Все священные места были неприкосновенны, так как все эллины считали тяжким грехом оскорбление божества посредством отнятия или нарушения целости того, что составляло его собственность или было вверено его покровительству и защите. Этим объясняется и вышеупомянутый факт, что государства и частные лица отдавали на хранение в храмы свои деньги и драгоценности, будучи уверены, что там они будут в наибольшей безопасности. На том же основании все лица, прибегавшие к храму, алтарю или статуе божества с мольбой о помощи и защите, считались неприкосновенными по крайней мере настолько, что силой оторвать их оттуда считалось святотатством. Раб, бежавший от жестокости господина, побежденный враг, желавший спастись от оружия победителя, обвиняемый в преступлении или даже осужденный, старавшийся избегнуть грозящего ему наказания, — все они могли, если только удавалось, прибегнуть к храму или алтарю под защиту божества; но относительно способов и пределов распространения этой защиты существовали различные определения. Некоторые святилища преимущественно перед другими пользовались правом защиты в самых широких размерах, так что всякий прибегавший к ним был в безопасности от своих преследователей во всем священном пространстве и мог оставаться в нем сколько хотел или сколько ему позволяли жизненные средства. Так, например, спартанский царь Павсаний II после неудачной битвы при Галиарте бежал в святилище Афины Алеи в Тегее и провел в нем всю остальную жизнь (Плутарх). Отец его Плистоанакт подобным же образом прожил 19 лет в святилище Зевса Ликейского, пока спартанцы не отменили постановленного против него решения и не призвали снова на престол (Фукидид).
Пределы, в которых святилищу было гарантировано право защиты, иногда были очень широки: так, при храме Артемиды в Эфесе право защиты было распространено Антонием на целый окружающий квартал, который вследствие этого сделался даже опасен для города, так как в него стали стекаться всякие злодеи в надежде на безопасность, вследствие чего Август принужден был отменить дарованную Антонием льготу (Страбон). Остров Самофракия, по словам Тита Ливия, весь считался священным. Святилищ, пользовавшихся общепризнанным[30] правом убежища и потому преимущественно перед другими называвшихся asula, много было в Элладе и в особенности в Малой Азии во времена римских императоров, так что в царствование Тиберия римским сенатом были даже принимаемы меры к уменьшению их числа (Тацит).
Святилища, не принадлежавшие к числу таких привилегированных убежищ, далеко не всегда были вполне надежной защитой для умоляющих. Нередко, в особенности во время усобиц и борьбы партий, которые столь часто терзали греческие государства, почтение к святилищам забывалось и умоляющие о защите иногда были жестоко и святотатственно отрываемы от самых алтарей богов. Общеизвестны избиение килонцев, смерть Ферамена и другие примеры.
«Прежде чем перейдем к другому, представим себе еще раз изящный греческий храм. Через пышные пропилеи мы входим в священное место, отделенное периболом от остального света и людского движения. Посреди зеленых садов и благовонных рощ поражает нас божье жилище, окруженное изящными памятниками искусства и драгоценными приношениями набожных богомольцев. Огромные ступени возвышают его над землею, жилищем смертных; симметрически расставленные стройные колонны поднимаются к синему южному небу, подпирая своими нарядными капителями красивую крышу, искусные фронтоны которой красуются белыми резными работами, удачно представляющими целые сцены из отечественных сказаний. Вообразим себе, что стены, колонны, надстолпие и фронтоны, да и самая крыша, сделаны из белого мрамора, блеск которого в надлежащих местах ослаблен темными красками; вообразим себе фриз, украшенный выпуклою резьбою или блещущий позолоченными щитами; вообразим себе множество статуй, стоящих с обеих сторон у входа в притвор, красующийся дорогими изображениями, праздничными приношениями и драгоценной утварью, далее — богатство, представляющееся нашим глазам через открытые двери из внутреннего святилища, из коего глядит великий бог, любуясь жертвою, приносимой ему извне на высоком жертвеннике жрецом от имени всего собравшегося народа в то время, как вокруг слышны священные песни вдохновенного поэта — и мы должны сознаться, что не могло быть другого момента, который в большей степени возвышал бы душу греков к набожности и наполнял бы ее справедливой гордостью» (Велишский).
По мере развития антропоморфизма в религии эллинов, у них, естественно, явилась уже весьма рано потребность представлять себе почитаемые божества в виде каких-либо материальных символов или изображений и к ним обращаться с мольбами, жертвами и дарами. Уже в гомеровских поэмах встречаются упоминания об изображениях божеств. В ту отдаленную эпоху, когда искусства еще совершенно не существовали или существовали только в слабых зачатках, когда еще не умели делать статуй и даже, может быть, еще не представляли себе богов в достаточно определенных образах, для удовлетворения указанной религиозной потребности обращались к различным предметам, которые ставили в ближайшее отношение с божествами и в которых видели какие-либо проявления их чудесной силы; подобные символы божеств были, впрочем, в большой чести и в более поздние времена, когда уже не было недостатка в художественных изображениях богов.
Причины, по которым тот или другой предмет признавался за символ божества, были, конечно, весьма разнообразны, и во многих случаях мы не имеем уже возможности проследить их. В качестве символов встречаются животные, растения, камни, разная утварь и пр. Из животных чаще всего упоминаются змеи, в которых, по верованию древних, воплощалось или само божество, или какое-либо служившее ему демоническое существо. Так, в храме Афины Паллады на афинском Акрополе жил священный змей, в котором видели олицетворение древнего туземного героя Эрихтония; он считался стражем храма и ежемесячно получал в пищу медовые лепешки. Когда перед битвой при Саламине нашли такую лепешку нетронутой, то сочли это за доказательство того, что сама богиня покинула Акрополь (Геродот). При храме Деметры в Элевсине также жил змей, называемый Кихрейским по имени саламинского героя Кихрея, который, по древнему верованию, воплотился в нем (Страбон). В Олимпии почитался в змеином образе герой Сосиполид (Павсаний). Таких примеров можно было бы привести еще немало; но наиболее тесно связано было почитание змей с культом бога Асклепия, которому они служили или который сам являлся в их образе. На барельефах и статуях, изображающих Асклепия, змей является непременной принадлежностью. Вообще видно, что древние находили в природе змей нечто хтоническое, что заставляло считать их особенно пригодными для воплощения божественных существ, преимущественно таких, которые или имели пребывание в недрах земли (как герои), или олицетворяли собой земные силы, способствовавшие произрастанию плодов и целебных трав. Однако и другие виды животных считались способными воплощать в себе те или другие божественные существа; это видно не только из многих мифических рассказов, в которых боги в случае надобности принимали вид какого-либо животного, но и из существовавших еще в исторические времена изображений, которые представляли богов полностью или отчасти в образе животных. Так, например, Дионис изображался иногда с бычьими рогами или в виде быка, и верующие в молитвенном обращении к нему называли его именем этого животного. Известно далее, что некоторые четвероногие и птицы считались особенно любимыми тем или другим божеством и, как таковые, посвящались им: орел — Зевсу, павлин — Гере, голубь — Афродите, сова — Афине, лебедь — Аполлону, лев — Матери богов и т. д. Причины, по которым то или другое животное считалось особенно излюбленным известным божеством, конечно, не всегда возможно объяснить, но чаще всего они основывались на представлении ближайшего соотношения между качествами божественного существа и природными свойствами животного.
Подобно животным и различные виды растений посвящались божествам по тем или другим причинам: дуб был посвящен Зевсу, лавр — Аполлону, маслина — Афине, мирт — Афродите, тополь — Гераклу. Некоторые растения даже назывались именами существ, превращенных в них по мифическим сказаниям, например нарцисс, гиацинт, лавр (δαφνη). Известно, что по верованиям греков в деревьях жили особые божественные существа (дриады, гамадриады), вместе с ними рождавшиеся и умиравшие. Величественные, тенистые рощи и отдельные красивые деревья сильно действовали на эстетическое и религиозное чувство эллина, возбуждали в нем мысль о близости божества и потому считались наиболее пригодными местами для святилищ. Есть немало свидетельств, доказывающих, что деревьям воздавали поклонение как символам божеств и даже как самим божествам. Такие священные деревья украшали повязками, гирляндами, венками, различными обетными приношениями, совершали перед ними жертвоприношения и т. п.
Необделанные куски дерева в древнейшие времена нередко служили изображениями богов. Так, по словам Климента Александрийского, изображением Артемиды в Икаре служило бревно, Геры Киферонской в Феспиях — обрубленный пень, Геры Самосской — доска, Геры в Аргосе — столб, Диониса в Фивах — столб, обвитый плющом. В Спарте два столба с перекладиной изображали Диоскуров (Плутарх). Далее в качестве символов божеств почитались их атрибуты, например трезубец изображал Посейдона, керикейон — Гермеса, копье — Ареса и т. п.
Весьма обыкновенными символами богов в древнейшие времена были камни, притом совершенно необделанные. О некоторых из них рассказывали, что они упали с неба, т. е. были аэролитами; весьма естественно, что древние считали их ниспосланными божественной силой и потому относились к ним с благоговейным почтением, которое от них было перенесено и на другие камни. Павсаний (II в. по Р. X.) еще во многих храмах видел камни, частью необделанные, частью обделанные в виде куба, пирамиды или конуса и служившие предметом величайшего уважения.