Выходит, что надо ехать на разведку.
Или плюнуть на всё и забыть. Ох, тяжело жить в метаниях и непонятках…
Все возбудились; оказывается, южнее нас происходит нечто существенное. Ещё одна загадка. Согласитесь, горячая пища для размышлений.
…Община много работала, иногда отдыхала, и за нами всегда следила пришвартованная к берегу беглянка – «Синильга».
Плавмагазин издевался, ругал, насмехался и всячески провоцировал: «И долго вы собираетесь тут сидеть? Проедите все мои запасы, а дальше что? Посёлок опустошён. Поедете грабить следующий? Ну-ну. Шикарная жизнь охотников и собирателей новой формации».
Я в шутку предложил Петлякову переименовать судно в «Провокатора» и был шокирован, когда он сказал, что над предложением подумает.
– Вообще-то ты прав, паря… Негоже пароход называть именем таёжной колдуньи. Прошлый владелец обозвал без ума, и вот те итог, сбежала «Синильга», хе-хе… Ещё неизвестно, какая судьба постигла экипаж. Оно нам надо?
– Да я же пошутил, Фёдорыч!
– Какие уж шутки! Не приведи господи, сама Хозяйка явится на судно. Бывает.
– Ого! Ты, никак, и сам что-то видел?
– Языком трепать не буду, всё едино не поверишь. Да и знакомые сталкивались. Чё скалишься, насмешник? Синильге необязательно в балахоне к тебе являться… Тогда послушай, расскажу тебе всего об одном случае, нынче не время для романов.
Устроившись поудобней, я приготовился: классные истории рассказывает дед, получше любого чтива.
– Был у меня знакомец, которого звали Володя Мелентьев. Жил и работал на Енисее, между Дудинкой и Игаркой, в месте, известном, как Ванькин мыс. Строил на берегу, а заодно и обживал двухэтажное здание турбазы. В древности в месте этом хозяйствовал старинный долганский род. Об этом свидетельствовали две ритуальные березы – «мужская» и «женская», – ветки были буквально увешаны разноцветными лоскутками-талисманами.
– Встречал такие, – кивнул я, доставая трубку.
– Ты покури да помолчи. Конец августа, сумеречные ночи, в непогоду так вообще темно. Он только что приехал из Красноярска, вертикалку «ИЖ27М» покупал. На базе было три здания: основное, баня и зимовочная изба. «Женская» береза стояла чуть в стороне, а «мужская» росла когда-то прямо на месте здания, в запале строительства её спилили, поступив, как выяснилось, неразумно. Один старый долганин, узнав об этом, невесело усмехнулся и пообещал, что дом теперь будет периодически гореть. Поверили в это лишь тогда, когда пожар, потушенный с великим трудом, разгорелся по совершенно непонятной причине, ибо печь в здании в тот день не растапливали…
– Пили, наверное.
– Дурачок ты молодой! Слушай, тебе говорят!
Я показал рукой, что затыкаюсь.
– Рассказ не об этом, хотя случай с березой может и дополнить… Трое их там было. Подруга Володи и напарник. С ними был молодой пес Малыш, внук легендарного на Таймыре Кучума, отменной охотничьей собаки. Ласковый и веселый, внучок, в отличие от именитого предка, хоть и вымахал изрядно, но должной прыти в охотничьем и охранном деле покамест не проявлял. Как говорится, собака не работала… В один из дней решили они обстрелять новое ружьишко и втроем отправились в близлежащий лесок. Постреляли по мишеням, насобирали грибов на ужин и направились назад, к базе. Возвращаясь, прошли по полянке, устланной торчащими из земли сучками да ветками. Одна из них заинтересовала необычной формой. Потянули и вытянули из земли… лыжу! Вероятнее всего, детскую, всего-то сантиметров шестьдесят. Серая, очень старая, но аккуратно выструганная и с необходимым креплением. Ремешок из кожи оленя стал настолько ветхим, что рассыпался в прах от первого же прикосновения. Приятель мой взял лыжу с собой, хотя подруге это не понравилось, судя по всему, сразу же… Уже позже, сидя на берегу Енисея, отмыл он эту лыжинку с любовью, добела. После этого решил куда-нибудь ее приспособить, для антуража. На козырьке зимовочной избы традиционно были закреплены трофейные рога и черепа – для красоты и пущей важности, да… Там же, над дверью, он вбил в дерево два гвоздочка. На них эту лыжинку и положил. Вечеркой они с подругой стояли на балконе второго этажа центральной избы и смотрели на притихший осенний Енисей, – ох и красив он, когда тих, ну прямо зеркало!
Я энергично закивал, нечасто, но наблюдал.
– И тут появилась радуга. Огромная, яркая, начиналась на середине реки, прямо напротив, и уходила далеко на юг. Здесь надо вот что тебе пояснить – это для простого обывателя красоты радуги приятны и даже праздничны. У речных людей есть своя, старая и проверенная опытом примета: появилась радуга, значит, жди какой-нибудь каверзы. День прошел как обычно, и все легли спать… Ночью они проснулись от дикого гула, даже грохота! Огромный двухэтажный дом трясся, как фанерный, все трое выскочили на балкон. На Енисее свирепствовал жесточайший, невиданной силы шторм! Ветер – просто ураганный! Приятель мой смотрел на взбесившуюся реку и боковым зрением заметил, что в привычном пейзаже чего-то не хватает. Отсутствовала лодка с мотором, «Казанка 5 м-3» – штука, сам знаешь, тяжелая. Причем они её не просто подвытащили на метр-другой от берега, нет… Лодка стояла далеко от воды, ею не пользовались в последние дни, да и ремонт кое-какой производили. На берег! Лодки нет как нет! И следов «потаски», то есть признаков волочения по земле тоже нет. Что за чертовщина? Ночь они провели тревожно, то и дело проверяя оконные шпингалеты. Наутро шторм на реке стих, но их беды на этом не закончились.
– Пришла! – пыхнул я ароматным дымком.
– Отказала бензопила. Простейший, по сути, агрегат, ничего сложного, но в этот раз не помогало ничего. Все системы проверяли: свечи прочищали, потом меняли… Не работает аппарат, и всё тут! Два дня они с ним мучились без толку. А без бензопилы заготавливать дрова – дело каторжное. Береговой сушняк – это просто «порох», в печи сгорит моментально, а тепла мало. То ли дело лиственничный сырец: напилишь ствол бензопилой, расколешь на четыре части – и тепла много, и горит долго. В общем, просто беда. Первой заподозрила неладное женщина. Я так думаю, что именно она и спасла их от следующих, может быть, куда как более серьезных бед. «Знаешь, милый, а всё-таки напрасно ты эту лыжинку долганскую из земли вытащил. Вернул бы на место», – тихо сказала она, глядя на очередные попытки оживить инструмент. Надо сказать, что в то время приятель мой ещё не придавал значения силе взятых у природы древних вещей, захороненных в ней когда-то. И их воздействия на жизнь нашу… Но в тот раз он послушался сразу же! Подошел к зимовальной избе, снял лыжинку с гвоздей и понёс туда, где и взял её. На удачу, место нашел сразу же, дырка в земле осталась. Старательно вспоминая, уложил лыжу по законному месту, присыпал и чуть утрамбовал…
– Вот что отрыв от цивилизации с людьми делает! – хмыкнул я.
– Через два часа с собакой отправился погулять по берегу, – рассказчик не отвлекался. – Что удивительно, ружья с собой в тот раз почему-то не взял – небывалое дело! Вечно лающий, словно как оглашенный, молодой пес в этот раз вел себя необычно – шёл спокойно, даже степенно, внимательно осматривая местность. Неожиданно он остановился и уставился куда-то наверх. Посмотрел приятель по направлению взгляда собаки – на вершину невысокой елки, и увидел соболя! А ружья-то и нет! Делать нечего, решил спугнуть, стряхнуть с дерева. Колотил по стволу, пока соболь, напуганный до смерти, не спрыгнул вниз и, парашютируя, не полетел чуть в сторону. Неопытный пес взять не смог, и зверёк стремглав забрался на высохший стволик старой лиственницы, здесь его уже было очень хорошо видно. Стряхнул он его сушниной, тогда Малыш взял соболя прямо на лету – классика! Хряпнул челюстями так, что приятель испугался – всё, конец шкурке… Но Малыш, к изумлению, бережно положил тушку передо ним на землю. Взял в руки, проверил. Кости всмятку, а сама шкурка целая, всего один крошечный прокус. Радостный, направился приятель к друзьям и тут услышал звонкий рёв бензопилы…
– О-па!
– Тебе срифмовать, что ли, парень? Никто из них не понимал, как это случилось; взволнованный Володя рассказывал, что решил её ещё раз осмотреть, без всякой надежды, а она работает, стерва, как часы! И собака заработала! Первый охотничий трофей, оправдавший совершенно неожиданно старую родовую славу. На этом все их беды закончились. Лодку они так и не нашли, да не переживали, посчитав её некой платой за науку… Вот с тех пор я никогда не вытаскиваю из земли старинные предметы, особенно, если они местного народа имущество. Оно, знаешь ли, прилежалось… Вот пусть оно там и лежит. Не тревожь, говорит весь мой опыт, и не тревожим будешь.
– То есть тунгусские, ненецкие, долганские артефакты?
– Не только. Старинные предметы первых стрельцов и казачков тоже.
– А Синильга тут при чём?
– При том, что Хозяйка и следит за соблюдением правила! Смотри! – сказал дед строго.
– Да, вообще-то, и не собирался брать такие, – замялся я. – А вот так, чтобы явилась на глаза, бывало?
– Бывало. Только я тебе не буду о том рассказывать. Раньше рассказал бы, а сейчас нет. Людей на реке мало осталось, теперь Синильга чаще появляться будет. Она ночью приходит, когда небо чистое, в звёздах россыпью, а луны нет. Сам её увидишь, помяни мои слова.
Меня пробрал озноб – стало реально не по себе. Да ну, к чёрту такие рандеву… Лучше бы не сталкиваться.
Как всё изменилось! Не устаю удивляться.
В шоколадные времена слушал бы чисто из стёба, а теперь – мураши по коже… Рассказанная дедом история поучительна последствиями необдуманного человеческого желания. В ней обозначена опасность, рожденная не в меру азартным любопытством, причем праздным любопытством – безо всякой исследовательской, продуктивной и продуманной цели… Аналогичные легенды о некой мистической причинно-следственной связи поступков и последствий на Енисее наверняка можно услышать часто. Воспринимать их можно по-разному, это личное дело каждого. Материального объяснения подобным феноменам такой локальной «нехорошести» не существует, но здесь, в диких краях, все попытки объяснения вторичны и быстро меркнут в сравнении с простейшей житейской целесообразностью, правилами самосохранения, выверенными личным и чужим печальным опытом.