Весной 331 г. до н. э. по древней караванной дороге через Палестину и Сирию Александр двинулся в Месопотамию. Дарий III к этому времени сумел собрать огромную армию, усиленную слонами и боевыми серпоносными колесницами, согдийской и скифской конницей. Местом схватки стала обширная равнина близ Гавгамел, где могли маневрировать крупные воинские контингенты.
Видя, что удача и на сей раз от него отвернулась, Дарий вместе со своими приближенными и гвардией обратился в бегство. Победителям открыл ворота Вавилон, давно уже изнемогавший под чужеземным игом. Горожане ожидали Александра на стенах, не имеющих себе равных по высоте и толщине. Путь был устлан цветами. Поставленные через несколько шагов алтари наполняли воздух благовониями. Это был одуряющий запах Азии, от которого кружилась голова. Вавилон пал ниц перед Александром в надежде на будущую благосклонность и не прогадал. Александр вступил в храм и, склонившись перед верховным владыкой Мардуком, повелел восстановить храмы, разрушенные во времена Ксеркса, и обещал после завершения похода вернуться в Вавилон и сделать его столицей мира.
Но пока его манили города Персии, оставленные Дарием на произвол судьбы. Александр отдал их своим воинам на разграбление, проявляя редкую щедрость за счет побежденных. Персеполь, превосходивший все города мира великолепием, по свидетельствам древних историков, превзошел их и своими бедствиями. Персепольцы, так же как вавилоняне, поднимались на стены вместе с женами и детьми, но для того, чтобы броситься с них. Те, кто этого не сделал, вскоре проклинали себя за трусость. Грабители и убийцы врывались в дома и, забрав все ценное, заливали их кровью. Порой на улицах города завязывались схватки между победителями: при виде наиболее ценных вещей разгорались глаза, и жадные руки тянулись к добыче. Греческая гетера Таис из жажды зрелища бросила клич: предать огню царский дворец. Александр же был настолько пьян, что, не соображая, какой наносит себе урон, первым швырнул факел в центр великолепного города.
Пламя над Персеполем древние апологеты Александра пытались объяснить местью за разрушение Ксерксом Афин, забывая, что Афины едва избежали участи Персеполя, а Фивы ее предвосхитили. В нравственном отношении Аристотель ничего не смог дать Александру: это был настоящий варвар, жаждущий власти и наслаждений любой ценой.
В то время, когда пламя пожирало столицу Персии, Дарий находился в столице Мидии Экбатанах. У него не было ни войска, ни воли к сопротивлению. Оставалась одна надежда, что Александра прикончат его же близкие друзья. Но и ей не дано было сбыться. Пока еще бог зла Агри Майнью охранял свое порождение от кинжала и яда, и Дарию пришлось покинуть Экбатаны. Александр же решил потешить себя царской охотой. Еще в Финикии он, по обычаю восточных царей, пошел с мечом на льва. Здесь, на востоке Персидской державы, его дичью стал сам царь, «выводок» которого он захватил в битве при Иссе. Дарий надеялся уйти в глухомань, затеряться в лесах и горах Персии, и ему бы это удалось, не имей он спутников. Один за одним перебегали они в лагерь Александра и наводили охотника на царский след. И все же заполучить Дария в качестве пленника Александру не удалось: он нагнал лишь труп царя и поклялся покарать подлых его убийц.
Сцена благородного негодования над трупом, со вздыманием рук к всевидящему Гелиосу, была не первой в его практике. Ведь еще в Македонии сын Олимпиады таким же образом негодовал над трупом своего родного отца, угрожая отомстить его убийцам и мифической длинной царской руке, тянувшейся аж от самого Персеполя. Но повторение приема перед одними и теми же зрителями не украсило царственного актера, и, будь он повнимательнее, он мог разглядеть даже в глазах некоторых друзей негодование, готовое вспыхнуть от первой искры.
Но и на этот раз Судьба, каким бы именем ее ни называть, защитила Александра. Соратники в большинстве своем радовались удачной охоте, надеясь, что теперь прекратится бессмысленная погоня за призраком и Александр вернется в Вавилон, как обещал. Ведь не будет же он преследовать тех, кто сделал его законным наследником царя царей. Но Александр, действия которого были непредсказуемыми, занялся новой охотой – на этот раз за убийцами Дария. Он направился в Бактрию, где обосновался стоявший во главе убийц Бесс, чтобы организовать там сопротивление захватчикам.
Заговор Филоты. Двигаясь на Восток по караванным путям и тропам нынешнего восточного Ирана и Афганистана, Александр вел себя как настоящий восточный деспот. Он окружил себя персидскими вельможами, осыпая щедротами прежде всего тех, кто сохранил верность Дарию до конца его дней, нарядился в просторные персидские одежды, собрал для себя гарем из трехсот юных красавиц и потребовал унизительного для греков приветствия по восточному церемониалу; отныне он уже не давал македонянам и грекам грабить своих подданных и чинить над ними насилия. Перед теми, кто знал сына Филиппа с детства или начинал с ним поход на Восток, предстал совсем новый Александр – человек с неподвижным взглядом, холодный, как снега, по которым приходилось идти, не желающий выслушивать чьи-либо советы. Поэтому, когда он распорядился отпустить на родину часть греков и македонян, щедро наградив их за службу, в войске решили, что, добившись с ними победы, Александр более в них не нуждается и рассчитывает заменить вчерашними врагами.
Признаки отчужденности стали столь очевидны, что их нельзя было не заметить. Александр повелел вскрывать письма воинов на родину, чтобы узнать, что они думают о нем. Но, разумеется, никто не доверил папирусу тайну готовившегося заговора. Ее выболтал один из заговорщиков своему другу, а тот попросил вхожего в царский шатер Филоту, сына Пармениона, донести о имеющемся слухе царю. Филота же стоял во главе заговора, и, естественно, Александр не узнал о заговоре, но поведение Филоты стало внушать подозрение, и он был схвачен и передан палачу. Пытки развязали Филоте язык: он не только выдал своих сообщников, но и раскрыл историю заговора, уходившую корнями в Египет, где Александр провозгласил себя богом. По македонскому обычаю, осужденных забросали камнями. Понес наказание за дела сына и не участвовавший в заговоре старец Парменион: к нему были отправлены убийцы, вернувшиеся с головой самого уважаемого в войске человека, которому Александр был многим обязан.
Завоевание Средней Азии. Вся эта трагедия разыгралась на пути в Среднюю Азию, куда переместился Бесс. И так же, как раньше Александр узнавал о Дарии от его приближенных, так и теперь ему помогали настигнуть Бесса его же люди. Двое знатных персидских вельмож, Спитамен и Датаферн, выдали Бесса, надеясь, что это остановит вторжение чужеземцев в Среднюю Азию. Бесс с уже отрезанными носом и ушами был передан родственникам Дария на мучительную казнь, а Александр, распаленный жаждой новых подвигов, продолжал путь по Согдиане, к ее столице великому городу Мараканде.
В нескольких днях пути от столицы Согдианы войско оказалось близ небольшого городка на берегу реки Окса (Аму-Дарьи). Выбежавшие навстречу жители приветствовали Александра на греческом языке. Царь царей поинтересовался, откуда им известен этот язык, и узнал, что перед ним потомки одного из милетских родов, который был выслан из города еще при царе Ксерксе за осквернение греческой святыни. И тогда царь окружил городок и истребил всех его жителей за кощунство их предков, взяв на себя роль судьи и палача над теми, кто никогда не бывал в Милете. Кажется, это понадобилось Александру лишь для того, чтобы устрашить обитателей огромной и хорошо укрепленной Мараканды: если так жестоко расправляется Александр со своими же соотечественниками, каким он будет с ними? Мараканда пала, похоже, без боя, но восстали семь других городов.
В ходе их осады полегли не менее 100 000 восставших. Согдиана была залита кровью. И именно в это время вступил в борьбу Спитамен, в свое время выдавший Александру Бесса. Спитамену удалось сплотить сильное войско и привлечь на свою сторону саков, среднеазиатских скифов-кочевников. Земля буквально горела под ногами у македонян.
В нескольких местах были уничтожены македонские гарнизоны. Спитамен захватил даже Мараканду (кроме крепости, где оставались македоняне). И только после того как Александр, прекратив наступление к реке Яксарт (Сыр-Дарья), вернулся к столице Согдианы, Спитамен укрылся в пустыне, откуда совершал набеги, пока не был разбит и не бежал к массагетам. В страхе перед вторжением чужеземцев массагеты убили Спитамена и отослали в македонский лагерь его голову.
Новые заговоры в войске. Между тем недовольство македонянами и греками, казалось бы усмиренное жестокой расправой над Филотой и его сторонниками, вновь дало о себе знать. На одном из пиров, когда Александр, одурманенный лестью, стал порицать своего отца за то, что тот лишил его чести победителя в битве при Херонее, не выдержал даже Клит – ближайший из царских друзей. Клит был братом кормилицы Александра и, к тому же, спас его во время битвы при Гранике. Поэтому он без обиняков сказал царю то, что о нем думали все. Во время ссоры Александр убил Клита, чего потом не мог себе простить, ибо Клит был его истинным другом.
Вскоре раскрылся заговор знатных македонянских юношей, которые собирались ворваться в шатер к Александру и прирезать его. Идейным вдохновителем заговора был объявлен племянник Аристотеля Каллисфен, которому Александр поручил писать историю своих побед. Видимо, прямого отношения к заговору Каллисфен не имел, но неоднократно осуждал поведение царя. Александра не остановило то, что ученый приходился родственником его учителю, которому он клялся в любви и преданности, – Каллисфен был казнен.
Индийский поход. После завоевания Средней Азии Александр не имел серьезных политических и военных оснований для дальнейшего движения на Восток. Трудно было рассчитывать на то, что ему удастся включить Индию и тем более Китай в состав своей державы. Угроза же потерять войско и жизнь была вполне реальной. Об Индии знали очень мало. О Китае не знали ничего. Оставались своего рода инерция наступления и стремление побывать в стране чудес и дойти до края света.