«Новых политиков» отличало стремление урвать себе все и немедленно, не считаясь ни с чем. Они открыто издевались над теми сенаторами, которые осмеливались напомнить им о чести и достоинстве предков, о добрых нравах и доблести, о том, что стремиться к обогащению недостойно сенатора. Представители этого меньшинства смеялись над консерватизмом ревнителей старины. Они даже отказывались носить тогу. Сенатор Цецина, например, принимал магистратов одетый, как варвар. А один из лидеров меньшинства Марцелл бросил в лицо старому сенатору: «Я хорошо знаю, в какое время мы живем и какое государство создали наши отцы и деды. Древностью можно восхищаться, но сообразовываться приходится с нынешними обстоятельствами».
«Мы оставляем себе лишь наслаждение». С укреплением империи от воли императора все больше зависели не только низы, но и верхи общества. Сенат из органа совещательного превращался в орган неприкрытого соглашательства и лести. Потомки римской знати все чаще отказывались от государственной службы, предпочитая ей радости досуга. Окруженные толпами рабов и клиентов, они утопали в роскоши. И эта роскошь легла на римлян «свирепей войн», как заметил сатирик Ювенал.
Строгий Плиний Старший заметил: «Мы ходим чужими ногами, видим чужими глазами, приветствуем встречных, пользуясь чужой памятью. Естественное потеряло цену, а жизнь – содержание. Мы оставляем себе лишь наслаждение». Богатое и праздное существование приводило к полной утрате ответственности и к всеобщему падению нравов. В сатирах поэтов Ювенала и Марциала была запечатлена целая галерея пороков людей, принадлежавших к разным слоям римского общества, но одинаково развращенных условиями жизни императорского Рима и рабством.
Успех и богатство становятся ценностями, которые, по существу, вытеснили ценности старой римской морали. В жизни аристократии и особенно «новых богачей» все было рассчитано напоказ, на то, чтобы удивить, ошеломить, вызвать зависть. Роскошный быт публично демонстрировали. Пиры превращались в почти повседневный элемент жизни. Даже такое яство, как паштет из соловьиных язычков, уже перестало удивлять богатых римлян, возлежавших на пиршественных ложах в великолепных дворцах.
Богатство и высокие должности далеко не всегда доставались по наследству или добывались честным путем. По меткому замечанию одного из императоров, «деньги стали истинным богом римлян». В погоне за ними все средства были хороши – и грабеж, и обман, и предательство. В Риме насчитывалось множество ростовщиков. Появилась и особая категория наемных ораторовябедников, несомненно талантливых, а иногда и блестящих людей, сделавших аморальность и продажность главными принципами своего существования. Они доносили на аристократов и богатых людей соответствующим службам, цинично наживались на демагогическом красноречии, обмане сограждан и их несчастьях. Поэт Ювенал «наставлял» своих сограждан:
Хочешь кем-то прослыть? Так осмелься на то, что достойно
Малых Гиар[15] и тюрьмы: восхваляется честность, но зябнет;
Лишь преступленьем себе наживают сады да палаты,
Яства и старый прибор серебра, и кубок с козлами.
Оппозиция и Флавии. В борьбе с наглым и безнравственным меньшинством в сенате сформировалась стоическая оппозиция, призывавшая вернуться к «нравам предков», традиционным римским государственным, религиозным и общественным ценностям. Открыто выступившая против принцепса еще во времена Нерона, она была активной и при Флавиях, призывала императора к ответственности перед Мировым законом – Логосом. Вообще Флавиям «везло» на философскую оппозицию: и Веспасиан, и его сыновья подверглись резким нападкам со стороны философов-киников, которые в те времена были противниками монархии и особенно тирании.
В 71 г. философы-киники, а также не в меру расплодившиеся астрологи были изгнаны Веспасианом из Рима, куда смогли вернуться только после его смерти. Однако и Домициан не пожелал терпеть оскорбления киников и их нравственные наставления. После 89 г. были развернуты процессы по обвинению в «оскорблении величества». Философы – стоики и киники – были снова осуждены и изгнаны из Рима. Философия не в первый и не в последний раз обвинялась в «ухудшении нравов» и беспорядках в государстве.
Противовесом сенату был созданный при императоре совет. Римские традиции предписывали не принимать решения единолично, касались ли они частной жизни или вопросов государственного управления. Не случайно выдающийся римский архитектор Витрувий настаивал на том, что в хорошо устроенном доме обязательно должна быть комната «для совета с друзьями». Такое преимущество коллективных решений в сознании римлян определялось силой общинных начал, сформировавшихся на заре римской истории и сохранившихся до последних веков существования империи. В совет принцепса входили люди, которым он доверял, а также некоторые официальные лица (например, префект Рима, главные администраторы провинций), что позволяло монарху усилить оперативность и деловую эффективность управления территориями. Чтобы работа совета не затягивалась слишком долго, его участники должны были в это время стоять. Поэтому императорский совет назывался «консисторий», т. е. «совместное стояние».
К концу правления Флавиев с политической арены сходят представители многих знатных родов, задававших тон при возникновении принципата. Из известных по именам членов императорского совета от Флавиев к Антонинам переходят только четыре человека. Реальная власть все больше сосредоточивалась в руках военачальников и глав провинциальных администраций.
Строители империи. При Флавиях Римская империя набирает мощь. Это отразилось и во вкусах и в повседневной жизни римлян. В них обнаруживается тяга к тому, что превосходит обычную человеческую меру и выходит за рамки, предписанные природой. Пиры аристократов уподобляются пышным театральным представлениям. В пище главным становится искусство приготовления ее так, чтобы нельзя было узнать натуральный вкус продуктов. Мясо должно было иметь вкус рыбы, рыба – вкус овощей, а овощи не должны были походить ни на что.
Огромные размеры приобретают архитектурные сооружения. При Веспасиане был восстановлен Капитолий, а форум этого императора с воздвигнутым в центре храмом богини Мира поражал своей пышностью воображение современников.
Грандиознейшее сооружение античного мира являл собой амфитеатр Флавиев, сооруженный на том месте в Риме, где некогда Нерон повелел выкопать огромный пруд. Этот амфитеатр получил название Колоссеум (Колизей) – то ли из-за своих колоссальных размеров, то ли потому, что рядом с ним некогда возвышался колосс Нерона. Амфитеатр вмещал в себя более 50 000 зрителей.
О масштабности Колизея – этого уникального круглого в плане сооружения – можно судить не только по его размерам, но и по истории разрушения. Уничтожением Колизея сами римляне занимались более тысячи лет, вовсе не преследуя цели стереть его с лица земли, а просто используя строительные материалы, из которых был сложен амфитеатр, для возведения других построек. Ряд дворцов Рима эпохи Возрождения и барокко облицован мраморными плитами, сорванными со стен Колизея. Пышная красота зданий более поздних времен нередко создавалась из того, что сохранилось от римлян. Колизей и сегодня продолжает стоять в центре Рима, на столько впечатляя своим величием, что невольно вспоминается древнее пророчество:
До тех пор, пока стоит Колизей, стоит и Рим,
Когда падет Колизей, падет и Рим,
Когда падет Рим, падет и мир.
Веспасиан умер, не дожив несколько месяцев до завершения работ по возведению Колизея. Его старший сын Тит закончил постройку в 80 г. и отпраздновал открытие амфитеатра грандиозными гладиаторскими играми и травлей зверей, длившимися сто дней!
Инженерный расчет обеспечивал прекрасный обзор арены с любого яруса и места. Сиденья для зрителей были мраморными, кроме верхнего яруса, предназначенного для женщин: там имелись деревянные скамьи. С помощью особых механизмов на арену поднимались декорации, люди и животные, до представления находившиеся в нижних подземных помещениях.
Раскопки показали, что рядом с Колизеем стояли гладиаторские казармы, склады для оружия, бани, миниатюрный амфитеатр для тренировок гладиаторов. Колизей был настоящим «комбинатом смерти». В один день на его арену выпускалось до 11 000 зверей и 5000 гладиаторов!
Победители гладиаторских боев пользовались огромной популярностью: их прославляли поэты, их любви добивались знатные дамы и городские девчонки, их изображали на кубках, блюдах, лампах, перстнях.
Было бы проще всего сказать, что зрелища эти устраивались преимущественно для того, чтобы ублажить вечно недовольную и не занятую трудом римскую чернь, постоянно требующую «хлеба и зрелищ». Но это только одна из причин. Гладиаторские бои и разного рода общественные игры призваны были удовлетворять неодолимую жажду сильных общественных эмоций, глубинного неистовства, социального и асоциального одновременно, присущего римлянам, как и многим другим древним народам. Более того, они способствовали возникновению общих переживаний, социальных чувств, служивших более глубокому осознанию принадлежности людей к одной общности. Зрелища были неотъемлемой частью римской цивилизации, сплачивавшей ее и выражавшей ее фундаментальные основы в столь предельно откровенной, даже кровожадной форме – в вечной борьбе и самоутверждении через победу, через власть над побежденными, в конечном итоге – через господство над жизнью и смертью.
Слово с кафедры. С падением римской Республики приходит в упадок политическое красноречие, доведенное в речах Цицерона против Катилины и «Филиппиках» до совершенства. С роспуском комиций и превращением курии в площадку для состязания в славословии тиранам оно было обречено на исчезновение. Жесткие рамки были определены и судебному красноречию, также поставленному под контроль императорской власти. Оставалось единственное место, которое в какой-то мере заменило ростры, – школьная кафедра. В эпоху Юлиев-Клавдиев ее занимал Сенека Старший, отец философа, а при Флавиях – Квинт