Члены гражданско-храмовой общины пользовались определенными привилегиями. Наличие одной из них засвидетельствовано существованием особой нотариальной системы. В Вавилонии селевкидского времени существовало две нотариальные системы. Памятниками одной из них являются частные клинописные контракты, второй – глиняные буллы, которыми скреплялись не дошедшие до нас контракты, написанные на пергаменте или папирусе. Важнейшей особенностью первой системы было то, что она функционировала вне контроля царской администрации. Сделки, заключаемые таким образом, не облагались царскими сборами. Эта нотариальная система охватывала только членов гражданскохрамовой общины. Она сохранялась искусственно в этой общине потому, что члены общины были заинтересованы в ее существовании. Клинописная нотариально-правовая система была одной из отличительных черт общины, выделявших ее из остальной массы населения, и одной из ее привилегий.
Земли, расположенные вокруг города, назывались «pehatu (область) такого-то города». Они делились на три категории: 1) общинный (храмовый) фонд земель, обрабатывавшихся посредством выдачи в аренду и т. п.; 2) земли, выданные из этого фонда в бессрочное пользование на определенных условиях; вероятно, это эмфитевсис, однако в ряде пунктов он весьма сходен с частным владением; 3) земли, находившиеся в частном владении или собственности граждан.
Помимо членов общины, в самом городе и на землях, ему принадлежавших, жило население, не входившее в общину. Оно состояло из неполноправных свободных, рабов и полузависимых земледельцев. Права и привилегии, которые предоставлялись вавилонским городам, распространялись лишь на членов общины и ни в коей мере не на производителей материальных благ, эксплуатировавшихся ею.
В целом же Г. X. Саркисян таким образом определяет природу вавилонской гражданско-храмовой общины: это был один из типов рабовладельческих коллективов, другой разновидностью которого являлся эллинистический полис. С полисом его роднила не только общая для обоих типов городов аграрная система экономики, не только сходство в социальной структуре, но и роль его в эллинистическом государстве и характер взаимоотношений с эллинистическими царями.
Этот вывод Г. X. Саркисяна был принят рядом исследователей (А. Г. Периханян, И. Д. Амусин, И. Ш. Шифман). Однако есть серьезные основания сомневаться в справедливости подобного вывода. Отметим прежде всего, что черты сходства, устанавливаемые между полисом и гражданско-храмовыми общинами, касаются отнюдь не самых специфических черт того или другого социального организма (наличие самоуправления, деление населения на полноправное и неполноправное, наличие двух основных категорий земли: частной и общинной). Подобные общие черты могут наблюдаться в чрезвычайно большом числе различных общинных структур.
Необходимо обратить внимание не только на черты сходства, но и на черты различия, что, как правило, не было объектом исследования. Отметим прежде всего, что вавилонская гражданско-храмовая община имела более открытый характер, чем эллинистический полис. Материалы из Дура-Европоса и Суз показывают, что до середины I в. н. э. (т. е. несколько веков спустя после гибели власти Селевкидов в этих областях) эти полисы сохраняли замкнутый, чисто эллинский характер своих гражданских коллективов. В Уруке же, который дает наиболее полную картину жизни вавилонской гражданско-храмовой общины, мы видим весьма широкое проникновение эллинов в состав ее коллектива. Кажется, что достаточным основанием для вхождения в ее состав было приобретение земельной (или иной) собственности, ранее принадлежавшей члену этого коллектива. Мы оставляем в стороне вопрос о характере организации греческого населения. Но если принять вывод А. Эймара относительно существования в Уруке греческой политевмы, то вполне естественно будет считать, что грек мог одновременно быть и членом этой политевмы, и членом урукской гражданско-храмовой общины. Возникает вопрос, почему же греки были заинтересованы во вхождении в состав этого коллектива. По всей видимости, это объясняется следующим образом: с точки зрения отношений собственности, вавилонская гражданско-храмовая община находилась в более привилегированном положении, чем типичный эллинистический полис. Г. X. Саркисян указывает, что центральное правительство было вынуждено признать право собственности общины на ее землю. Вероятно, этот вывод верен, и в таком случае приходится признать, что в этом отношении положение вавилонских городских общин было более выгодным, чем положение эллинистических полисов. Если у последних право собственности было условным, сопряженным с военными обязательствами перед центральной властью, то у вавилонских общин оно было безусловным. Именно этим и может объясняться желание эллинов войти в состав данных коллективов (как мы это видим на примере Урука), ибо с точки зрения отношений собственности земельные участки на их территории обладали более привилегированным статусом.
Можно полагать, что подобная ситуация восходит к самому началу формирования Селевкидского государства. Как известно, согласно договору, заключенному в Трипарадизе (321 г. до н. э.), Селевк получил в управление Вавилонию. Весной 315 г. до н. э. он был изгнан из своей сатрапии Антигоном и нашел убежище у Птолемея в Египте. Только в 312 г. до н. э. Селевк смог восстановить власть в своей прежней сатрапии. Чрезвычайно характерны те обстоятельства, при которых Селевку удалось это предприятие. Во время активных действий коалиции против Антигона в более западных районах Селевк получает от Птолемея небольшой отряд воинов, по Аппиану (Syr. 54) – 1000 пехотинцев и 300 всадников, по Диодору (XX. 90. 1) – 800 пехотинцев и 200 конных воинов, и с этой крайне ограниченной воинской силой овладевает Вавилонией. Древние авторы, описывавшие эти события, единодушны в том, что эта акция Селевка оказалась успешной благодаря поддержке, которую ему оказывало население Вавилонии. Об этом прямо пишет Аппиан (Syr. 54). «И со столь незначительным отрядом Селевк захватил Вавилонию, так как население радостно принимало его». Более подробны сведения Диодора. Так, сообщается (Diod. XIX. 90. 1) о надеждах Селевка на обратное завоевание, опиравшихся на «согласие», существовавшее ранее между ним и вавилонянами. Еще более подробно описывается вступление Селевка в Вавилонию (Ibid. XIX. 91. 1–5). Говорится, что большинство населения Вавилонии встречало его и переходило на его сторону и помогало ему. Причина этого заключалась в том, что в течение четырех лет своего управления сатрапией он продемонстрировал свою благожелательность и доброе отношение к населению Вавилонии. Все эти свидетельства источников можно интерпретировать в соответствии с основным выводом Г. X. Саркисяна – поддержка Селевка со стороны вавилонян объяснялась тем, что он признавал уже сложившиеся ранее отношения – автономию и право собственности на землю вавилонских гражданско-храмовых общин[26]. По всей видимости, эти мероприятия Селевка были известным отступлением от официальной доктрины Селевкидов, рассматривающей все территории своего царства как «завоеванные копьем».
Таким образом, можно думать, что с точки зрения отношений собственности вавилонская гражданско-храмовая община находилась в более привилегированном положении, чем обычный эллинистический полис, ибо она обладала более полным правом собственности на свою землю.
Однако ограничиваться этим утверждением – значит видеть только одну сторону проблемы. Другая сторона – это место той и иной общины в общей структуре государства. Как уже отмечалось выше, Селевкидское царство возникло в результате завоевания, и именно этим фактом определялась политическая структура государства.
Для того чтобы понять, как соотносилась политическая структура государства с социальной, необходимо, как нам кажется, сопоставить положение трех социальных групп: члена вавилонской гражданско-храмовой общины, гражданина нового эллинистического полиса и македонянина (например, служившего в армии Селевкидов)[27]. С правовой точки зрения положение первого наиболее предпочтительно, ибо община этого типа обладает полной собственностью на свои земли, а внутри нее существуют гарантии частной собственности члена коллектива. Земли эллинистического полиса уже менее гарантированы, ибо над городом в качестве верховного собственника стоит царь. Наконец, на царских землях, предоставляемых македонянам за службу, в принципе не может быть никакой собственности, кроме царской, а македоняне получают землю в условное владение. Но с точки зрения политической организации общества македонянин стоит на первом месте, эллин – на втором, а вавилонянин – только на третьем. Почти одни македоняне занимают высшие посты в государственном аппарате, ядро армии составляют македонские отряды, в случае отставки крупных администраторов и военачальников компенсация достигает весьма значительных размеров. Достаточно высокое место занимают в структуре государства и греки. Греки также встречаются на весьма высоких постах в армии и в административном аппарате, греческие отряды входят в состав армии. Можно отметить и следующее обстоятельство: в момент отставки представители царской администрации по царскому указу включаются в состав граждан полисов, как об этом свидетельствуют источники. Совсем иное положение граждан вавилонских гражданско-храмовых общин. Они совершенно не включены в политическую структуру государства завоевателей. Мы не знаем вавилонян – функционеров государственного аппарата, вавилоняне не представлены в армии – главной опоре государства. Имеется очень характерный пример – руководитель урукской общины Аннубалит получает греческое имя Никарх по указу царя Антиоха II, что, безусловно, с нашей точки зрения, свидетельствует о том, что для вавилонянина принятие греческого имени было символом политического возвышения. При всей привилегированности положения вавилонской общины путь «наверх» для ее членов лежал не в рамках его родной общины, а помимо нее – посредством эллинизации, посредством слияния с господствующим этносом.