Крупнейшим эллинским поселением в Колхиде являлась Диоскурия. Легенды связывают ее с мифическими героями Кастором и Полидевком (или Поллуксом) – братьями Диоскурами, ставшими эпонимными основателями города. Город возник в раннюю эпоху, когда ионийские мореходы открыли для себя Колхиду, что нашло отражение в мифе о плавании корабля «Арго». Находки позднеархаического времени в Диоскурии единичны, но разведками в ее окрестностях засвидетельствовано до 10 туземных поселений VI–V вв. до н. э. По сообщению греческого географа Страбона, в городе и его округе собиралось от 70 до 300 различных народностей (XI. 2. 16), поскольку уже с раннего времени он вел обширную торговлю с соседними варварами. Это свидетельствует о сравнительно быстром превращении Диоскурии в важный центр ремесла и торговли, едва ли не единственный город в Колхиде, который к IV–III вв. до н. э. владел обширной хорой и на рубеже II–I вв. до н. э. выпускал монету со своим названием. Следовательно, Диоскурию можно отнести к типичным эллинским полисам, чего нельзя сказать о других греческих городах региона (в отношении Фасиса это можно лишь предполагать).
Начало формирования хоры Диоскурии можно датировать второй половиной VI в. до н. э. В отличие от Пичвнари и Фасиса в могильниках местного населения, которое обитало в окрестностях Диоскурии, с VIII–VI вв. до н. э. встречается немало погребений с оружием, а греческие импортные изделия появляются в могильниках туземного населения не ранее VI в. до н. э. Очевидно, расширение сельской округи полиса происходило немирным путем. Об этом свидетельствуют находка фрагмента греческого щита на некрополе Красномаяцкого городища близ Сухуми, а также обнаружение греческих шлемов на окрестных поселениях и в могильниках. Возможно, что Эшерское городище (в 10 км от Сухуми), возникшее в середине VI в. до н. э., в V – первой половине IV в. до н. э., когда его территория увеличилась, вошло в состав разраставшейся хоры Диоскурии. Укрепленные городища и пограничные укрепления на хоре позволяли полису удерживать в повиновении местное население. Существование полисной общины в Диоскурии и наличие хоры подтверждают и керамические клейма на амфорах с названием города. Их производство было налажено не только в городе, но и в сельской округе – в 15 км северо-западнее Сухуми между Эшери и Новым Афоном. Там находилась гончарная мастерская, продукция которой, в основном амфоры, использовалась для розлива вина из винограда, выращенного на сельской территории полиса. Часть амфор могла поступать на сельскую периферию из города.
На ближайших к Диоскурии холмах располагались колхские села, но в каких отношениях с греками находились их обитатели, не совсем ясно. Могильники этих поселений датируются V–II вв. до н. э., а находки монет, включая «колхидки», в некоторых из них как будто бы говорят о торгово-экономических связях. Развитие хоры Диоскурии началось не позднее V в. до н. э., и к IV–III вв. до н. э. она достигла наибольших размеров. Следовательно, с самого начала Диоскурия обустраивалась централизованно, при том, что полисные формы ее государственного устройства сложились к V–IV вв. до н. э. А местное население в ее окрестностях, особенно в деревнях, превратилось в подвластных полузависимых или зависимых земледельцев, вынужденных снабжать полисную общину продуктами своего труда. Оно не занималось торговлей, так как в нее были втянуты главным образом племена, жившие выше Диоскурии, ее непосредственные соседи. Этот город являлся их общим торговым центром, куда съезжались их представители для заключения торговых сделок.
Однако к III–II вв. до н. э. на некоторых некрополях, например, в районе Красномаяцкого городища, количество погребений уменьшилось в результате переселения части жителей хоры в полис в связи с урбанистическими процессами или частичным сокращением хоры и аграрного производства. После вхождения Колхиды в состав Понтийского царства в конце II в. до н. э. царь Митридат Евпатор разрешил Диоскурии чеканить монету, что закрепило полисный статус города. Но согласно понтийской внутренней политике создание полисов обусловливалось царской собственностью на землю и образованием царских земель при сохранении незначительного объема прежних полисных владений. Поэтому захирение городов в Колхиде и их упадок к концу II в. до н. э., а также сокращение полисной хоры Диоскурии могло быть прямым следствием введения царской земельной собственности. Это было вызвано тем, что при понтийском владычестве Колхида стала наследственным доменом царя Понта.
Еще один греческий город в регионе – Гиэнос – был основан не позднее середины VI в. до н. э. Первоначально колонисты там жили в полуземлянках, тем не менее на протяжении VI–V вв. до н. э. город переживал расцвет, а с начала IV в. до н. э. – упадок, очевидно, в связи с развитием Диоскурии и ростом ее хоры. Так что вряд ли Гиэнос сформировался в классический эллинский полис.
Основание милетянами колоний в Восточном Причерноморье имело свою специфику. Здесь было всего два крупных города – Фасис и Диоскурия, которые развились в полисы, при этом последняя, по всей видимости, опережала Фасис по своему значению, поскольку получила обширную подвластную территорию. Остальные города напоминали синопские колонии в Южном и Юго-Восточном Причерноморье, которые не всегда имели полисный статус, а являлись поселениями городского типа, подвластными более крупным городам. Возможно, что небольшие греческие города на востоке Причерноморья также находились в некоторой зависимости от синопейцев, и это не способствовало развитию полисных отношений. После ослабления синопского влияния в регионе многие из них попросту попали в зависимость от более крупных полисов, в частности, Диоскурии.
В ионийской колонизационной практике в Причерноморье были как свои особенности, так и общие закономерности. Заселение берегов Понта Эвксинского в ряде случаев проходило стихийно путем создания поселков полуаграрного ойкосного типа. В таких поселениях, особенно в Западном и Северо-Западном Причерноморье, полисные отношения формировались ближе к концу VI – началу V в. до н. э., как только наметились условия для развития городского хозяйства и усилился приток новых переселенцев. Но это происходило при отсутствии оседлого населения или при относительно мирном внедрении греков-переселенцев в местную варварскую среду, где были традиции земледельческого хозяйства (колхи, геты, фракийцы, мариандины). В процессе становления полисных отношений местное население как бы притягивалось к городу, оседая в его ближайшей округе, а затем вообще переселялось в полис, как только там создавались полисные гражданские институты. Так происходило в Нижнем Побужье, Нижнем Поднестровье, Нижнем Подунавье, нечто подобное имело место во Фракии и Колхиде, отчасти в Пафлагонии.
Но в тех случаях, когда колония выводилась централизованно, как правило, существовала необходимость подчинения местного населения, так как территория находилась под контролем местных царей или племенных вождей. В этом случае апойкии сравнительно быстро превращались в полисы и городские центры. Так было в Гераклее, Каллатисе, Пантикапее, Диоскурии, Херсонесе Таврическом. Быстро став полисами, они приступали к активному освоению хоры, подчиняли более мелкие греческие выселки, требовавшие защиты от варварских нападений, как это было на Боспоре, или покровительства более крупного полиса, как происходило в Южном Причерноморье, Колхиде, Северо-Западном Крыму и во Фракии. На Киммерийском Боспоре города, которые вступили в добрососедские отношения с местными племенами (Пантикапей, Нимфей, Фанагория, Синдик), не испытали серьезных потрясений, вызванных нападением кочевников-скифов, и быстро набирали влияние как полисные центры. А поселения, которые подверглись разорению варварами в середине VI в. до н. э. (Мирмекий, Тиритака, Кепы, Гермонасса, Патрей), ослабели, процессы развития полисных отношений в них замедлились, и вскоре некоторые из них были вынуждены попасть в зависимость от Пантикапея. Последний получил таким образом благоприятные условия для развития своей хоры и полисных отношений, в том числе за счет более мелких и слабых соседей. Так на рубеже VI–V вв. до н. э. стали складываться предпосылки для превращения Пантикапея в ведущий полис Северного Причерноморья – метрополию городов Боспора.
При основании Синопы ситуация была сложнее: фессалийские колонисты отвоевали у каппадокийцев полуостров Инжебурун, на котором расположена Синопа, а затем уступили место милетской апойкии Хаброна, основанной как традиционный для милетян поселок полуаграрного типа, совершенно беззащитный перед варварскими нападениями. И только после его разгрома киммерийцами и прибытия новых апойков ок. 632 г. до н. э. сложились условия для формирования в Синопе полисной структуры и масштабной хоры. Такая же участь постигла Амис, где милетяне, не успев прочно закрепиться и создать полисную организацию, были вынуждены уступить соседним каппадокийцам. И лишь с прибытием переселенцев из Фокеи эта колония начала развиваться сначала в город, а затем в полис со своей хорой. В Гераклее и Каллатисе милетяне вообще оказались вытесненными дорийскими колонистами, и только после этого там сложились предпосылки для развития полисов.
1. Анохин В. А. История Боспора Киммерийского. Киев, 1999.
2. Блаватская Т. В. Западно-понтийские города в VII–I вв. до н. э. М., 1952.
3. Блаватский В. Д. Архаический Боспор // МИА. 1954. Вып. 33. С. 7–44.
4. Блаватский В. Д. Пантикапей. М., 1964.
5. Бруяко И. В. Северо-Западное Причерноморье в VII–V вв. до н. э. Начало колонизации Нижнего Поднестровья // Античный мир и археология. 1993. № 3. С. 60–78.
6. Васильев А. Н. К вопросу о времени образования Боспорского государства // Этюды по античной истории и культуре Северного Причерноморья. СПб., 1992. С. 111–128.
7. Виноградов Ю. А. К проблеме полисов в районе Боспора Киммерийского // Античный мир и а