Ни Энио[338], ни Аид вступить, ни Аресовы кони.
Но ежегодно тебе воздают десятину начатков
Грады, и хоры свои посылают купно народы
280 Все, что к восходу живут, иль к закату, или обитель
В крае полдневном снискали себе, и те, что привыкли
Жить за Бореем в песках, долговечнейший род человеков[339]
Да, они-то и шлют солому тебе и колосья
В освященных снопах; от них пеласги в Додоне
285 Первыми дар принимают, из дальнего посланный края[340], —
Слуги глаголющей меди, что спят на земле обнаженной;
После отходят снопы к Священному Граду и к горным
Высям Малийской земли; оттоле же странствуют морем[341]
К милому долу абантов, к Лелантию, — но от Евбеи[342]
290 Уж недалече им плыть, затем что ты ждешь по соседству.
Первыми эти удары от русых тебе аримаспов[343]
Упис, и дева Локсо доставили, и Гекаерга,
Дщери Борея, и отроков с ними толпа непорочных,
Юности избранный цвет; но в отчизну они не вернулись,
295 Лучший удел получив и стяжав вековечную славу.
Даже доныне невесты на Делосе, клич Гименея
Ухом трепетным вняв, несут в приношение девам
Кудри девичьи свои, меж тем как юноши, срезав
Первой начатки брады, их жертвуют отрокам чистым.
300 Ты фимиамом всегда, Астерия, дышишь, окрест же
Словно бы хоровод ведут острова круговидный.
О, тебя-то вовеки без кликов, без плясок не узрит
Геспер кудрявый, взойдя, ты всегда оглашаема звоном.
Юноши в лад припевают напеву ликийского старца[344],
305 Тот напев, что от Ксанфа[345] принес Олен боговещий,
Между тем как плясуньи стопами прах ударяют.
В оное время венками разубран бывает и старый,
Чтимый кумир, что древле Тесей поставил Киприде,
Купно с отрочьим сонмом свой путь направляя от Крита;
310 Ибо, спасши себя от ужасного рыка, от злого
Пасифаина чада, от хитрой стези Лабиринта[346],
Пляской они круговой под звоны кифары почтили
Твой алтарь, госпожа; а Тесей начальствовал хором[347].
С той-то поры обычай велит посылать Кекропидам[348]
315 К Фебу священный корабль, о Тесеевом плаванье помня.
Много ты слышишь молитв, Астерия! Кто же проедет
Мимо тебя, стороною спеша с кораблем быстроходным,
Из торговых людей? О нет, какие бы ветры
Ни подгоняли корабль, и какая б нужда ни теснила,
325 Спустят парус сперва моряки и не тронутся с места,
Прежде чем вокруг алтаря не покружатся в пляске
Под ударами розог и ствол не укусят маслины,
Руки держа за спиной. Измыслила ж эти обряды
Местная нимфа, забаву творя Аполлону-дитяти.
330 Радуйся много, очаг островов, святыня морская,
Радуйся ты, Аполлон, и с тобою сестра Аполлона!
V НА ОМОВЕНИЕ ПАЛЛАДЫ[349]
Сколько ни есть вас, прислужниц Палладиных, все выходите,
В путь выходите: пора! Ярое ржанье коней
Я заслышал уже, и к дороге богиня готова:
О белокурые, в путь, дщери Пеласговы[350], в путь!
5 Рук могучих еще никогда не омыла Афина
Прежде, чем грязь соскрести с конских усталых боков,
Даже и в день, как, доспехи неся, залитые кровью,
С брани вернулась она, буйство гигантов смирив[351];
Нет, поначалу она поспешила коней истомленных,
10 Отрешив от узды, в водах глубоких омыть
Океана, и пыль удаляя, и пот, и от пастей,
Грызших в пылу удила, ярую пену стереть.
Ныне, ахеянки, в путь; но с собой не берите ни мира,
Ни алавастров[352] (уже слышу, как спицы скрипят!),
15 Ни алавастров, ни мира с собой не несите Палладе:
Ведь умащений таких Дева не терпит вовек.
Зеркала тоже не надо: ее красота неизменна.
Даже и в день, как судил пастырь фригийский[353] богинь,
Не заглянула ни в медь Афина, ни в ясные воды
20 Симоиса, чья гладь облик являет любой[354].
Так же и Гера: одна лишь Киприда не раз поглядела
В зеркало, дважды сменив хитросплетенье волос.
Дважды Паллада меж тем шестьдесят уж поприщ промчалась,
Как у Евротовых струй[355] бег свой свершает чета
25 Звездных лаконских мужей[356]; затем умастилась искусно,
Взявши елей, что рожден собственным древом ее[357].
Девушки, как раскраснелась она от бега! Как роза
Рдеет в саду на заре или граната зерно.
Так и теперь ей несите елей, что мужам подобает:
30 Им ведь и Кастор себя, им и Геракл умащал.
Гребень златой не забудьте, дабы она расчесала
Локон, пригладив волну ясно светящих кудрей.
Выйди, Афина! Смотри, каково твое ополченье —
Чистые девушки все, кровь же Арестора[358] в них.
35 Вот, Афина, несут и оный щит Диомедов,
Как тому научил в давние дни аргивян
Их наставник Евмед[359], тебе любезный служитель;
Ибо, приметив, что смерть тайно готовит ему
Племя его, он бежал, прихватив с собою в дорогу
40 Твой кумир, и ушел в Крейских горах обитать,
В Крейских горах[360] обитать; тебя же, богиня, поставил
В тех ущельях, что мы днесь Паллатиды зовем.
Выйди, Афина в шлеме златом, губящая грады,
Ты, чей дух веселят звоны щитов и копыт.
45 По воду, жены, сегодня страшитесь ходить; аргивяне,
Пейте сегодня от струй кладезных, не из реки.
Нынче, рабыни, несите сосуды свои к Фисадии[361]
Иль к Амимоне[362], другой дщери Даная-царя —
Ибо, влагу свою со златом смешав и цветами,
50 Инах роскошно ее с гор, веселяся, несет
На омовенье Афине; а ты берегись, пеласгиец,
Как бы нечаянно ты не увидал Госпожу.
Кто ее узрит нагой, Градодержицу нашу Палладу,
Аргоса нашего впредь уж не увидит вовек.[363]
55 Так счастливо же в путь, Госпожа! А я им покуда
Слово скажу; не мое слово, но старых людей.
Дети, в некое время Афина фиванскую нимфу
Дивно любила, ее всем остальным предпочтя[364]
(Ту, что Тиресию матерь), и с нею была неразлучна.
60 Так, направляла ли путь к древней Феспийской земле
Или, ища Коронеи, ища Галиарта, стремила
Бег упряжки свой чрез Беотийский предел
(Да, ища Коронеи, где ей благовонная роща
Посвящена и алтарь у Куралийской волны)[365], —
65 Часто богиня ее с собою брала в колесницу;
Ни хороводы, ни смех, ни ликования нимф
Не услаждали Палладу, коль пляски вела не Харикло.
Все же и ей довелось горькие слезы узнать,
Ей, что была для Афины меж всех любезной подругой.
70 Ибо однажды они, скрепы одежд разрешив,
Вместе купались в прозрачнотекущих водах, в Геликоне
Конском[366]; полуденный час горы сковал тишиной.
Вместе купались они; полуденной это порою
Было, и тишина всюду царила в горах.
75 Только Тиресий один[367] (едва борода пробивалась
На ланитах младых) там же со сворой бродил.
Жажда томила его, и пришел он к струям несказанным,
Бедный; и то, что нельзя, против желанья узрел.
Гневная тотчас к нему слова обратила Афина:
80 «Что за демон тебя, очи свои навсегда
Ныне теряющий сын Эверав[368], привел не на радость?»
Только сказала — и мрак юноше очи покрыл.
Не было речи в устах у него: оковала колена
Мука, и в страхе коснел оцепеневший язык.
85 Нимфа же вопль подняла: «Увы, ты ль отрока губишь,
О Госпожа? Такова ль ваша, богиня, приязнь?
Очи сыновние ты отняла. Злаполучнейший отрок,
Ибо Афинино ты лоно узрел и сосцы,
Солнца же больше не узришь вовек. Увы мне, злосчастной!
90 О Геликон, ты моей ныне запретен стопе!
Многое ты за немногое взял, меняла жестокий, —
Нескольких ланей отдав, отрочьи отняв глаза!»
И, руками схватив обеими бедного сына,
Матерь вопль подняла, словно лесной соловей
95 Жалобой звонкой залившись. Над ней умилилась богиня,
И Афины уста слово такое реклн:
«О, жена, отрекись поскорей от речи, внушенной