к ней стесняло меня. Она была первой женщиной, которую я искренне считал своим другом. И наши отношения были бы намного проще, если бы я не представлял постоянно, как я накрываю своим телом ее стройное тело.
Я еще никогда не встречал такой женщины. Кэрис была чертовски элегантной. Длинная прекрасная шея. Гладкая, как фарфор, кожа. Волосы как шелк. И она вовсе не нуждалась в макияже. Но дело было не только в ее физических данных. В ней было внутреннее изящество. В том, как она держалась. Если бы мне нужно было описать ее одним словом, это было бы слово «утонченность».
Даже в обычный день мне было трудно не замечать ее красоты. Но сегодня вечером она подчеркнула свою сексуальность, надев эти чертовы сапоги, доходящие до колена, и тонкое серое платье, которое облегало ее фигуру. Я не мог не пялиться на нее, и я искренне надеялся, что она ничего не заметит, потому что это создало бы неловкую ситуацию.
Кэрис была для меня недоступна. Последнее, что ей было нужно, – это путаться с таким типом, как я, учитывая, что уже почти десять лет я не в состоянии завязать с кем-то серьезные отношения.
«Понял, Дикон?»
– Знаете, почему еще я рада, что вы все рассказали мне? – спросила она, отрывая меня от моих мыслей.
– Почему?
– Потому что теперь я знаю, что мне не нужно делать хорошую мину в вашем обществе. Я часто пытаюсь сделать вид, что меня не огорчает то, что случилось с моей карьерой. Что материнство компенсирует все, чего я лишилась. Но беда в том, что я заставляю себя поверить в это. И тот, кто лишился своей мечты при схожих обстоятельствах, не купится на это.
– Да, – прошептал я. – Я-то уж точно знаю, как это тяжело.
Я умирал от желания обнять ее, подержать за руку, отвести волосы с ее лица – сделать хоть что-нибудь из того, что мне так хотелось. Но я не мог. Мои глаза были прикованы к ней, и я не знал, как контролировать то влечение, которое мучило меня. Я не знал, куда девать свои чертовы руки, потому что единственное, чего мне хотелось, – это протянуть их и дотронуться до нее. Чтобы быть связанным с ней физически так же, как мы были связаны эмоционально. Но я сдержался.
Слава богу, она рассеяла напряжение.
– Совсем забыла! – неожиданно сказала она. – У меня же есть торт!
Когда она поднялась и начала собирать тарелки, чтобы отнести их на кухню, я тоже встал:
– Позвольте помочь.
Она подняла руку:
– Нет! Оставайтесь здесь. Чем меньше народу будет на кухне, тем лучше. Если Санни проснется, она ни за что не оставит вас в покое, и вы не сможете есть торт.
Садясь на диван, я рассмеялся про себя. «Нельзя съесть пирог и сохранить его». Пословица идеально подходила к создавшейся ситуации. Смогу ли я продолжать дружеские отношения с Кэрис, не произведя на нее неверного впечатления? Мне хотелось продолжать с ней существующие отношения, но, учитывая мое растущее влечение к ней, было ли это возможным? Мне следует быть осторожным, может быть, стоит отступить на шаг.
Кэрис вернулась в гостиную, держа в руках две тарелки с гигантскими кусками шоколадного торта. Она вручила мне одну тарелку и села. Потом отправила в рот огромный кусок торта и застонала.
– Простите. Я всегда очень возбуждаюсь при виде шоколада.
Кэрис рассмеялась, прикрывая рот рукой.
«Что ж, а я очень возбуждаюсь, наблюдая за тем, как вы едите его». И тем не менее я продолжал смотреть на ее губы, предвкушая каждое их движение и наслаждаясь звуками, которые срывались с них.
И чем дольше я смотрел на Кэрис, тем больше жалел, что не видел, как она танцует.
– Вы все еще танцуете?
Ее глаза сузились.
– В смысле?
– Я знаю, что вы больше не выступаете. Но вы когда-нибудь… танцуете… когда вы одни… просто для себя? Может быть, это глупый вопрос. Простите.
– Нет. Это совсем не глупый вопрос. – Она вытерла губы. – На самом деле иногда танцую. Просто чтобы убедиться, что я все еще могу это делать. Не так, как я делала бы это на сцене, но да, иногда я надеваю пуанты и замираю в арабеске перед зеркалом. – Она слегка покраснела. – Не могу поверить, что призналась в этом.
– Я думаю, это просто замечательно. А что такое арабеск?
Она указала на фотографию в рамке, стоящую на книжной полке:
– Арабеск – это то, что я делаю на этой фотографии. Это одна из самых сложных поз, хотя выглядит простой. Я хочу сказать, ее непросто сделать правильно. Идеальный поворот… нога, поднятая вверх… расслабленный локоть… Невозможно найти двух людей, которые делали бы это одинаково, потому что тела у всех разные. – Покачав головой, она сказала: – Ну вот, я опять о своем. – Она закатила глаза. – Я фанат балета.
«Она так чертовски мила».
– Ваша страсть заразительна. Но то, что вы прекратили каждый день заниматься чем-то, не значит, что вы не можете испытывать любви к этому делу. Это внутри вас.
Она заколебалась.
– Вы хотите, чтобы… – Она покачала головой. – Не важно.
Мое сердце забилось сильнее. О чем, черт возьми, она хотела спросить меня? Мне необходимо было знать это.
– Скажите то, что собирались сказать.
Ее щеки покраснели.
– Хотите посмотреть видео, на котором я танцую?
Я испытал облегчение. Господи! На долю секунды яподумал, что она спросит меня, хочу ли я чего-то еще. Неужели я вправду подумал, что она пригласит меня в свою спальню? «Черт, Дикон. Переключи свой мозг на что-нибудь другое».
– С огромным удовольствием.
– У меня есть диск с записью моего выступления. Я не смотрела это видео уже сто лет.
– Несите диск. Я умираю от желания увидеть это.
Она поднялась с дивана.
– Хорошо, сейчас принесу.
Она отправилась за диском, а я вытер вспотевшие ладони о джинсы.
Вскоре она вернулась, и я мог бы поклясться, что ее руки дрожали, когда она вставляла диск в DVD-плеер.
– Вы волнуетесь из-за того, что решили показать мне это?
Кэрис смущенно улыбнулась:
– Немного.
– Не стоит.
Она нажала кнопку «воспроизведение». Сначала камера была далеко, и было трудно различить Кэрис в толпе.
– Меня легко узнать. Я в черном, – сказала она, указывая на экран. – Это «Лебединое озеро».
– Черный лебедь. Я не видел этого балета, но знаю о нем достаточно, чтобы понять, что вы Черный лебедь.
– Вы, наверное, смотрели фильм с Натали Портман, – рассмеялась Кэрис.
– Да, действительно смотрел.
Я сидел как завороженный. Оркестровая музыка, освещение – это было сказочно.
Парень в обтягивающем трико высоко поднял Кэрис, а она с потрясающей гибкостью сделала шпагат в воздухе. После приземления она сделала восхитительно изящный оборот. Ее улыбка сияла уверенностью и гордостью, когда она поднялась на цыпочки и вскинула руки, словно потянулась к звездам. Она сама была звездой. И, глядя на все это, я еще острее осознал, что она потеряла. Это было не хобби. Это было призвание. И мое сердце пронзила боль, когда я подумал о том, что она лишилась всего этого.
Ее партнер, казалось, был на сцене лишь для того, чтобы подчеркнуть ее талант. Он водил ее по сцене, но все внимание было приковано к ней. А она просто сияла, когда танцевала одна. Без партнера, который вторгался в ее личное пространство, Кэрис летала по сцене, свободная, как птица. И безупречная.
– Я чувствую себя так, будто могу читать ваши эмоции, – сказал я ей. – Не только по выражению вашего лица, но и по вашим движениям.
– Это, пожалуй, самый большой комплимент, который вы могли мне сделать.
– Правда?
Она кивнула:
– Одна из моих преподавательниц говорила, что в этом заключается разница между хорошим танцов-щиком и великим танцовщиком. Она говорила, что наша цель не в том, чтобы красиво двигаться и развлекать публику, а в том, чтобы в танце передать наши эмоции. И тогда те же эмоции испытают люди, которые смотрят на нас. Так что я всегда старалась не забывать об этом.
– Это чертовски здорово. – Я посмотрел ей в глаза. – Правда.
Ее глаза увлажнились.
– Спасибо.
Впервые за долгое время я чувствовал, что готов расплакаться. И это не имело никакого отношения кмоему собственному дерьму. Какую потерю она пережила. Нет, весь мир пережил потерю, когда эта женщина перестала танцевать. Эмоции, захватившие меня, были слишком сильными. Пора было уходить, пока я не сделал или не сказал что-то, о чем потом пожалею. Я не хотел показаться грубым и уйти прежде, чем она выключит DVD. Но я поклялся себе, что уйду при первой возможности.