азывается в его «Катоптрике».
«Катоптрика» Евклида до нас не дошла; приписывавшийся этому автору текст под таким заглавием является, вероятно, позднейшей компиляцией. По-видимому, уже в древности это сочинение было оттеснено на второй план объемистой «Катоптрикой» Архимеда (теперь также утерянной), содержавшей строгое изложение всех достижений греческой геометрической оптики. Сам Архимед был не только теоретиком оптики, но и мастером оптических наблюдений, о чем свидетельствует описанная им методика измерения видимого диаметра Солнца (см. раздел астрономии).
Дальнейшие успехи греческой оптики связаны с именами Герона и Птолемея и будут рассмотрены ниже.
Науки о живой природе
Из предыдущего изложения явствует, что александрийская эпоха была временем исключительного расцвета математических наук. Наоборот, описательное естествознание этого времени не продемонстрировало сколько-нибудь существенного продвижения вперед. Правда, в специальных работах, посвященных земледелию, садоводству, пчеловодству и тому подобным прикладным отраслям человеческой деятельности, было собрано много наблюдений и описано много фактов. Однако в научном отношении эти работы не дали ничего нового по сравнению с биологическими трактатами Аристотеля или трудами по ботанике Феофраста. На трудах Аристотеля основан как каталог птиц, составленный поэтом и историком литературы III в. до н. э. Каллимахом, так и зоологический сборник александрийского грамматика Аристофана из Византии (конец III — начало II вв. до н. э.), причем у этих авторов уже чувствуется склонность к чудесному и сказочному, оказавшая столь вредное влияние на развитие естествознания в эпоху поздней античности.
Значительно больший прогресс был достигнут в то время в области анатомии, чему немало способствовал отказ от старых религиозных предрассудков, запрещавших вскрытие человеческих трупов. Творцом научной анатомии и основателем александрийской школы врачей считается Герофил ив Халкедона, ученик косского врача Праксагора. Его деятельность протекала в Александрии в начале III в. до н. э.; он был автором нескольких не дошедших до нас сочинений, среди которых античные источники называют большой труд «Анатомия» и специальные работы — «О глазах», «О пульсе» и др.
Ставя выше всего наблюдение и опыт, Герофил сумел избавиться от ряда укоренившихся догм и во многих отношениях явился пролагателем новых путей в науке. Его важнейшие работы в области анатомии относились к строению и функционированию нервной системы; он тщательно изучил нервные центры и отдельные нервы и окончательно установил, что головной мозг является средоточием умственных способностей человека. Из общей массы нервов он выделил нервы чувствительные, идущие от периферии человеческого тела к спинному и головному мозгу. Он впервые провел четкое различение между артериями и венами и выяснил, что артерии получают свою кровь из сердца. Исследуя с помощью клепсидры пульс, он пытался перенести на биение пульса ритмические закономерности теории музыки и впервые оценил значение пульса, как важного диагностического средства. С пульсом он тесно связывая механизм дыхания, причем дыхательный цикл был у него разбит на четыре этапа: вдыхание свежего воздуха, распространение этого воздуха по всему телу, извлечение из тела загрязненного воздуха и устранение загрязненного воздуха путем выдыхания. Кроме того Герофил дал подробное описание анатомии глаза, печени, половых органов и других частей тела, а также провел сопоставление анатомического устройства человека и животных.
В области практической медицины Герофил уделял большое внимание действию лекарственных препаратов, в особенности тех, которые изготавливались из трав; наряду с этим он подчеркивал значение рациональной диеты и гимнастических упражнений. Будучи выходцем из косской медицинской школы, Герофил придерживался учения о четырех соках; он много занимался изучением трудов Гиппократа и к некоторым из них написал комментарий.
Другим выдающимся ученым той эпохи был Эрасистрат с острова Кеос. Он учился в Афинах и на острове Кос, затем переехал в Александрию, где к середине III в. до н. э. приобрел большую известность. В течение некоторого времени он был лейб-медиком сирийского царя Селевка, однако в последние годы своей жизни прекратил врачебную практику и занялся исключительно научной деятельностью. Именно в этот период было, по-видимому, написано его основное анатомическое сочинение «О рассечениях».
Эрасистрат продолжил анатомические исследования Герофила, особенно в области нервной системы. Он подразделил нервы на чувствительные и двигательные, установил различие между большим головным мозгом и мозжечком, а также обратил внимание на извилины мозга человека и животных; большую сложность этих извилин он связал с более высоким уровнем развития интеллекта.
В изучении кровообращения Эрасистрат кое в чем пошел дальше Герофила, хотя в отдельных вопросах высказывал ошибочные взгляды. Так, он утверждал, что кровь циркулирует только по венам, в то время как артерии наполнены воздухом (эта точка зрения базировалась на наблюдениях над трупами, у которых артерии оказываются пустыми). Главным двигателем крови и воздуха по телу Эрасистрат признал сердце; в то же время он считал, что органом, вырабатывающим кровь, является печень. Помимо вскрытия трупов, Эрасистрат (как сообщают некоторые источники) делал живосечения на преступниках, предоставлявшихся ему царем.
В своей врачебной практике Эрасистрат придерживался иных принципов, чем Герофил: он полемизировал с гуморальной патологией гиппократиков и скептически относился к лекарствам; считая причиной всех болезней неправильное питание, он рассматривал диету в качестве основного лечебного средства. Теоретические воззрения Эрасистрата отличались смешением атомистических представлений с учением о пневме, развивавшимся стоиками.
Наряду с этими двумя корифеями медицинской науки в рассматриваемую эпоху жили и другие талантливые врачи; среди них источники называют некоего Эвдема, открывшего и описавшего действие ряда желез человеческого организма.
В эллинистическую эпоху образовалось несколько медицинских школ, о которых будет сказано в следующей главе. Сейчас мы упомянем лишь школу так называемых «эмпириков», основанную последователями Герофила. Эта школа отрицала значение для медицины любых теоретических построений и во главу угла ставила непредвзятое наблюдение; в этой позиции «эмпирики» усматривали верность истинным принципам учения Гиппократа.
Глава 5. Наука эпохи Римской империи
Причины упадка эллинистической науки
II — I вв. до н. э. отмечены признаками упадка александрийской и вообще греческой науки. Созданные диадохами (преемниками Александра Македонского) эллинистические государства истощали себя во взаимных войнах, а затем одно за другим падали под ударами римских легионов. Антиохия, Пелла, Пергам теряют значение политических и одновременно культурных центров; вместе с прекращением меценатства в них замирает научная жизнь. Правда, Александрия все еще продолжала оставаться научной столицей тогдашнего мира, но и она потерпела значительный ущерб в результате пожара, уничтожившего часть сокровищ Библиотеки, во время так называемой «александрийской» войны Юлия Цезаря (49 г. до н. э.). Мусей также постепенно пришел в упадок и потерял свое прежнее значение.
Несколько позже, уже в начале новой эры, когда все страны Средиземноморья и Ближнего Востока были объединены под властью Римской империи, намечается новый подъем: ко II в. н. э. относится деятельность величайшего после Гиппократа врача древности Клавдия Галена и знаменитого астронома Клавдия Птолемея. Но сами римляне в этом не были повинны. Практическому складу римского ума было чуждо стремление к теоретическому познанию, являвшееся столь характерным признаком греческой научной мысли. Показательно, что из среды римлян не вышло ни одного сколько-нибудь значительного ученого, хотя Рим дал миру великолепных поэтов, глубоких моралистов, замечательных историков, блестящих ораторов. Но мы не видим ни одного римского философа, хоть сколько-нибудь приближающегося к Платону и Аристотелю, ни одного римского математика, хотя бы в малой степени подобного Евдоксу, Евклиду или Аполлонию Пергскому. Цицерон, вероятно, был наиболее глубоким умом, которого породила римская национальная культура, но его заслуга состояла всего лишь в том, что он, как прекрасно сказал А. Блок, «собрал жалкие остатки меда с благоуханных цветов великого греческого мышления, с цветов, беспощадно раздавленных грубым колесом римской телеги».
Отсутствие оригинальных научных работ восполнялось в Риме компиляциями, имевшими характер популярных энциклопедий и иногда писавшихся в стихотворной форме. Из сочинений этого рода большой славой пользовалась не дошедшая до нас энциклопедия в девяти книгах Варрона (I в. до п. э.), охватывавшая грамматику, логику, риторику, геометрию, арифметику, астрономию, теорию музыки, медицину и архитектуру. Аналогичная энциклопедия была составлена в следующем веке Корнелием Цельсом. Энциклопедический характер носит и знаменитая поэма «О природе вещей» Лукреция, в которой автор, исходя из учения Эпикура, освещает с позиций атомистики самые разнообразные вопросы естествознания, а также многотомная «Естественная история» Плиния Старшего.
Казалось бы, римский практицизм должен был стимулировать развитие прикладных дисциплин. Это, действительно, так и было, но только отчасти. До нас дошло много произведений на латинском языке, посвященных сельскому хозяйству, военному делу, архитектуре и т. д. Но техника в узком смысле слова — та техника, которая лежит в основе производительных сил общества, практически осталась на том же уровне, какого она достигла в эпоху Архимеда. Более того: в некоторых областях техники, например в судостроении, наблюдался известный регресс. Причины этого коренились в рабовладельческой форме хозяйства, достигшей в эпоху Римской империи своего наивысшего развития. Массы рабов, поставлявшихся римским рабовладельцам из завоеванных провинций, парализовали всякие стимулы к техническим изобретениям и усовершенствованиям. Дешевый труд рабов был основным фактором, препятствовавшим развитию производительных сил и вызывавшим застой и загнивание римского общества. А когда внутренние междоусобицы и нашествия варварских племен привели к распаду Римской империи, на ее развалинах возникли полудикие государства, которым не было никакого дела ни до науки, ни до техники. Лишь Византия в какой-то мере оставалась хранительницей научных традиций античности, но в силу ряда специфических условий она могла только сохранять эти традиции, не перерабатывая их творчески и не развивая.