Гневом, затем, что в беде должно винить не меня.
О, нисколько, поверь, похищать не сладко Афине
100 Отроков очи, но так Кронов глаголет закон:
Кто одного из бессмертных, самим божеством не избранный,
Узрит, великую тот пеню уплатит за грех.
О жена, что свершилось, того воротить невозможно:
Верно, такую уж нить выпряла Мойра, когда
105 Этот мальчик рождался на свет. Неси же с терпеньем,
Чадо Эвера, беду, ту, что тебе суждена.
Сколько жертв принести пожелает в свой час Кадмеида[369],
Сколько, увы, Аристей[370], если бы только могли
Вымолить этой ценой они хоть слепцом Актеона[371]!
110 Ведь Артемидиных он спутником будет охот,
Но ни охоты, ни травли, ни стрелы, что вместе с богиней
Станет метать он в горах, все не помогут ему,
Стоит ему увидать не по воле свсей омовенье
Дивной богини; свои псы господина пожрут,
115 Яростный пир у чинив; а кости сыновние матерь
Будет сбирать, обходя заросли скорбной стопой.
Верно, счастливой тебя она назовет и блаженной,
Ибо тебе хоть слепцом горы вернули дитя.
О подруга, печаль отложи; его же немало
120 Ждет прекрасных даров в память о дружбе мсей.
Я пророком его сотворю, досточтитым в потомках,
И без сравненья других он превысит собой.
Птиц различит он неложно, какая на благо, какая
Попусту иль не к добру в кебе явила себя.
125 Много он возвестит божественных слов беотийцам,
Кадму[372] откроет вещун и Лабдакидам судьбу.
Дам я и посох ему, шаги направляющий верно,
И долголетний ему жизни отмерю предел[373].
Он и по смерти один в Аиде пребудет разумен,
130 Властным почивших царем Агесилаем[374] почтен».
Слово скончав, кивнула она. Коль Паллада кивнула —
Сделано дело; одной меж дочерей даровал
Зевс Афине вершить дела отцовскою властью.
Жены, явила не мать нашу богиню на свет,
135 Но Зевеса глава; глава же Зевеса неправде
Не покивает вовек; так и Зевесова дщерь.
Подлинно, едет Афина сюда! О девы , воспряньте,
Ежели Аргос вам свят; должно богиню встречать
Благоуставною речью, молитвою и возглашеньем.
140 Радуйся, Дева, и нам град Инахийский блюди.
Радуйся много, от нас ли коней или к нам направляешь,
И сохрани навсегда целым данайцев удел!
VI. К ДЕМЕТРЕ[375]
Вот и кошницу несут! О жены, примолвите звонко:
«Радуйся, матерь Деметра, обильная кормом и хлебом!»
Вот и кошницу несут! С земли взирайте на тайну[376],
Кто посвящению чужд; не смейте подглядывать с кровель,
5 Ни жена, и ни дева, ни та, что власы распустила,
Все мы покуда должны голодную сплевывать влагу.
Геспер сквозь дымку сверкнул — когда же ты выйдешь, о Геспер[377]?
Это ведь ты убедил испить Деметру впервые
В оное время, как Деву она безуспешно искала.
10 Ах, Владычица наша, и как тебя ноги носили
В странствиях к черным мужам и к плодам Гесперидина сада[378]?
Сколько же маялась ты, не омывшись, не пивши, не евши!
Трижды ты перешла серебряный ток Ахелоя[379],
Каждую реку ты столько же раз пересечь потрудилась,
15 Трижды у струй Каллихора ты наземь садилась устало,
Солнцем палима, пылью покрыта, терзаема гладом[380]!
Нет, о нет! О том промолчим, как Део[381] горевала.
Лучше припомним, как градам она даровала законы,
Лучше припомним, как жатву она совершала впервые
20 Свято, и как подложила быкам иод ноги колосья
В те времена, как был Триптолем[382] в искусстве наставлен;
Лучше припомним, дабы научиться бежать преступлений
И своеволья, о том, как был Эрисихтон наказан.
В давнее время не Книда предел, но Дотий священный[383]
25 Племя пеласгов[384] еще населяло; они посвятили
Рощу богине густую — сквозь листья стреле не пробиться.
Там и сосна возрастала, и статные вязы, и груши,
Там и сладчайшие яблоки зрели; электра яснее
Там струилась вода из протоков. Не меньше ту рощу,
30 Чем Элевсин, иль Триоп, иль Энну, любила богиня[385].
Демон благой отошел между тем от Триопова рода.
И через то Эрисихтон был злым подвигнут советом:
Двадцать служителей он повел с собою, могучих,
Словно гиганты, способных хоть целый град ниспровергнуть,
35 Их секирами всех ополчил, ополчил топорами —
И предерзких толпа к Деметриной кинулась роще[386].
Был там тополь огромный, до неба росшее древо,
Тень в полуденный час для игры дарившее нимфам;
Первым принявши удар, печально оно восстенало.
40 Вот Деметра вняла, как тополь страждет священный,
И промолвила в гневе: «Кто дизные рубит деревья?»
Тотчас она уподобилась видом Никиппе[387], что жрицей
От народа была богине назначена, в руки
Взявши мак и повязки, ключами же препоясавшись.
45 Кроткие речи она обратила к негодному мужу:
«О дитя, что стволы, богам посвященные, рубишь,
О дитя, отступись! О дитя, ведь мил ты родившим!
Труд прекрати и слуг отошли, да не будешь постигнут
Гневом властной Деметры, чью ты бесчестишь святыню!»
50 Он же воззрился в ответ страшней, чем дикая львица
На зверобоя глядит, в горах его встретив Тмарийских[388],
Только родившая чад (говорят, страшны у них очи).
«Прочь! — он вскричал, — иль моим топором тебя поражу я!
Что до этих дерев, то они пойдут на укрытье
55 Для чертога, где радостный пир сотворю я с друзьями!»
Юноша кончил; была записана речь Немесидой[389].
Гневом вскипев, свое божество Деметра явила, —
Праха касались стопы, глава же касалась Олимпа.
Слуги, от страха мертвея, узрели богиню и тотчас
60 Прочь пустились бежать, в лесу топоры покидавши.
Их Госпожа отпустила, людей подневольных, не доброй
Волей пришедших сюда; но владыке молвила гневно:
«Так, хорошо, хорошо, о пес, о пес! О веселых
Ныне пекися пирах! Предстоит тебе трапез немало».
65 Так провещала она, Эрисихтону горе готовя;
В тот же миг он был обуян неистовым гладом,
Жгучим, ярости полным, и злой в нем недуг поселился.
О, злосчастный! Чем больше он ел, тем больше алкал он.
Двадцать слуг подносили еду, а вина — двенадцать.
70 Ибо гневом пылал Дионис с Деметрой согласно:
Что ненавидит Деметра, всегда Дионис ненавидит.
Срама такого стыдясь, своего родители сына
В гости не смели уже отпускать, отговорки слагая.
Как-то на игры Афины Итонской его Ормениды[390]
75 Призывали, но им ответила матерь отказом:
«Нет его дома сейчас; вчера в Краннон поспешил он,
Во сто быков ценой востребовать долг». Посетила
Их Поликсо, Акториона мать[391], на сыновнюю свадьбу
Звать вознамерясь Триопа, а с ним и Триопова сына.
80 Скорбь держа на душе, в слезах ей молвила матерь:
«Будет с тобою Триоп; Эрисихтон же, вепрем на склонах
Пинда ранен, лежит на одре уж девятые сутки».
Бедная, нежная матерь, какой ты лжи не сплетала!
Коль устрояется пир — так «нет Эрисихтона дома»;
85 Свадьбу справляет сосед — «Эрисихтон диском ушиблен»,
Или «упал с колесницы», иль «чистит отрийское стадо».
Дома меж тем запершись, целодневно, с утра и до ночи
Ел он и ел без конца, но вотще — свирепый желудок
Только ярился сильней; как будто в пучину морскую
90 Все погружались бесплодно, нимало не пользуя, яства.
Словно снег на Миманте иль воск в сиянии солнца,
Так он таял и таял сильней, пока не остались
Только жилы одни у страдальца, да кожа, да кости.
Горько плакала матерь, и сестры тяжко скорбели,
95 И сосцы, что вскормили его, и десять служанок.
Сам Триоп, седую главу поражая руками,
Громко воззвал к Посейдону, ему не внимавшему вовсе:
«О лжеродитель! Воззри на внука, если и вправду
Твой я сын от Канаки, Эоловой дщери[392]; мое же
100 Семя — этот злосчастный. Когда бы стрелой Аполлона
Был он сражен и его схоронил я своими руками!
Ныне же мерзостный голод в его очах поселился.
Или недуг отврати, иль его под свое попеченье
Сам прими и питай; мои же иссякли запасы.
105 Пусты конюшни мои, на дворе моем больше не вид